Юлий Гарбузов

14 июня 1999 года, понедельник

Харьков, Украина

Эта история – наше семейное предание. Первой мне её поведала бабка Калина, двоюродная сестра моей бабушки со стороны матери. Калинино имя по паспорту было Анастасия, но с детства её в семье почему-то звали Калиной или коротко Калей. Отец Калины – известный в Харькове в начале века купец первой гильдии, Яков Иванович Фёдоров, был человеком очень набожным и предприимчивым. Каретная и кроватная мастерские, построенные им в конце девятнадцатого века, работают и по сей день, правда, в иных ипостасях.

Яков Иванович был инвалидом – без правой руки. Потому и получил на Ивановке, а потом и во всём Харькове, кличку «Дед Безрукий». Деда Безрукого знали в Харькове все – от ремесленника до генерал-губернатора. А в церкви Иоанна Богослова он считался первым прихожанином. На храм демонстративно жертвовал приличные суммы и по большим праздникам, и по малым, и по разным случаям, и просто так. Всего у Деда Безрукого было десять детей. Калина – самая старшая, а Дуняша – наименьшая. Любил отец всех своих детей, но по-своему, по-безруковски. Он считал, что девочек учить в школе ни к чему. Правда, десятилетнюю Дуняшу он не только в школу отдал, но и музыке учил на фортепиано.

Санька, средний и единственный сын, был его любимцем. Отец щедро оплачивал Cанькино обучение – сначала школьное и музыкальное, а затем и в Харьковском Императорском университете, чем очень гордился. Только учился Санька неважнецки. Прогуливал занятия, иногда выпивал с приятелями, а потом связался с атеистами-революционерами. Говорил отцу богохульные слова, называл его эксплуататором трудового народа, деспотом, вёл среди его рабочих разлагающую большевистскую пропаганду.

Деду Безрукому это, конечно, ой, как не нравилось! Но он терпел: молодо-зелено, не ведает, что творит. Но ничего, повзрослеет со временем, да и поумнеет. Всё равно от отца дела примет да поведёт с умом, отцовский капитал приумножит.

Два двухэтажных дома выстроил Яков Иванович на Ивановке, в одном из которых и жила вся Безруковская семья. Санькина спальня находилась на втором этаже. Там же располагались спальня Дуняши и большая зала, где стоял рояль работы германских мастеров. Здесь же стояла и семейная реликвия – старинное трюмо с огромным хрустальным зеркалом – почти от пола до потолка. Спальни родителей, Калины и других сестёр располагались на первом этаже. Некоторые сёстры были уже замужем и жили отдельно от родителей.

Случилось это в 1916 году, когда Саньке шёл двадцать первый год. Был тогда Великий пост, которого Санька, кстати, не признавал. И в одну из предпасхальных ночей его разбудили торжественные, эмоциональные аккорды фортепиано. Кто-то в зале громко, профессионально, мастерски играл на рояле бравурную маршевую мелодию. Это была явно не Дуняша, так как играть столь совершенно она ещё не могла при всём желании. Музыка мешала спать. С каждым аккордом сон всё дальше и дальше отлетал от Саньки и, в конце концов, окончательно развеялся. Закурив дорогую папиросу, Санька вышел из спальни и направился в залу с целью выяснить, кому это вздумалось развлекаться в такое позднее время. По пути он заглянул в Дуняшину спальню. Сестрёнка безмятежно спала, разметав по подушке золотистые кудри. Заинтригованный происходящим, Санька подошёл к двери залы и увидел, что сквозь щели оттуда льётся яркий электрический свет, а неведомый музыкант уверенно продолжает наигрывать будоражащую душу мелодию. Резко распахнув дверь, Санька остолбенел. Освещённый ярким сиянием электричества, за роялем сидел и вдохновенно играл рыцарь, облаченный во всё красное. Рядом на кресле лежали щит и тяжёлое копьё, тоже красного цвета, как и панцирь, и латы, и шлем. С хозяйской раскованностью Санька спросил:

– Послушайте, милейший! Что за маскарад? Кто Вы такой и как здесь оказались? Кто Вам позволил здесь музицировать посреди ночи?

Рыцарь прекратил играть и дерзко, чуть-чуть улыбаясь, уставился на Саньку. Пыхнув папиросой, Санька медленно двинулся к ночному гостю. Рыцарь встал и, не сделав ни единого лишнего движения, ловко подхватил копьё и щит.

– Объяснитесь, милейший! Это мой дом и мой рояль. Кто Вас сюда пригласил? Что Вам здесь нужно?

Гость не отвечал. У Саньки появилось ощущение, что именно он – этот Красный Рыцарь – является хозяином ситуации. Санька был не робкого десятка, но тут невольно ощутил робость, и на него стал медленно наползать непонятный мистический ужас.

Ценой невероятного усилия воли Саньке кое-как удалось взять себя в руки. Этого ещё не хватало – робеть перед каким-то наглецом! И Санька, было остановившись, снова двинулся в сторону рыцаря. А тот опустил забрало красного шлема и так же медленно и уверенно двинулся навстречу безоружному Саньке. Санька чувствовал, что гость улыбается, хотя лицо его было скрыто забралом, сквозь решётку которого только зловеще сверкали колючие глаза, и их сверхъестественный блеск заставил Саньку попятиться и сделать пару шагов назад.

Рыцарь на это отреагировал весьма своеобразно. Он тоже отступил на два шага назад, поднял забрало, положил на кресло копьё и щит и сел за рояль. Санька почему-то почувствовал, что если он отойдёт к двери, рыцарь снова ударит по клавишам.

«Да что за чертовщина! Чего это вдруг я должен его бояться? Этот ненормальный, видимо, ухажер одной из сестёр, и они решили меня разыграть, чтобы потом насмехаться в кругу друзей. Нет! Я никому не позволю над собой потешаться!» И он решительно двинулся на незнакомца. Тот снова встал и взял наизготовку щит и копьё. Санька спокойно остановился, энергично раскурил почти потухшую папиросу и, пользуясь тем, что рыцарь тоже замер, как изваяние, стал продумывать план действий. «Копьё у него тяжелое. Кажется, для конного боя. И держит он его подмышкой. Ударить им меня он, пожалуй, не сможет – это уж точно. Я буду медленно к нему приближаться, чтобы в случае чего отскочить в сторону. Если же мне удастся подойти так близко, что конец копья окажется за моей спиной, я ухвачусь за него, а потом пусть попробует со мной совладать. Я дома, чуть что – и за ружьём в спальню недалеко».

Решив, что всё продумано, Санька спокойно пошёл вперёд, а рыцарь – навстречу. Шаг – и остриё копья уже позади, за Санькиной спиной. Занести его для удара этот проклятый рыцарь уже не сможет.

Но рыцарь, который оказался настолько высокого роста, что Санька, тоже считавшийся высоким парнем, едва достигал его плеча, неожиданно резко повернулся влево, слегка приподняв копьё, так что древком угодил Саньке по щеке. Удар был так силён, что Санька мигом оказался на полу. Чтобы встать на ноги, он перевернулся на живот, приподнял голову и увидел своё отражение в трюмо, стоявшем в углу залы. Удар был почти нокаутирующим, но Санька чётко видел в зеркале действия рыцаря. Тот решительно подошёл к поверженному противнику и, наступив ногой ему на поясницу, прижал к ковру. Не имея возможности подняться, Санька видел, как рыцарь занёс над ним копьё и резко опустил его. Санька ощутил ужасную боль в шее, сопровождаемую хрустом вонзаемого наконечника, дико вскрикнул и потерял сознание.

Очнувшись, он увидел склонившихся над ним отца и старшую сестру Калину. Дуняша уже успела залить водой из графина дыру от папиросы, прогоревшую в ковре. Родные ничего не могли понять, откуда этот громадный кровоподтёк на Санькиной скуле, почему он лежит на полу мертвенно-бледный, почему не может ничего связно рассказать.

Отец тут же послал дочь Маришу за доктором, Дуняше велел принести из спальни подушку и одеяло, а Калина выбежала привязать трёх цепных псов, которых ночью для охраны дома спускали с цепи.

Пришёл заспанный доктор. Наклонившись над больным, дал ему что-то понюхать. Санька понемногу стал приходить в себя.

– Его поймали? Где он? – спросил Санька слабым хрипловатым голосом.