Кто-то из приезжих предложил проткнуть Бригадира насквозь и посмотреть - что будет, принесет ли это ему вреда. Если да, то это не он. Либо нет, и он - не он. Короче, тут по любому видно будет.

Бригадир сказал, что пусть тот, кто предлагает, попробует это сделать.

Приезжему, как могли, втолковали, что не может быть "тот" и он, Бригадир, одной рожей, поскольку бригадирская рожа безвылазно здесь сидит. И что этот Бригадир столько ушей таких приезжих, накоптил и сожрал, что сам не помнит… Приезжий поверил и сдулся, хотя и наврали ему - Бригадир-то прекрасно помнил, сколько чужих ушей съел, только не говорил никому. А краснорожий только тогда успокоился, когда позволили ему для общего душевного успокоения бросить в него, Бригадира, бронзовым образком. Попал же - зараза! - прямо в лоб, но Бригадир не дрогнул, хотя душевное разновесие было порушено.

И опять вспомнил нагадание той сучки (чтоб ей икалось каждый раз, когда на том свете ложку с горящем дегтем подносят!) - надо же удружила, удумала такое: "умрет, мол, бригадир ваш от своей похожести"! Если бы только ему, а то по всему городу разнесла. Иной выпьет и с ненормальных своих глаз начинает расспрашивать: "Встретил Бригадир свою похожесть или нет?" От таких вопросов очень потом кулак болит…

Стало сереть. Где-то громыхнуло. Натягивало со всех краев разом. Отдельных туч не было, шло сплошное серое месиво, вроде тумана, сначала сошлось краями, оставив город в центре, потом обложило поверху и стало опускаться. Грохотало перекатами - начиналось в одном углу, и словно огромная каменная дробилка проезжала по небу, теряя свои части, затем, все, что оставалось от нее, опадало в провал на другом конце…

– Ей-ей, сухая гроза идет! - в который раз повторил Хрычмастер.

– Натягивает! - тревожно смотрели во все стороны. - Вот приложит, так приложит! Жди похерени!

И накаркали.

Гроза, зародившаяся над озером Калошка, долгое время полыхавшая на небосводе и почти не двигавшаяся, набрав мощи с Верят и Язно, наконец, вошла в город напряглась, поднатужилась и, вдруг, разродилась из своего нутра мелкими злыми фантомами…

Ударило громко, мощно, так, что у иных душа задрожала на тонкой нити, но удержалась, попрыгала, потрепетала, снова зацепилась и с ужасом стала прислушиваться - пойдет ли досыл? добьет ли? Но не дождалась. Дальше уже не так бахало, пошли дробные перекаты. Кто-то забежал, принес слух, что промеж молний падают смешные шары, и расплавило металлический флагшток у смотрильни Смотрящего. Успели обсудить, что не хрен выпендриваться - хватило бы и деревянного шеста для флага. И тут стихло.

Бригадир успел подумать о красивом. Что молния - это дерево, которое проживает славную секундную жизнь. Что это какой-то веселый бог-урод, мутант средь своих, рассаживает свой необыкновенный сад. Что деревья-молнии только на мгновение мелькают в их мире, а потом переносятся в место, где им положено расти…

Но Веник-вышибала не дал додумать про умную красоту. Завозился у дверей, запыхтел, потом заработал своими пудовыми кулаками, и все увидели: пытается выбить пузырь, что лезет сквозь дыру. И всем стало понятно, что бесполезное это занятие. Потом, то что влезло, приняло форму, и увидели, что это Хрычмастер. И не один в этот момент с недоумением глянул в свою кружку и нюхнул - что в нее налито, не подсыпали ли грибной пудры для дурной крепкости?

В гробовой тишине Хрычмастер подошел к Хрычмастеру, взял у него с рук коптильный штырь, на который тот как раз насаживал уховерток, стряхнул их себе под ноги и этим самым штырем с одного мощного взмаха пригвоздил второго себя сквозь грудину к стене. Все только рты поразевали. Потом прошелся той же самой развалочкой, как ходят все хрычмастеры промеж столов, заглядывая хозяином в кружки - у всех ли налито? - у двери, остановился, глянул на Веника сурово, как умел только он. Веник не шевельнулся под взглядом, обмер, а служка подбежал, распахнул дверь. И началось…

…Бригадир себя уже не помнил. Запретил об этом думать. А перед глазами так и стояло: распахнулась дверь, а за дверьми, один на одном взгромоздясь, словно пузыри от мыльного раствора, оказались "эти" - непонятно что. Потом стали крупниться всасывать один себя. И взялись копировать всякого, иных даже обидно - вовсе не по ценности (Некоторые, считал Бригадир, не то что копии, лишнего упоминания о себе не стоят.) Потом взялась всякая копия свой оригинал убивать. И Бригадир себя увидел - свою похожесть.

Полгорода пробежал не понял как.

По всему городу лохмотья - пар от земли, а в этом пару возятся похожести. Народ в городе ко всему привыкший - даже к непривычному. Дерутся, впечатлениями обмениваются…

Драка - зрелище занимательное при условии, если сам не участвуешь, пожар тоже красив - если не твое горит. Но редко такое увидишь, чтобы дрались на фоне пожара. Тут даже не знаешь на что смотреть.

Сначала думали, что "эти" вовсе массы не имеют. Но как же гвоздят? А доносы один за одним идут - того сгвоздили, этого сквасили. Уже поняли, что каждый фантом первым делом своего двойника ищет, но как ухолодит, на этом не успокаивается, тризну не празднует, только, как бы, освобождается от забот и может теперь на любого другого бросаться, всякому "своему" помогать. От этих знаний, что молва по городу разносила, очень все рассердились. Сообразили, что об общем выживании речь идет.

Бригадир, от своей похожести бегая, чем-то вроде курьера получился. На бегу "тем" про "этих" расскажет, да "этим" про "тех" - непонятно кому уже. Только успевай уворачиваться, потому как, не различить.

Сначала порядком потерь несли, никак сообразить не могли - как их, гадов, брать? Чем? В ответ не ударишь, словно в пустое место получается, а "эти" бьют - знай уворачивайся. Но и у "этих" не всякий удар наполненный. Несколько пустых, которые тоже сквозь человека проходят без вреда, но как попадет наполненным - на тебе рана, причем именно такая же, как от того, нереального, что держит в руке. Вроде, думаешь, изображение, а тут этот изобразительный табурет, который пару раз сквозь тебя проходил, уже и не изобразительный на то самое дурное мгновение, когда тебе на голову опускается. Вот и лежишь на спине, в небо смотришь, не моргая, а тут над тобой твой двойник нагибается, и нож изобразительный достает, чтобы воткнуть. Очень неприятственно, если не откатился, потому как, тут делай не делай ногами всякие ножницы-подсечки - все в пустое. Только нож, в грудь входящий, не пустой.

Что палить в них бесполезно, сразу поняли. Кстати, интересно получалось, что копии тоже палить пытались - копировали. Но получалось странное. Из дула маленький круглый фантом вылетал и летел медленно - и ленивый уворачивался. Так и не поняли, что это было, потому как дураков, подставляться под летевшее из дула, не было.

И тут слух разнесся, что, когда удар в удар делаешь - одновременно, хоть и опасно, но получается, ранишь его ничуть не меньше, чем он тебя. Вроде как, чем-то заполняется, а потом опять пустой, даже не оболочка, а видимость ее, как вода, только не густая и не рыхлая, что-то иное. Словно студень - густой воздух в оболочке. Каждый на себе это почувствовал, по всякому соприкасался, иные хитрецы пытались тем спастись, что внутрь похожести забирались, но не слишком получалось, словно скользкие внутри, выдавливали, ощущения точно описать никто не брался. Потом много споров и драк по этому поводу было. А пока разбирались, что фантома не разорвешь, не вычерпаешь, хотя чего только в тот день не пробовали. И мешками ловить пробовали и на два ящика половинили… Кранты городу, если бы по-первости "эти" не были такие вялые, тыркали своим неправильным железом с задержкой, но потом заметили (иные к своему последнему ужасу), что учатся. И быстро учатся. Ой, как нехорошо! Слух прошел, что это посмертные тени атакуют, потом, что души и убивать их нельзя, потом еще много всякого наплели поверх. Но те, кто умнее, сообразили, что если душа душу отнимают и ничего взамен не дает, так какая разница? Приезжие на их головы. И этими вопросами тотчас заниматься перестали, а только выдумывали как бы гадов убрать туда, где им самое место.