А ведь это всё очень относительно! Могу подсказать нехитрый рецепт абсолютно незатратного процветания. Для этого надо всего лишь примириться со временн'ым сдвигом и определить для себя его оптимальную величину.

Не поняли? Да все же очень просто. Простейшая теория относительности применительно к потреблению.

Катушечный магнитофон в хорошем состоянии 10-15-летней давности (80-х годов, если угодно), немецкая или югославская пишущая машинка тех же времен, "вареные" джинсы. Всё это не так давно было "последним писком" и стоило очень больших денег. И всё это у вас сейчас есть! (Пускай с небольшим опозданием.) И практически даром. Почему же вы не счастливы?! Ведь вещи-то те же! Ах, мнение окружающих?.. Вот оно-то вам и нужно!

Да что там, любая, абсолютно любая вещь в свое время обязательно являлась предметом роскоши. Вопрос только в том, в какое время.

Даже обыкновенный молоток был бы для первобытного олигарха (который, наверное, потому и первобытный, что первым завел и наладил свой быт) тем же, чем для олигарха нынешнегоявляется, к примеру, энергосистема страны или островок на Канарах.

Вот и весь принцип. Надев обычнейшие сегодняшние кроссовки, вы спокойно можете ощутить себя первейшим русским парнем 80-х годов. Надев часы - средневековым императором. Сев в старенькую "Волгу" - лауреатом Госпремии 60-х годов. И всё это будет правдой! Только они в свое время за это "упирались" неимоверно, а вы то же самое спокойно и практически даром можете испытать сейчас.

Великая штука - время!

Да, вам еще аханье окружающих надобно. Ну тогда через тернии, интриги - вперед! Только имейте в виду, что через каких-нибудь пару десятилетий (возможно, еще при вашей жизни) каждый первоклашка будет ходить с сотовым телефоном и карманным компьютером. А бомжи - с пейджерами. Так что подумайте, стоит ли "рыть землю" только престижа ради?

Да ведь и престиж-то разный бывает. Тоже от времени зависит. Да нет, не времени года, от эпохи. Был когда-то у Семеныча приятель-сослуживец. Служил хорошо. Так потом всю его судьбу Семеныч смог уложить всего лишь в одно четверостишие:

Иваныч был парень не хилый,

Врагов он закона "мочил",

Потом ему дали медальку,

И с нею он в бозе почил.

Да... Между прочим, говорят, что Почетные Грамоты двадцати-сорокалетней давности лет этак через пятьдесят сойдут за какие-то там облигации. Интересно, правда или врут?..

Семеныч вышел на балкон и сделал легкую пробежку трусцой. (Балкон у него тоже был гавайский.) После пробежки он принял душ, облачился в белый махровый халат и поел немного фруктов. Он вдруг снова поймал себя на мысли, что ест фрукты с таким же ощущением, как баклажаны на колхозном поле или баланду в тюремной камере.

Кто-то сразу предположит, что вот, мол, заела Семеныча пресыщенность зажравшегося капиталиста. Да нет же, говорю я вам, не было у него никаких мук праздности, ни терзаний, приписываемых так называемым "акулам капитализма", ни кризиса никакого. Даже расстройства кишечника - и того не было. Была нормальная хорошая жизнь.

Но не было цели, да и смысл жизни просматривался слабовато.

Чего он достиг в жизни? Что сделал для человечества в целом? Глобального. Да хоть бы и не очень глобального. Мыслей, смелых идей - вагон, а результатов...

Тут Семеныч мысленно очутился на своих собственных настоящих похоронах. В его ушах раздалось:

"Сегодня мы прощаемся с выдающимся мыслителем нашей эпохи, писателем, художником, публицистом, естествоиспытателем, фотографом, шахматеристом и, наконец, бизнесменом

Л-Е-О-Н-О-М С-Е-М-Е-Н-О-В-И-Ч-Е-М Б-Л-Я-Х-Е-Р-О-М ! Ура, товари...!" Стоп! Не то.

"... Наша утрата безмерна, горечь - безгранична, память - вечна и бесконечна!"

Семенычу стало смешно.

"А что,- с внезапной грустью подумал он,- ученый-то во мне действительно умер, писатель, художник и поэт - тоже. Так, впрочем, и не больно-то родившись. Так что похороны эти вполне уместны."

И он продолжил своё присутствие на них. Среди присутствующих Семеныч увидел всех своих недругов, недоброжелателей, да и просто врагов. Они шли в первых рядах, горько рыдая, и таща огромный венок с аршинной надписью: "Осознали, да поздновато будет!"

За ними тянулась колонна, выстроенная строго по профессиональному признаку. Ведущие ученые мира, писатели, поэты, художники (авангардисты отдельно). Возглавлял колонну Леонардо Да Винчи со своим другом Джо Кондой. Джо кричал: "Только он, Семеныч, догадывался про меня!"

На подушечках несли разные памятные вещи. Значки, зажигалки, шоколадные медали, добрые дела Семеныча. Старушку, когда-то переведенную им через дорогу (она улыбалась, разметавшись по подушке), несколько машин, вытащенных из грязи с его помощью. Были приложены также справедливые, но не сказанные им нехорошие слова (в мешочке, завязанном черным ботиночным шнурком) и наоборот, незаслуженные, но все-таки сказанные хорошие слова (в открытой банке из-под клубничного варенья).

Процессия прошла мимо запертого окошечка кассы, над которым было написано "Прием и выдача соболезнований" и удалилась в колонный зал.

На трибуну попеременно выходили простые люди из толпы и покаянно, но очень спокойно и как-то даже дежурно удивлялись, как могло случиться, что такая глобальная личность, как Семеныч, оказалась не замеченной ими и не оценена по достоинству широкой публикой. (При этом под "достоинством" имелись в виду духовные ценности.)

В заключение на трибуну взобрался игрушечный заяц из Семенычева детства и строго сказал: "Хватит шалить, а то сейчас маме скажу. Ишь, распомирался!"

И все присутствующие тотчас обернулись и дружно посмотрели на Семеныча.

Семенычу стало стыдно. Он смущенно сказал: "Уж вы простите меня, уважаемые за такую минутную слабость. Признания вот захотелось при жизни, вот и помер я слегка. А у нас не принято при жизни-то. Перерасход почета, да гонораров всяких получается. Понимаю. Извините, больше не повторится. При жизни."

Он огляделся по сторонам. Погруженный в мысли, Семеныч не заметил, как дошел до океанского берега и оказался на пустынном гавайском пляже.

Семеныч присел на скамейку-качели, подвешенную на пластмассовых, экологически чистых цепях, и подумал о том, что, в сущности, нет никакой разницы между им-детсадовцем на качелях и им-нынешним.

Вернее, разница, конечно, есть, но она слишком мала по сравнению с прожитым временем. Точнее сказать, разница в основном (да вся, практически) количественная. Количество килограммов, морщин, долларов. Вот и всё.

Как маленький таракан и большой таракан.

Он опять вспомнил чернодырскую тюремную камеру. Вот где простор-то был! Простор мысли. Обостренность разума.

Чем замкнутее и ограниченнее физическое пространство вокруг человека, тем шире горизонт его мысли. Почему убогая, нищая, гразная, утопающая в воровстве Россия так богата интеллектом? Его откачивают, уничтожают, гнобят, а он всё есть и есть. И почему такая богатая и благополучная Америка так, извините, дебильна? (Относительно своих собственных мозгов, конечно.)

Наверное, потому же, почему и лучше думается в тюрьме. Слишком хорошо, наверное, у них. А у нас наоборот. Потому-то и простор мысли получается.

Семеныч встал и побрел дальше.

Можно отметить, что вот как это так, мол, гавайский Семеныч, а всё о России? Так ведь, наверное, понятно,что глубоко русский человек Леон Семенович Бляхер останется таковым хоть на Марсе. Поживший в России навсегда остается русским.

Тюрьма народов. Заповедник мысли. Страна непуганых чиновников.

Семеныч незлобиво выругался по-гавайски. Он не заметил, как его босая нога задела что-то, слегка выступающее из земли. Семеныч нагнулся и увидел что-то, слегка напоминающее горлышко закопанного в грунт сосуда.

Сначала он подумал, что это, наверное, бутылка с пивом, закопанная каким-нибудь туристом для охлаждения и после забытая. Но потом вспомнил где находится и подумал: "На кой леший закапывать, когда карманных холодильников полнo?"