За такими безрадостными размышлениями и застал своего босса Берч. Он еще раз поздравил Гудимена с новыми ногами и перешел к делу:

— Назван день. Первый вторник. Восемнадцать тридцать. Осталось меньше недели.

Гудимен долго и мрачно молчал. Тэди подумал, что босс сомневается в его расторопности, и постарался внушить ему уверенность в успехе:

— Все подготовлено наилучшим образом, Нил. Осечка исключена. Вот склады оружия. — Он положил на стол листок со светившейся схемой оперативных действий. — Все проверил лично. Боевикам выдал аванс. Остальное им получать не придется, — рассмеялся Тэди, — будет чистая экономия. Ракеты на местах. Высшего класса. Ни одной фирменной марки на деталях. Кем сделаны, никакой эксперт не разберется. Наводка и пуск произойдут автоматически, ни души рядом не будет. Клиент солидный, — с уважением добавил Тэди.

— Сколько всего поляжет по твоим расчетам? — спросил вдруг Гудимен и удивил Берча. Обычно он никогда такими цифрами не интересовался и хорошо знал, что Тэди подобными расчетами себя не утруждал.

— Даже не прикидывал, — признался Берч. — Но немало. Если учесть ответный удар регулярных сил, получится вполне приличная цифра. Я предупредил наши аквагруппы, чтобы убирались подальше от побережья.

— При чем тут побережье?

— Драчка обязательно перенесется к морю. И когда начнется бомбежка, подводным лавочкам не уцелеть.

Гудимен вспомнил лабораторию Лайта и прикинул, что она может оказаться в непосредственной близости от зоны боев.

— Вот что, Тэди… Без моей команды ты ничего не начнешь.

— И в первый вторник? — переспросил Тэди, не доверяя своей сообразительности.

— В любой день. Команду подаю я. И больше никто!

— Но все готово, Нил, — растерянно пробормотал Тэди, — остановить уже нельзя.

— Последний разговор с клиентом буду вести я. Под такое дело с него можно получить больше… II чем ближе к тому дню, тем он станет покладистей.

— Точно, Нил! — обрадовался Тэди такому простому решению загадки. — Можно отхватить в два раза больше. Светлая у тебя голова, Нил! Буду ждать твоей команды.

— Все!

***

Как только Берч убрался, Гудимен связался с Лайтом:

— Док! Через сорок минут буду у вас.

— Что случилось, Гудимен? Что-нибудь с ногами?

— Ноги в порядке, но мне нужно вас повидать.

— У меня сейчас нет времени.

— И у меня его нет, ни одной лишней минуты. Поэтому я и не спрашиваю, есть ли у вас. Ждите!

Наблюдения за голограммой Гудимена за прошедшие часы ничего нового не дали. Эмоции все еще находились в состоянии неравновесного брожения. Определенной доминанты выделить не удавалось. Зато на уровнях Инта была отмечена необычайная активность. Мысль Гудимена работала напряженно. Перебирались разные варианты, но никаких четких умозаключений пока зафиксировано не было.

— Ясно только, — утверждала Минерва, — мысли Гудимена освободились от подчинения отрицательным эмоциям и стараются вырваться из привычного круга. Они теперь способны сосредотачиваться на вопросах, не связанных с его личной выгодой. Для него это новое состояние, и переживает он его болезненно. Об этом можно судить по фиолетовым оттенкам вот этого светло-серого фона душевного дискомфорта.

— Но вряд ли он возвращается сюда с дурными намерениями, — неуверенно предположил Милз.

— В этом никаких сомнений быть не может, — твердо заверила Минерва. — Никаких следов злокозненности не видно. Им движут сейчас неведомые ему раньше эмоции альтруизма.

— Даже альтруизма?! — изумился Милз. — Их ведь у него никогда не было.

— Были, но в зародышевом состоянии — задушенные уродливым отрицательным комплексом. Сейчас, когда мы его убрали, открылся простор для других ростков.

— Вот что, док, — начал Гудимен, едва успев поздороваться. — Прежде всего уберите все, что нас подслушивает и записывает. Разговор слишком серьезный, и любая утечка его содержания может для вас плохо кончиться.

Лайт уверил его, что в лаборатории никогда никого не подслушивают и ничего тайно не записывают. Поэтому убирать нечего и Гудимен может говорить совершенно спокойно.

Привычное недоверие ко всем и ко всему заставило Гудимена внимательно оглядеть комнату, заглянуть в глаза Лайту, и только после этого он хмуро улыбнулся:

— Ладно, док, верю. Коротко говоря, дело в том, что вы должны на какой-то срок перебраться ко мне, в «Храм херувимов».

Предложение было столь неожиданным и сделано таким безапелляционным тоном, что Лайт вначале растерялся и лишь потом рассердился:

— С какой стати я поеду в ваше логово? Если вам там скучно, наймите шутов из числа ваших ангелов. А я для такой роли не гожусь. Можете считать разговор оконченным.

— Вы поедете, док. Или… вас увезут мои ребята, И не бурлите. Вы должны уехать, если хотите выжить. Понятно?

— Нет, не понятно. И как бы вы мне ни угрожали, я к вам не поеду.

— Да не угрожаю я вам, болван вы этакий! Спасти вас хочу! Если сами не хотите выжить, то я заставлю вас… — Гудимен молча зашагал из угла в угол, подбирая психологическую мотивировку своему требованию. — За свою работу вы не взяли у меня никакого гонорара. А я в долгу никогда не оставался. И я утащу вас из этого пекла, как бы вы ни брыкались.

— Я знаю, Гудимен, что вы способны на все. Но пока вы не объясните мне, от чего хотите меня спасти, я буду сопротивляться всеми средствами.

Гудимен долго и яростно грыз толстую сигару.

— Вы можете молчать, док? Я имею в виду наш разговор. Могу я быть уверенным, что вы не проболтаетесь?

— Я не выпытываю у вас никаких ваших секретов. Меня они не интересуют. Но пока я не узнаю, что мне угрожает, я никуда не поеду. И можете убираться в свою преисподнюю. А ваших ребят, если они появятся вблизи, я встречу, как они того заслуживают.

— Глупый вы человек, док, — с тяжелым вздохом сказал Гудимен. И добавил после некоторого раздумья: — Будет большая заваруха, док. С большой кровью. Со всяким все может случиться. А мне не хочется, чтобы с вами что-нибудь случилось…

Лайт уловил в тоне своего пациента неподдельную озабоченность и понял, что за его словами скрывается нечто очень серьезное, может быть самое серьезное из того, что ему приходилось слышать.