– Наша служба и опасна и трудна, - кряхтя, сообщил он, - и нет времени, чтобы испить вина. Это я к чему… ты, говорят, коньяк дома неплохой держишь?
– Случается! - кивнул парень.
– Я завтра вечерком к тебе подкачу, - поразмыслив, сказал Авраменко, - покумекаем, как быть. С людьми нужными успею переговорить - может что дельное подскажут. Пока же у нас с тобой одна позиция будет: самооборона при попытке изнасилования твоей девушки. Согласен со мной?
Артем молча кивнул. Капитан продолжал:
– Теперь я вынужден откланяться. Необходимо еще остальных дагов навестить - сказать, что если высунут нос на предмет кровной мести, им в двадцать четыре часа придется покинуть пределы области.
– Каких дагов? - теперь уже Орлов ничего не понял.
– Дагестанцев! - хмыкнул участковый, - ты про них забыл? Смотри, сильно с ними не задирайся. Понаехало нечисти всякой на мою голову! Пора уже прекращать этот «интернационализьм». Боком вылазит.
Каким-то образом весть о том, что Артем прихлопнул Мустафу разнеслась за полдня по всей Березовке. К вечеру парень даже отключил телефон - надоели своими звонками сердобольные славяне. «Так ему и надо, черножопому, Артемушка!» «Мы мысленно с тобой, парень! Верные механизаторы совхоза». «Бей черных, спасай Рассею!» «А как дело-то было? Он кинжалом размахивал?»
Что всегда удивляет в народе… в любом, будь-то немцы, американцы или эфиопы, так это эффект толпы. Даже если собрать в одном месте тысячу умнейших людей планеты и оставить их без контроля, то они обязательно перегрызутся. Резкий эффект оглупения, вызванный нехваткой оперативного простора для мышления - вот как это можно назвать. Именно этим различаются мозг человека и мозг компьютера - посади Гарри Каспарова играть с суперкомпьютером в шахматы - счет после десяти партий будет 6:4 в пользу человека. Посади на стулья десять гроссмейстеров того же уровня - проиграют одному компьютеру подчистую. Разум человека - это «грязный» разум. Несколько процентов реальных возможностей мозга, а остальное - хлам, делающий человека человеком. Амбиции, чувства, предрассудки, фобии и мании.
Ну, а русскому человеку, умеющему коллективно только жрать водку и обсуждать политику, вообще не рекомендуется собираться толпой больше трех человек. Того и гляди революцию измыслят и слом старой государственной машины. При полном неумении создания новой. Все видали автомобиль «Запорожец»? Вот это и есть - прообраз советской государственной машины. И вот теперь эта машина будет думать, как же поступить с наглецом, посмевшим вступиться за свою и девичью честь.
Вечером Артема навестила Анечка - кассир из бухгалтерии совхоза.
– Меня Надька прислала! - заявила она с порога, - она под домашним арестом, а дозвониться до тебя не смогла. Я, кстати, тоже.
– Телефон отключен, - вздохнул Артем, - заколебали уже звонками. Никогда не думал, что у нас так много придурков.
– Ха! - заявила Анна, - их гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Думаешь, отчего я не замужем? Ладно, довольно лирики! Надя вечером хочет смотаться на часок из дому и забежать к тебе. Чтобы был дома, ясно!
– Ясно! - пожал плечами парень, - а чего Пешеходов?
– Пешеходов - дурак и сволочь! - четко произнесла Аня, - зачем было удочерять Надю, если к ней так относишься. Сначала эта история с насильственным выданьем замуж, теперь вот сегодняшняя история. А ты молодец, Орлов! Счастливо! И включи телефон!
Поднявшись на цыпочки, Аня чмокнула растерявшегося Орлова в губы и смылась. Пожав плечами, Артем вернулся на диван. Пешеходов, конечно, сволочь, но отнюдь не дурак. Просто человеку собственная задница дороже чести приемной дочери. А его сегодняшняя реакция похожа на реакцию вора из Древнего Рима. Посадили в бочку с дерьмом и махают мечом на уровне головы. Раз - нырок, два - нырок. И внезапно меч исчезает - машущий им свалился под колеса. Что делать?
После Анны наведался Наждачный. Никола был скромен и трезв. Вопреки обыкновению, не притащил с собой ни «чарлика», ни кустарной водки. С Наждачным вместе пришел Бегунок. И тоже трезвый.
– Мне кажется, что я в эту хату раз начал ходить, то уж буду и продолжать. Темыч, я уже готов бы и сдать свою новую кабину обратно - лишь бы все было, как было, - сказал он, - превращается наша Березовка в филиал Чикаго тридцатых годов. Сначала приехали эти дагестанца, потом ты, и вот уже нет покоя нашим душам.
Артем посмотрел на Виктора тяжелым мутным взглядом.
– Ты считаешь, что я должен был сбежать?
– Упаси бог! - всполошился Бегунок, - ты поступил правильно.
– Херовее всего, что твое «правильно» на фоне всеобщей неправильности выглядят голым грузином в женской бане, - витиевато выразился сосед Никола, - эти «черные» уже давно вели себя вызывающе, но ни у кого смелости не хватило их одернуть.
Бегунок тут же добавил:
– И кое-кому твоя смелость не по нутру, конечно. Приехал без году неделя, а какой орел!
– Фамилия такая! - буркнул Артем, - ну что, по сто грамм будете?
– Это когда мы от ста грамм отказывались, а Коля? - оживился Виктор, - а что есть?
– Тебе не пофиг? - спросил Наждачный, - этот на халяву пил все. А выпив, говаривал, что у русского человека пока нету права на любимый спиртной напиток.
Тем не менее, Артем предоставил гостям некоторый выбор: водка со старых запасов тетки; настойка из той самой бутыли участкового и самодельное вино прошлого года урожая.
– А настойка ничяво? - спросил Наждачный.
– Чудик не жаловался, - пожал плечами хозяин.
Распили пол-литра настойки, и на этот раз о продолжении банкета не заикались. Тяжесть и суровость закона, нависшие над Артемом, глушили веселье в зародыше. Он, в принципе, что дышло… но все зависит от того, кто это дышло ворочает - от рабочих лошадок закона. Понапрасну парня не обнадеживали, но и раскиснуть не дали. Советовали крепиться, ибо наступает самый томительный момент - момент ожидания. В последнее предложен Виктор едва не добавил слово «приговора», но удержался. Это было бы бестактностью.
Недолго пришлось скучать Артему в одиночестве после ухода коллег. Неожиданно для всех заявился в гости известный отморозок - Антон Ярошевич по кличке «Век воли не видать». Шесть раз он побывал за решеткой и считался на деревне кем-то вроде уголовного авторитета. Трясти ему этим авторитетом было не перед кем, вот он и пьянствовал помаленьку в перерывах между отсидками. Деревенские мужики, побывавшие за различные прегрешения на «зоне», с ним дружбу не водили - чтобы вскоре не попасть обратно. Ибо пословицу «с кем поведешься…» еще никто не отменял. Тусовались с ним малолетки, которым он за «чарлик» рассказывал различные истории, происшедшие в его бытность «за колючкой», и делился спецификой пребывания. Врал, конечно, много, но малышня слушала его, раскрыв рот.
– Добрый вечер, хозяин! - поздоровался Антон, - не против, что я заглянул?
– Да заходи уж, чего там! - ворчливо отозвался Артем, - слухами земля полнится, не так ли?
– Именно так, - вошедший Ярошевич был слегка навеселе, но вежлив и без своих знаменитых трехпалубных матюков.
Не зная с чего начать разговор, Орлов бесцельно перебирал на столе книги. Антон в это время разглядывал интерьер.
– Стремно тут у тебя! - подвел он итог, - как на хате у кума. Компьютер, книжки умные, лампа настольная… я чего пришел, хозяин. Ты, я вижу, слегка подогретый - налей пару капель, чтобы базар склеить.
Артем пожал плечами и принес из сеней стакан, в котором было налито почти три четверти.
– Настойка! - пояснил он, - присядь на стул.
– Слыхал, - отозвался Антон, и вправду присаживаясь, - даже знаю, у кого эту настойку реквизировали. Твое здоровье!
Выпил словно воду и закусил предложенным печеньем.
– Хороша, в душу мать! - кивнул он, - я ведь тебя, Артем, пацаном сопливым помню. Ты только в первый класс пошел, а я уж школу заканчивал. Знаешь, я хочу сказать… ты правильный мужик. У меня есть связи там.
Ярошевич сделал неопределенный жест рукой. Парень слушал его молча.