– Я довезу, – вызвалась Надежда Олеговна.

– Конечно, довези, – поддержал муж.

– Думаю, вам лучше остаться вдвоём. – Виктор Ильич не любил провожаний. – А мне нужно всё спокойно обдумать.

…Когда самолёт набрал высоту, Виктора Ильича потянуло в сон.

Он зашёл в кабинет-студию. За столом сидел человек. Смотритель не сразу признал знакомца. Что-то неуловимое отличало этого человека от Саши Клинова. Погибший писатель повернулся к посетителю, и Виктор Ильич на долю мгновения увидел землисто-мертвенный профиль, прежде чем знакомое лицо обрело привычный глазу оттенок.

– Ты пишешь мой последний роман, – сказали губы Кошмарного Принца. – Закончи его хорошо. Закончи, и я найду покой. Его легко писать, если не противиться и не любопытствовать понапрасну. Закончи роман. Закончи…

Волосы Кошмарного Принца вспыхнули, и тело в секунду оплавилось свечой.

– Закончи! – прогремел напутственным набатом замогильный голос, разбив остатки хрупкого сна.

Виктор Ильич встрепенулся, напугав рядом сидящую пассажирку.

– Извините, кошмар приснился, – сказал он.

– Ничего страшного. Бывает, – принуждённо улыбнулась пассажирка и отвернулась к иллюминатору.

Самолёт начал снижение.

Идти было легко. По тому, как ступала нога, Юра догадывался, что узкое подземелье плавно уходит вниз. Спина часто кукожилась от мурашек, будто чей-то испытывающий взгляд то и дело скользил по маленькой фигурке ребёнка, но Юра не оборачивался. Если кто-то (хозяин сиплого голоса) и идёт за ним, то, конечно, скрывшись в темноте в недосягаемости чахлого лучика. Воображение громоздило сочленение всех известных мальчику монстров в единое аморфное существо, не имеющее константного облика.

И воображение гнало Юру вперёд.

Он ведь слышал сиплый голос? Он ведь слышал голос, а голос не может существовать без голосовых связок и рта так же, как связки и рот не могут обойтись без туловища!

Чем глубже уводил неведомо кем сооружённый спуск, тем сырее становилась почва под ногами. Была ли подземная тропинка делом рук человеческих – не ясно, но Юра заметил, что она сужается. Если тропинка приведёт в тупик, сможет ли он вернуться назад? Егора не волновало, найдет он выход или нет: шёл-то, практически никуда не сворачивая, зато беспокоило неведомое чудище, преследующее по пятам.

Негаданно стены и потолок узкого лаза перестали давить на мальчика массой недр, они попросту исчезли! Юра, приготовившийся упереться в тупик, обмер. Стены пещеры терялись во тьме. Батарейка игрушечного фонарика садилась и с трудом пробивала мрак до полуметра. Непонятно было: то ли стены расширились на небольшое расстояние, то ли на многие километры. Юра посветил наверх, но лучик не выхватил потолок. С опаской мальчик двинулся вперед… и грохнулся вниз по каменной насыпи, кувыркаясь, на дно пещеры. Нож-фонарик вылетел из руки. Юра во что-то врезался, и падение резко прекратилось. Воздух выбило из лёгких, Юра закашлялся. Сколькими подзатыльниками одарил его отец, когда Юра «считал ворон» и, не глядя под ноги, падал на ровном месте! Видимо не зря подобным методом пытался вдолбить в сына внимательность. Если бы подзатыльники пошли впрок, то сейчас Юра, наверно, не набил бы новых шишек.

А ещё следовало взять второй нормальный фонарь на всякий пожарный случай! К Юре подкрадывался страх. Конечно, не тот панический ужас, когда он решил, что лишился зрения, но всё же…

– Мой фонарик! – Юра захныкал. – Мой фонарик!

Потерять последний лучик света казалось теперь страшнее потери зрения. Неизвестно что скрывающая пещера затаилась и словно изучала нежданного гостя. И он один против…

Против кого?

Против урода с сиплым голосом.

А вдруг у урода есть друзья, такие же, а может, более страшные уроды?

Если бы в темноте можно было разглядеть лицо мальчика, то каждый бы увидел «мутанта» с не замирающими на месте ни на секунду глазами глубоководной рыбы. Юра плакал. И как ему пришло в голову тащиться в подземелья!

Когда слёзы высохли, Юра решил найти нож. Он встал на коленки и полез на насыпь, ощупывая каждый сантиметр породы. Чуть выше что-то блеснуло, Юра вздрогнул. «Чей-то глаз», промелькнуло в сознании, но почему-то не напугало. Юра пригляделся. Ну конечно, фонарик! Мальчик в три прыжка подскочил к находке и сжал в руке. Фонарик еле светился. Юра покрутил головку и свет погас. Нет, нет, нет! Он крутанул ещё, ещё и ещё, но фонарик не реагировал. Юра щёлкнул по нему… и неоновый лучик лазером прорезал пространство. Мальчик нервно засмеялся и в страхе шлепнул себя по губам: нашёл место для веселья!

Юра продолжил поход. Сердце билось прямо под нижней челюстью, отдаваясь в ушах ритмичным тамтамом. Подземная галерея покрывала огромное пространство. Ничтожный лучик фонарика безуспешно и в хаотичном порядке пытался резать окутывающую мальчика темень. Попадающиеся под ноги куски породы громыхали в непроницаемом пространстве, создавая впечатление бесконечности пещеры. Он представить не мог, как будет выбираться отсюда, из потаённого лабиринта многочисленных колонн. Но забавнее всего то, что перспектива сгинуть под землей не пугала, мальчик больше боялся возвращения на поверхность, где скоро (может через сутки) его будет искать сбившийся с ног обозленный и яростный отец. Юра не мог представить, что отец поведёт себя иначе, что будет целовать руки сына и, плача, благодарить Бога за спасение чада. Подобная картинка не могла сложиться даже в воспалённом сознании мальчика.

Фонарик выхватывал из темноты узкие и широкие колонны, напоминающие песочные часы, что в медицинском кабинете их школы. И Юра благодарил то ли Бога, то ли себя, то ли фонарик, что тот предупреждал о появлении на пути очередных «часов», иначе бы он обязательно расквасил нос. Назад Юра не оборачивался. Сейчас под землей, где глазам почти не было работы, мозг воспроизводил в памяти все некогда слышанные и виденные по телику страшилки, вплоть до детских сказок. Оказывается, в определенных условиях даже безобидные и глупые сказки обретают право на существование. Юра шёл и силился вспомнить название сказки, где герой должен всегда идти вперёд, не оборачиваясь. Стоило обернуться – и погибель. Юра чувствовал себя тем героем, при этом героем себя не ощущая. Как же называлась та сказка?

Вернувшись в музей, Виктор Ильич, несмотря на усталость, сел за бузиновый стол. Разум воспринял это как необходимость, организм – как голодание. Посему выходило, что смотритель, не сел вновь за стол, а подсел на него, как наркоман. Хотя подобных параллелей Виктор Ильич не проводил. Ещё не проводил.

Он прочитал только что написанное. Подумал над заключительным вопросом и пришёл к выводу, что и вправду не помнит название сказки. Но задерживаться за столом не стал, сбил в стопку исписанные бумаги и вышел из кабинета-студии.

Лёг спать. Мысли продолжали виться в голове вокруг имени Кошмарного Принца, а усидчивый пересчёт нескончаемого числа овец привел лишь к тому, что ему надоело ворочаться в постели. Сон не шёл. Он перевернул подушку, подумал о том, чтобы её обнять, но отказался от этой мысли. Чтобы уснуть, подушка не поможет. Не в этот раз. Мысли переключились на воспоминания о поездке. Но, видимо, он так увяз в размышлениях о происходящем в музее, что, собственно, все воспоминания о Москве оказались связанными лишь с Надей… Надеждой Олеговной… Виктор Ильич представил, как она спит одна в пустой квартире. Может, не спит? Может, стоит позвонить? Не стоит. Плохая, чертовски плохая мысль!

«Ты умудрился отвлечься от мыслей о её сыне, думая о его матери? Отличный манёвр, ничего не скажешь!» – дамбой рухнула на бурлящий поток мыслей мысль последняя. Он словно услышал назидательный голос Володи.

Голова готова была взорваться. Виктор Ильич порывисто встал – надоело себя мучить – и в одних трусах поднялся наверх. В кабинете-студии снял с полки над столом последнюю изданную книгу Александра Клинова, раскрыл и уселся на диванчик. Было бы враньём, если бы он сказал, что никогда не читал мистику. Когда-то читал, даже запомнил. Про женщину, которая родила или должна была родить от дьявола. Вот только ни название, ни автора не вспомнит, тут не поможет даже кофе, убежавший из турки. Прежде чем остановить свой выбор на детективах, он перебрал много жанров, и мистика находилась где-то в самом конце, между любовными романами и мейнстримом. Он и в детективном-то жанре не всех авторов жаловал… Саша не обижался (Виктор Ильич хотел в это верить) и не заставлял читать свои работы (Виктор Ильич не смог бы дать должную оценку и нахваливать бы не смог), чтобы не было повода для пустых обид. Но сейчас прочитать Кошмарного Принца стало необходимостью. В его последних книгах зло торжествует. Но почему? Виктор Ильич хотел найти ответ и увлёкся романом. Удобно устроившись на диванчике, он не заметил, как провалился в долгожданный сон. Сон был навеян прочитанными главами, и концовка оказалась настолько смазанной, насколько не дочитан роман; яркой стала лишь последняя молниеносная сцена: кто-то вошёл в кабинет-студию, быстрой тенью приблизился к диванчику и тронул за плечо уснувшего с книгой смотрителя.