Так за беседой о вкусовых и лечебных свойствах греческого бренди, неправильно называемого коньяком, прошло полчаса. Во дворе уже совсем рассвело: там орали куры, выпущенные заботливой соседкой, ворчал недовольный боров, чувствующий приближение Судного дня, лаял проголодавшийся Майор. Собеседники успели принять по два раза антишоковое, когда появился вырванный из постели Авраменко.

– Доброе утро! - буркнул он, садясь за стол (тот самый, старинный).

– Чай, кофе? - поинтересовался хозяин.

– А вы что глотаете? - осведомился гигант, вытягивая шею по направлению к подносу.

– «Метаксу», - скромно сказала Галина Петровна.

– Тогда мне того же, что и всем! И побольше! Менты из наперстков не пьют.

Он взял бутылку и налил себе в чайную чашку чуть больше половины. Проглотив единым глотком содержимое, он заметил осуждающий взгляд Надиной мамаши.

– Мне смаковать некогда - служба! Ну, расскажите, в какое такое Чикаго меня участковым вперли! Сестренка, что ты все неприятности к себе притягиваешь, словно в пятницу тринадцатого числа родилась?

Надежда лишь всхлипнула из своего кресла. Артем вкратце пересказал события вчерашнего вечера, а Галина Петровна - сегодняшней ночи. Авраменко долго жевал свои толстые губы, а затем спросил:

– Ну, а нож, он где?

Мать Надежды раскрыла рот. Орудие преступления то она подобрать и не догадалась.

– Едем! - решительно произнес участковый, - нет, стоп! Надя остается здесь и не выходит из дома. Артем! Остаешься с ней.

– Тоже не выходить из дома?

– Тебе можно. На работу я сообщу сам. А мы с Галей поедем за ножом. Надя, тебе лучше сейчас поспать. Трудно, понимаю, но нужно. Ладно, мы поехали. Галя, пойдем!

Участковый с матерью уехали. Надя спросила у Артема:

– Тема, ты мне накапай еще один наперсток, а? Может я и вправду усну. А ты меня сторожи, хорошо?

Надежда уснула и без дополнительной порции, а наш герой включил телевизор и устроился в кресле, предварительно закрыв входную дверь на замок и сообщив тетке Мане, что обед сегодня приготовит сам. Тревожить его не нужно - хочет выспаться, так как выдалась на редкость бессонная ночь. Тетка посмотрела на него с сочувствием и пожелала сна без кошмаров. Сидя в кресле он клевал носом под передачи Первого канала, пока в полдень не позвонил Авраменко.

– Ну что, нашли нож? - спросил парень.

– Нашли, - как-то без особой охоты отозвался капитан.

– А где?

– В брюхе у Мусы - младшего брата Мустафы, - выругался участковый, - я вызвал опергруппу из Петровска. Ты никуда не выходил?

– Это не я! - на всякий случай воскликнул Орлов, - я дрых в кресле у телевизора.

– А я и сам знаю, что не ты! - сказал капитан, - его «Век воли не видать!» замочил. Воодушевленный твои вчерашним подвигом. Только вот национальных распрей нам и не хватало!

Артем откинулся в кресле и понял, что ему нужно выпить. Иначе он попросту сойдет с ума от всех этих обстоятельств. Девушка все еще спала сном младенца, не представляющего, что из-за нее вот-вот разразится Третья Мировая война. Кто-то когда-то говорил, что на любую глупость Человечество толкает смазливое женское личико. Очень тонко подмечено. И своевременно вспомнилось. Но только ценность этого знания совершенно нулевая, впрочем, так и должно быть.

Муса Гаджиев был двоюродным братом Мустафы. Но в паспорте этого, естественно, мы бы не увидели. А сбрехать можно что угодно, ведь правоверному обмануть христианина - это как маленький подвиг. Неправа была Надежда, утверждавшая, что Муса - тряпка, раз согласился бы на использование братом своей законной супруги. Мусе попросту было начхать - он любил мальчиков. Причем, молоденьких. Если уж совсем подкатит сперма к мозгам, то не брезговал и девушками, но крайне неохотно. А кровь у него была горячая - едва ли не горячее, чем у Мустафы. Но голова - гораздо слабее. Поэтому приказал Мустафа Мусе, как старший брат: не показывать свой южный норов, а вести себя чинно-благородно.

В то утро он первым из дагестанцев узнал, что Мустафу увезли в больницу. Участковый решил не портить себе воскресный день общением с горцами, и подъехал к ним утром в понедельник. Предупреждение Авраменко относительно беспорядков он пропустил мимо ушей. Это к ним не относилось - спускать на тормозах покушение на жизнь одного из них дагестанцы не собирались. Впрочем, называть их дагестанцами было бы неправильно. Мустафа был родом вовсе из Ливии, а Муса - из Герата, что аж в Афганистане. Остальные члены их маленького общества тоже не лыком шиты: все, как один, прошли и Ливан, и Афганистан, и Чечню. А что братья, так братья по вере, по оружию. Из тех, кто гордо несет зеленое знамя Аллаха по землям неверных, щедро сея на них смуту и несчастья. Ясир Палестинец (в миру Руслан Каюмов - совхозный кладовщик) воевал вместе с Ширвани Басаевым, занимавшего пост начальника штаба вооруженных сил Чечни. Затем, после его смерти, Шамиль приказал Ясиру охранять своего младшего брата - Хамида, начальника диверсионно-террористического подразделения. Хамиду было всего двадцать семь лет, когда Аллах забрал его к себе.

Однако Шамиль отчего-то осерчал не на Аллаха, а на Ясира, и тому пришлось временно покинуть театр боевых действий вместе с такими же неудачниками, попавшими в опалу, либо накуролесившими сверх всякой меры, даже с точки зрения моджахеда. Несколько тысяч километров, отделявших березовскую глухомань от всяческого рода горячих точек, показались им достаточной гарантией. Захваченные с собой семьи высоко оценили мирную окружающую обстановку, в которой можно жить, не опасаясь бомбежек, артобстрелов и прочих «радостей» военного времени. Ведь, по большому счету, женщина - это созидающее начало. Мамочки Баркер не так часто попадаются в реальном мире, чтобы на их примере выстраивать закономерности.

За годы, проведенные в Березовке, воины Аллаха обросли дурным мясом и некоторыми цивилизованными привычками, поэтому тот же Муса сразу не полез в подвал за оружием, а собрал всех своих родичей и объявил трагическую новость. Ясир предложил, не дожидаясь конца расследования, драпать отсюдова на другое место жительства. Муса же хитро прищуривался и говорил, что на этом месте еще есть парочка неоплаченных долгов, которые мужчина и воин просто обязан оплатить. Остальные двое боевиков согласились с обоими. Разговор велся на русском языке, так как все четверо представляли разные регионы и даже страны. Даже семьи у них были разные: у кого походные, а кто привез и свои настоящие, справедливо полагая, что здесь опасности для них никакой нет. Один Муса ходил неприкаянный, потому что с его характером и наклонностями семью содержать было прямо-таки немыслимо. И вообще, понять стороннему наблюдатель, кто из мусульманок является определенной женой определенного мусульманина… странное общество и странные люди. Так думали о приезжих «дагестанцах» жители Березовки и чесали языками по этому поводу лишь за стаканчиком вина. А там чеши не чеши, все равно, много не вычешешь.

«Успокоив» родственников таким заявлением, Муса пошел на «центр» - к магазину, чтобы уловить, что носится в воздухе. Было приблизительно десять часов утра. Возле магазина ошивалась уже разномастная компания подростков вместе со своим бессменным ведущим - уголовником по кличке «Век воли не видать». Опохмеленный вином, он был настроен благодушно, поэтому встретил появление Мусы ворчанием:

– Ну что, друг, поредели ваши ряды?

Муса едва не взвился, но усилием воли удержал свой порыв. Лишь блеснувшее пламя в глазах выдало его.

– Ага, не нравится! - заявил Антон, - век воли не видать! Небось, вы у себя в Дагестане всех русских вырезали, если бы кто-то из нас девку вашу пекануть вздумал?

– Шутник! - выдохнул Муса, - русские у нас на цыпочках ходят. Никому из них даже в голову не пришло бы посмотреть на мусульманскую женщину.