Но сейчас Калинич шел с высоко поднятой головой, гордый тем, что он совершил, уверенный в собственных силах и бесконечно благодарен Ане за ее поддержку и преданность. Вот такую бы ему жену, да еще и смолоду. Он несколько раз беседовал на эту тему с Аней, но она и слушать не желала о том, что он разведется с Лидой, и они создадут, наконец, нормальную семью, хоть и с явным опозданием. «Мне не нужно чужого счастья. Я не хочу ощущать себя преступницей перед твоей Лидой, перед твоими сыновьями, друзьями, сотрудниками и знакомыми. Да и моя дочь тоже не поняла бы и не одобрила такого поворота в моей жизни. Ведь она помнит, как я любила ее отца, так рано ушедшего в мир иной. Так что давай жить, как есть. Бог сам на верную тропу выведет», – неизменно говорила Аня в ответ на предложения Калинича.

Войдя в лабораторию, Калинич настежь распахнул окно. Не переставая думать о своих жизненных проблемах, он включил компьютер и открыл файл учета выполнения своего планового задания. Углубившись в работу, он забыл обо всем на свете и занялся «подбиванием бабок» – что и когда должно быть выполнено, что есть на сегодня и что нужно сделать в оставшееся время, чтобы успеть к сроку. Оказалось, что все не так уж безнадежно. Конечно, попотеть придется, но шанс имеется. Ничего, он и не из таких переделок выходил. Ведь постановка и проведение его эксперимента – это тот же запой, но только не разрушительный – водочный, а созидательный, творческий. Он постарается выйти из него и на этот раз. Если, конечно, подчиненные не подведут. Он знал по опыту, что в основном они все его поддержат, за исключением, быть может, одного. Но не беда – без одного цыгана ярмарка состоится.

Он всегда доброжелательно относился к людям, никогда не вредничал, не писал начальству кляуз на провинившихся, отпускал подчиненных, когда те отпрашивались с работы, и никогда не заставлял потом отрабатывать каждую минуту. Некоторые сначала садились ему на голову и пытались на нем ездить в свое удовольствие. Но после, когда Калинич, не оказывая давления, просил их поработать в выходные или по окончании рабочего дня, они все же соглашались. Поначалу некоторые пытались отбояриваться под разными предлогами, и Калинич, ни слова не говоря, молча принимался выполнять возложенную на них работу сам. В подобных случаях даже самым отъявленным нахалам становилось стыдно и перед окружающими, и перед Калиничем, и никто потом уже не мог отказать ему в трудную минуту. Леонид Палыч надеялся, что и на этот раз он не окажется брошенным в одиночестве на произвол судьбы. И, как потом оказалось, не ошибся.

В течение всего времени, пока Леонид Палыч был одержим постановкой эксперимента по телепортации, его основная работа, хоть и самотеком, но все же как-то двигалась вперед, а не стояла на месте. Подчиненные плодотворно трудились и существенно продвинулись в направлении, которое он им задал еще в самом начале года. Теперь нужно было состыковать все узлы, отладить систему в целом, и можно будет писать отчет. Калинич воспрянул духом.

Весь день он провел в общении с коллегами, обсуждая фронт предстоящих работ и намечая план на ближайшее будущее. Наконец, Калинич сел за компьютер, чтобы все оформить документально. Неожиданно он почувствовал, что кто-то тронул его за плечо. Обернувшись, Калинич увидел Чаплию, улыбающегося во весь рот. Обычно серьезный и официальный, в этот раз он казался «в доску своим парнем», исключительно коммуникабельным и добрым, как сказочная фея.

– Здравствуйте, Леонид Палыч. Работаем? – приветливо сказал он и протянул руку для приветствия.

Калинич, пожимая ее, попытался встать, но Чаплия заставил его снова сесть, легко прикоснувшись к плечу со словами:

– Сидите, Леонид Палыч, сидите ради Бога. Вы сейчас очень заняты?

– Здравствуйте, Сергей Михайлович, – вежливо ответил Калинич. – Как всегда – спешу завершить запланированное к окончанию этапа.

– Ну, это пока еще за шкуру не капает. Хоть и мало остается времени, но все же оно пока что есть. Вы можете прерваться, чтобы с полчасика побеседовать со мной с глазу на глаз? – добродушно спросил он.

– Конечно, – ответил Калинич и, проявляя немедленную готовность, положил руку на мышку, чтобы выключить компьютер.

– Да нет, не нужно такой скоропалительности. Закончите все, что Вы наметили, и заходите. Я буду ждать Вас у себя в кабинете ровно столько времени, сколько Вам нужно.

С этими словами Сергей Михайлович с подчеркнутым достоинством чинно выплыл из лаборатории. Леонид Палыч выключил компьютер и привел в порядок рабочее место. Тщательно вымыв руки, он подошел к зеркалу, поправил воротник рубахи и аккуратно причесался, насколько это возможно при его лысине. Взяв, как и положено при беседе с начальством, блокнот и ручку, он отворил дверь кабинета заведующего и вежливо спросил:

– Разрешите, Сергей Михалыч?

– Входите, Леонид Палыч. Я жду Вас. Садитесь, пожалуйста.

Калинич сел напротив и вопросительно посмотрел на Сергея Михайловича. Тот встал и, подойдя к двери, запер ее на защелку. Открыв дверцу офисного шкафа, он непринужденно спросил:

– Леонид Палыч, Вам чайку, кофейку или чего покрепче?

– Спасибо, Сергей Михалыч. Мне как-то ничего не хочется. Нельзя ли сразу к делу – я сегодня обещал прийти домой пораньше. Кое-что сделать нужно, – вежливо отказался он от угощения.

X

Калинич не имел ни малейшего желания устанавливать с Чаплией дружеских отношений даже на самое короткое время. Когда-то Сережа Чаплия был любимым учеником Леонида Палыча. Поражала его необыкновенная сообразительность при неукоснительной исполнительности и редком трудолюбии. Следуя указаниям своего руководителя, Сергей быстро написал и защитил кандидатскую диссертацию.

Сразу же после защиты он попросил самостоятельности – взялся за руководство серьезной работой по линии Минобороны. Сережа быстро соображал, умел разобраться в материале любого уровня сложности, мог талантливо спланировать работу и рационально распределить ее между исполнителями в соответствии с возможностями каждого из них, коротко и доходчиво разъяснить суть проблемы. Но Бог ему не дал одного – способности генерировать идеи. Поэтому он вынужден был все время консультироваться у Калинича, и Леонид Палыч охотно помогал своему ученику, щедро снабжая его множеством оригинальных идей.

Сережа впитывал их, как губка, поддерживая с Калиничем самые тесные отношения: никогда не забывал поздравлять его с Днем рождения, с Новым годом и с другими праздниками, дарил ему видеокассеты с новыми фильмами, диски с интересующим его программным обеспечением, привозил из командировок редкие вина и коньяки, всякий раз пытаясь отказаться от платы. Но Калинич был неумолим и рассчитывался копеечка в копеечку.

Вскоре Сережа представил в специализированный совет докторскую диссертацию по спецтеме и сокрушался, что режимные органы института не позволили ему пригласить на ее обсуждение и защиту Леонида Палыча. Леонид Палыч успокаивал своего преданного ученика, говорил, что режим есть режим – ведь он сам всю жизнь связан с подобными работами и все прекрасно понимает. Леонид Палыч искренне болел за диссертанта и первым поздравил его с успешной защитой, как только тот вышел из закрытого зала. Сережа был так взволнован, что, ко всеобщему удивлению, забыл пригласить Леонида Палыча на традиционный банкет. Леонид Палыч, однако, понимая его состояние, на Сережу не обиделся.

Но прошло немногим больше полугода, Сереже была присуждена степень доктора технических наук, и его поведение резко изменилось. Сережа перестал замечать Леонида Палыча, стал проходить мимо, не поздоровавшись, разговаривать нехотя, свысока. Однажды в дискуссии на семинаре он беспардонно оборвал Калинича на полуслове. В тот год Сережа впервые не поздравил Леонида Палыча с Днем рождения. Калинич нервничал, но в душе оправдывал Сережу тем, что он еще не успел отойти от хлопот по защите, непомерно много работает, да к тому же у него недавно родилась дочь.

Вскоре старенький заведующий отделом времени и частоты был вынужден уйти на пенсию. Никто не сомневался, что на его место назначат Калинича. Но кандидатуру Леонида Палыча бесцеремонно отбросили, как беспартийного, да к тому же не имеющего докторской степени. И заведующим сделали Чаплию. С тех пор отношения между учителем и учеником стали чисто официальными, служебными. Но Калинич по-прежнему продолжал раздавать идеи направо и налево.