…Тоннель снова заворачивал. Сколько он уже прошёл: километр, два, три, больше? Юра глянул на часы. 02.23. Отец вряд ли его хватился. Юра готов биться об заклад, что отец вообще ни разу не прервал свой храп!

Вдалеке забрезжил свет. Это воодушевило. Мальчик прибавил шагу.

До лампочки оставалось шагов тридцать, когда Юра краем глаза заметил смоляную черноту справа и, отшатнувшись, направил туда пляшущий луч фонаря. Тонкий сноп света выхватил каменную кладку проёма. Юра, уняв дрожь, подошёл ближе и посветил вглубь. Круто вниз вели булыжные ступени, покрытые бурым мхом. Без тени сомнения, но с опаской Юра ступил на лестницу… и чуть удержался на скользком мху. Боязнь упасть не остановила юного туриста подземной столицы, хотя, спроси его сейчас, он бы не ответил, зачем ему понадобилось спускаться. Чтобы чем-то себя занять, Юра стал считать ступени.

Булыжник шестьдесят седьмой ступени давно просился вниз вслед за булыжниками шестьдесят восьмой, шестьдесят девятой и семидесятой ступеней. Луч фонарика с трудом рассеивал непроницаемый мрак подземного спуска, и Юра осторожно ступил на ненадежный камень.

А тот того и ждал.

Мальчик «поплыл» по сырому грунту на коварном камне, как серфингист по воде, цепляясь свободной рукой за глинобитную стену. Его вестибулярный аппарат работал неплохо, и Юра мог бы какое-то время удержаться на булыжнике, если бы не семьдесят первая ступень. Мшистый камень вылетел из-под ног, Юра ударился копчиком, и боль эффектом пружины подтолкнула тело вперёд. Юра «нырнул» в ступенчато-непроглядную пропасть. Фонарик вылетел из рук и, разбившись, потух. Юркино сознание успело зафиксировать этот факт, прежде чем взять пример с фонарика.

Стол (или что-то связанное с ним) отпустил смотрителя, когда стрелки часов показали четыре утра. От долгого и практически неподвижного сидения тело ныло, шею свело судорогой, пальцы едва слушались, ноги затекли, а копчик пылал на обе ягодицы. Перечитывать нет сил. Но, складывая листки в пачку, Виктор Ильич успел заметить помарку в последнем абзаце. На фоне аккуратно выведенных букв и строчек первая буква слова «копчиком» смотрелась неказисто-острой и заваленной налево. Он заставил себя прочитать последний абзац. Копчик, почему именно копчик? Не вывихнутая рука, ни сломанная нога, ни раскроенный череп, а именно копчик? И он бы не обратил внимания, если бы не помарка… Задумавшись, Виктор Ильич потёр ушибленный копчик. Есть ли тут связь? Виктор Ильич закрыл глаза и на ощупь сбил листы в стопку, думать решительно не получалось. Необходимо хоть чуть-чуть поспать и прийти в себя.

Звонок механического (громкого, как взрыв гранаты) будильника разбил хрупкий сон. Состояние – что спал, что не спал. Один осколок сна, самый последний, засел в чугунной голове смотрителя: серебристый волк, мчащийся по золотым облакам и оседланный Маленьким принцем в искрящемся одеянии. Волшебный сон, длиться бы ему ещё часов пять, и Виктор Ильич чувствовал бы себя отдохнувшим и бодрым.

Музей продолжал принимать и провожать посетителей. Виктор Ильич некоторое время сидел в комнате пульта видеонаблюдения, тупо пялясь в монитор и потягивая крепкий кофе. Запись его ночного бдения за столом в кабинете-студии снова представляла собой многочасовой «белый шум». Охранник расценил это как сбой в программе, позвонил специалистам, установившим оборудование, и с чувством выполненного долга продолжил пить кофе. Вглядываясь в мелькающую рябь на мониторе, Виктор Ильич сомневался, что специалист по видеонаблюдению чем-то поможет. Так же как вряд ли поможет дрянной кофе, когда сильно хочется спать. Виктор Ильич отставил кружку с недопитым напитком и вышел в зал. Принял группу школьников, заменив заболтавшегося экскурсовода. Потом прогулялся по городу, усилием воли заставив себя не дойти до «Подлодки».

Мысленно он то и дело возвращался к столу, к этой массивной дорогущей рухляди, которую он так и не рассмотрел. Виктор Ильич захотел узнать хоть что-то о нём. В чём его уникальность? Что с ним не так? Он намерился отковырять маленькую щепку от стола и отнести в столярную мастерскую. Смогут спецы определить хотя бы род дерева? Смотритель давно заметил, что «древний» стол не покрыт лаком и необработан морилкой, грунтовкой, воском… или чем там обрабатывают древесину? Стол просто идеально отполирован и засален от долгой службы. Отковырять щепку с внутренней стороны, там, где кощунство не обнаружится, казалось несложно.

Вернувшись в музей, он принял ключи от охраны и закрыл музей.

Наспех поужинав, поднялся в кабинет-студию.

Юра не имел представления как долго он пролежал без сознания. «Касио» не показывали даже восьмёрки. Однажды, когда он случайно уронил их на асфальт, часы показывали четыре восьмёрки. Сейчас – ничего. Он осторожно, боясь порезаться, провёл пальцем по циферблату, но тот был цел. Юра переключился на себя: тело изнывает от ушибов и ссадин, но вроде не переломано. Он пошарил вокруг себя, ища фонарик. И память быстро подсказала, что тот разбился где-то на лестнице. Глубоко ли он упал? Судя по пульсирующей боли – в бездонную пропасть.

Потом пришло понимание, что смотрит на себя во все глаза… и не видит.

– Мамочка, я ослеп! – Юра стал отчаянно тереть глаза и хлестать себя по лицу, выбивая искры, но мнимые искры не прибавляли света. Сердце паровым молотом долбилось о рёбра, паника незримым жгутом стягивала голову, волосы, как наэлектризованные, шевелились на макушке. Юра вспомнил телепередачу о привидениях, когда медиум на спиритическом сеансе вызывал умерших духов, а потом сказал, что один из них стоит за спиной. Ведущий спросил, как он определил, медиум ответил, что некоторые волосы на макушке тянутся в ту сторону. У медиума – некоторые, у Юры – весь чуб тянулся в разные стороны! Он в ужасе вскочил на ноги, забыв о боли в теле, оглядываясь и ничего не видя. Воображение нарисовало целый калейдоскоп монстров из всех фантастических фильмов, которые он смотрел. Они злы и голодны, и они выжидают, упиваясь страхом ребёнка, чтобы потом дружно растерзать. Обложенный со всех сторон, Юра бросился наутёк от когтистых лап и зубастых пастей, то и дело ударяясь плечами о стены узкого лаза. Руки чувствовали холод камня, в ногти забивалась склизкая плесень и почва, нависшая многотонная порода давила на психику, грозя раздавить и похоронить незадачливого молодого туриста. Подземелье не терпит малодушия. Но что взять с несмышлёныша?

– Стой! – услышал Юра сиплый голос, и словно врос в землю. Сильное головокружение заставило прислониться к холодной стене. Мальчик прислушался. Если не учитывать собственное «паровозное» дыхание и «стук колёс» сердца, тишина стояла оглушительная. Такой эталонной тишины Юра не добивался, даже когда затыкал уши пальцами, чтобы сосредоточиться в классе во время сочинения: чьё-нибудь хихиканье или громкое слово соседа непременно прорывалось в уши.

Ноги гудели, как высоковольтные провода. Юра знал, с чем сравнить, он не раз слышал, как гудят и трещат высоковольтные провода, когда они с отцом выходили на опушку леса во время грибного похода. Но он боялся сесть, отдохнуть. Чей-то голос остановил его, и Юра не до конца уверен, что это голос здравого смысла. Может быть, то голос привидения, предупреждающего об опасности? Только зачем ему предупреждать, а не губить? Юра по-прежнему не видел ни зги. Но, по крайней мере, паника ослабила хватку, дав мальчику перевести дух и собраться с мыслями.

А мысли громоздились одна на другую, и только единственная оказалась толковой. Юра вспомнил про складной нож в форме пистолета с оптическим прицелом, он не вытаскивал его из рюкзака, значит, там тот и должен быть. Конечно, от самого ножа в борьбе с подземными монстрами толку нет, а вот от неонового фонарика (бутафорского оптического прицела) – ещё какой! Юра не желал верить, что глаза не увидят неоновый лучик, отмахнувшись от мысли «а вдруг не зажжётся», он неописуемо долго рылся в рюкзаке. Наконец, рука сжала знакомый предмет. Юра вытащил нож, бросив рюкзак под ноги, и крутанул головку крохотного фонарика.