Литмир - Электронная Библиотека
A
A

12

Экспериментами с животными теперь занималась Минерва. Датчики-были закреплены не только на собаках, но и на кошках, крысах, обезьянах и разного рода хищниках.

Деятельность их мозга наблюдалась и в условиях опыта, и в обстановке незапрограммированного поведения; у животных-одиночек, находящихся в изоляции, и у особей, связанных общими интересами стаи. Материал стал накапливаться в таком обилии, что выделенная ДМ едва справлялась с его сортировкой и классификацией. С каждым днем все обширней становился каталог «крайних состояний», отраженных в голограммах определенными расцветками фона.

Не было двух во всем одинаковых голограмм не только у разных животных, но даже у одного и того же, если их зафиксировали в разное время. Любое, самое казалось бы незначительное изменение обстановки порой резко меняло всю картину и ставило перед учеными новую головоломку.

Постепенно накапливались спектры различных психических переживаний, напоминавшие оптические спектры, по которым определяют химические элементы. Многое прояснилось, но еще больше оставалось нераспознанным. Тем не менее Лайт потребовал от Минервы первых обобщений. Какие выводы можно сделать из накопленных голограмм? Что общего в деятельности нейронных структур, расположенных под черепными коробками животных разных видов? Есть ли какие-нибудь закономерности, которые помогут прогнозировать поведение живого существа?

Минерва пригласила ученых к стенду, на котором красовалась многократно увеличенная модель обобщенной голограммы. Вооружившись тонким лучом световой указки, она приступила к объяснению:

— В центре изображения два бурых ствола, как бы вырастающих из одного корня. Обозначим их номерами. Слева — первый, справа — второй. Здесь сосредоточены инстинкты, необходимые для существования животного и сохранения его потомства. Пока я не могу выделить структуры отдельных инстинктов. Слишком глубоко они спрятаны и тесно между собой переплетены. Но зато отчетливо видны их внешние проявления — эмоции, которыми инстинкт поощряет поведение правильное, содействующее благополучию, и предостерегает от неправильного, грозящего гибелью. Вот эти веточки вызывают голод или насыщение, тревогу или покой, отвращение или удовольствие…

Лайт попросил Минерву укрупнить изображение, чтобы лучше разглядеть то, что они уже не раз видели, но не могли осмыслить. Разрозненные цветовые полосы постепенно обретали значение неотъемлемых частей единого целого.

— В первом стволе, — продолжала Минерва, — сложился механизм личного самосохранения особи. В его основе комплекс эмоций, который можно определить одним словом: «мое». Мой организм, который нужно кормить и оберегать; моя добыча; мое логово… Животное, у которого этот механизм отсутствует или ослаблен, устраняется естественным отбором. Главное свойство всего живого — врожденное стремление сохранить и продлить свое существование.

— Для чего? — вырвалось у Милза.

— Этот вопрос у природы не возникает. Все существует ради того, чтобы существовать, — и дерево, и камень. Только формы бытия у них разные. Вопросы о цели и смысле жизни возникли у человека, а по чему — нам еще предстоит выяснить в будущем.

— Сейчас это не имеет значения, — примирительно сказал Лайт.

— Первый ствол, — вернулась к изображению Ми нерва, — многими нитями связан со вторым, в котором сосредоточен не менее важный механизм — видового самосохранения. Именно за счет него расширяется комплекс «мое». Появляются эмоции: моя самка, мое потомство, моя стая… Только особь, способная производить себе подобных, кормить и охранять детенышей, а на более высоких ступенях эволюции — воспитывать их, передавать им опыт поколений, не исчезает бесследно и обеспечивает стойкость вида.

— А какой ствол сильнее? — спросил Милз.

— Это уж как у кого… Инстинкт, охраняющий «мой организм», нередко отступает перед другим — «мое потомство». Особь сама недоедает, чтобы накормить детенышей. Она подвергает себя риску нападения врага, но отвлекает беду от малышей. Известно, что в некоторых случаях животное идет даже на самопожертвование, вступая в заведомо неравный бой, чтобы спасти ядро стаи — беременных самок и беспомощное потомство. Эмоции этого ствола очень часто берут верх над инстинктами личного самосохранения. Вспомните фон полового влечения на голограмме Буля. Все было оттеснено — голод, жажда, страх перед соперником.

Словно давая время ученым разобраться в изображении, Минерва выделяла и укрупняла отдельные ответвления второго ствола:

— Вот характерные эмоции этой группы: привязанность, дружба, нежность и многие другие, не имеющие отношения к личному самосохранению. Одни из них долговечны, другие кратковременны. Как быстро исчезает чувство голода после насыщения, так угасают и эмоции, сопутствующие половому влечению или родительской опеке, после того как отпадает их необходимость для продления рода.

Минерва еще раз очертила массивные, подвижные образования, которые только условно можно было назвать «стволами», и заключила:

— Каждая эмоция служит сохранению либо особи, либо всего вида. Эти два типа самосохранения определяют поведение всех животных и помогают им удовлетворять свои потребности. Но не только они! Не одними инстинктами вооружено живое существо. Чем выше поднимается оно по эволюционному эскалатору, тем сложней становится у него особый аппарат интеллекта — способность соображать, учиться, накапливать опыт, приспосабливаться к необычным обстоятельствам. Мы видели, как энергично работали эти высшие ступени мозга в коре больших полушарий у собак и антропоидов. Эти два комплекса — инстинктивный (будем называть его для краткости «Инс») и интеллектуальный «Инт» — автономны и в то же время неразрывно связаны. Из их взаимодействия и складывается высшая нервная деятельность. Думаю, что особенно наглядным это станет, когда мы обратимся к человеческим голограммам.

— Пора! — сказал Лайт. — Пора переходить к людям.

30
{"b":"87059","o":1}