Ему не ответили. Боулз исподлобья взглянул на Макрожера, и у того затряслись коленки.

— Все, что имеешь о Лайте, на экран! — приказал Боулз.

Заскользили строки краткой биографии Лайта. Прозвучал разговор между компьютером и Макрожером, Рэти и Кокером во время проверки Лайта на корабле. Боулз дважды пожелал послушать беседы между Лайтом, Рэти, Плайнером и Молроу.

— Все, — сказал Макрожер.

— Твоя Рэти замешана в заговоре, Сэм, — тихо, но твердо сказал Боулз.

Кокер посмеялся, потом вгляделся в лицо генерала и рассердился:

— Ты взбесился, Том! В каком заговоре?

Не знаю еще, в каком, но ее связь с этим Лайтом, который не мужчина и не женщина, неопровержимый факт.

— Не смей так говорить о Рэти! — взвизгнул Кокер. — Она не мужчина, а женщина.

— Мак! — Боулз опять повернулся к Макрожеру. — В справке о Лайте отмечено, что когда-то у него работал Торн. Разыщи его, и пусть сейчас же явится сюда.

— Слушаюсь, сэр.

— Весь материал о происшествии остается здесь, и никому ни слова. Дину Шпенингу заткни рот любым способом. Удвой охрану. Каждый шаг и каждое слово всех, с кем имел контакт этот… — Боулз тщетно искал подходящее определение и выбрал не самое удачное, — самоубийца, вносить в особую сводку. Сейчас я тебя выключу, и не суйся к нам без срочной необходимости.

— Слушаюсь, сэр, — еще раз сказал Макрожер, с радостью убедившись, что он освобожден от дальнейшего обсуждения этой умопомрачительной истории. Даже спесивый генерал, разговаривающий так, будто он хозяин Кокервиля, видимо, здорово ошарашен, если не заметил просчетов службы охраны и не намылил шею ее начальнику.

Оставшись вдвоем, Кокер и Боулз непривычно долго молчали. Сэм VI сидел, часто моргая, и старался вспомнить, откуда появилось неприятное чувство тревоги.

Все, что десять минут назад показывал Макрожер, перемешалось у него в голове. Какой-то чудак в космосе, Рэти, Молроу, стрельба из патрульного катера, поединок на стенке…

— Забавный фильм, Том, — сказал он, улыбнувшись.

— Это не фильм, Сэм, — со злостью откликнулся Боулз, останавливаясь около его кресла. Он всегда так делал, когда хотел, чтобы его слова влезли в эту старую башку, — говорил с близкого расстояния, глядя в упор. — Это все случилось у нас в Кокервиле. Среди нас — шпионы.

— Шпионы? — оторопело повторил Кокер.

— Да! Самые ловкие и наглые шпионы, с какими мне еще не приходилось иметь дело… Но зачем он полез туда?

— Кто куда полез, Том?

— Тот, кто называл себя Лайтом. Любовник твоей Рэти. Погиб в шахте реактора.

— Бедная девочка, — прошептал Кокер. В кабинет вошел разъяренный Торн.

— Макрожер совсем рехнулся, — сообщил он, — Пока я добирался сюда, трижды сверяли мой голос и запах.

— И правильно делали, — без улыбки отметил Боулз. — Садись и расскажи все, что знаешь о докторе Гарри Лайте.

— При чем тут Лайт?

— Узнаешь. Мы слушаем.

Торн шутливо обрисовал юношеские мечты Лайта, охарактеризовал, как совершенно бесперспективную, его работу над чевом, а свой разрыв с ним изобразил как уход от утопических и бесплодных занятий к целеустремленной и плодотворной деятельности.

— Какие у него политические взгляды? — спросил Боулз.

— Никаких! Гарри всегда с отвращением относился ко всякой политике. Он считает, что все социальные и политические проблемы отпадут, когда будет создан новый тип человека — Человека Величественного.

— Ты знал, что он в списке гостей?

— Конечно! Имена всех ученых проходили через меня. И если бы Лайта не включили как близкого друга Рэти, я внес бы его в свой список. Он очень талантлив.

— Вот видишь, Том! — обрадовался Кокер. — А ты наговорил на него…

Боулз включил пленку Макрожера и сказал Торну:

— Смотри, Дэви, смотри внимательней.

По мере того как разворачивались события в космосе, Торн все больше становился похожим на олицетворенное изумление. Он подался вперед, словно хотел прикоснуться к висевшему рядом, почти осязаемому изображению Лайта.

— Я ничего не понимаю, — сказал он, когда кончилась демонстрация и глаза Боулза потребовали от него объяснений.

— Это Лайт?

— Ну конечно же Лайт! Но как он сам стал чевом?! По его замыслу человек из витагена действительно мог бы жить без воздуха, независимо от внешней температуры. И огромной физической силой он должен был обладать. И абсолютной неуязвимостью. Но для этого человек должен был стать чевом — совершенным существом с совершенным мозгом. А к созданию такого мозга Лайт даже не знал как приступить. Он мне сам говорил, что для конструирования такого мозга ему не хватит жизни. И вдруг он сам…

— Так кто же это такой Лайт — черт, дьявол? Будьте вы прокляты, ученые олухи! — Боулз так сжал кулаки, как будто в каждом из них было по шее «ученого олуха». — Чев, чеп, чек… Я хочу знать, с какой целью он проник сюда, зачем полез погибать в энергоцентр? Или в этой витагеновой шкуре ему не страшна и радиация?

Этот вопрос Боулз задал насмешливо, не веря, что такое возможно, но Торн не усмехнулся, не покачал отрицательно головой, и вот тогда генералу стало страшно.

— Может это быть, чтобы он не боялся ядерной топки? — еще раз спросил он.

— Может, — подтвердил Торн. — Если он мог сделать все, что мы видели, значит… Я только не могу понять, как он сменил свою оболочку на витагеновую? Как остался Лайтом, перестав им быть?

— Наплевать мне на твои «как»! — во весь голос закричал Боулз. — Не все ли равно, как он этого добился. Важно — где он сейчас, что собирается делать?

— Нужно вызвать диспетчерскую энергоцентра, — посоветовал Торн.

Боулз набрал самый секретный из всех номеров Кокервиля, и они увидели на экране Лайта.

Плайнер хорошо описал диспетчерскую, и Лайт вошел в нее так же уверенно, как входил в свою лабораторию. Он узнал пульты управления энергопитанием, связью, навигационной службой, установками искусственной гравитации. Все механизмы и приборы контролировались миниатюрными ДМ высшей категории и мэшин-менами, не спускавшими глаз с экранов и табло.

С тех пор, как это сердце Кокервиля вступило в строй, никаких неожиданностей не было. Каждая система работала по гибкой, хорошо продуманной программе. ДМ и мими приходилось вмешиваться только в тех редких случаях, когда резко менялись команды извне и нужно было перестраиваться на новый режим. Пустяками они не занимались. Колебания энергетических нагрузок, оперативные расписания рейсов, графики различных служб — с этим справлялись компьютеры, расположенные на периферии. Перешагнув порог диспетчерской, Лайт увидел и стоявший особняком пульт с полным набором тумблеров, кнопок, клавиш. О нем тоже подробно рассказал Плайнер. Пульт установили на тот маловероятный случай, если бы вдруг, в результате какой-нибудь аварии, были выведены из строя все системы управления и пришлось бы прибегнуть к помощи аварийной команды.