— Забавляются, — рассмеялся Кокер. — Играют. Ты думаешь, только дети играют? Взрослые тоже не прочь, особенно военные.

— Как называется эта игра?

— Обыкновенная детская игра в войну. Кто кого… Они нас, или мы их.

— Кто они?

— Все… Не обращай внимания, крошка. Пойдем — я покажу тебе, какие красивые вещи привезли мне в подарок. — Кокер увел Рэти в другую комнату.

Рэти помнила роль, которую обещала играть, мобилизовала все свое обаяние и очаровала старика. Как бы между прочим она попросила приказать «этому противному Макрожеру» не мешать ей и Гарри осматривать дворец. Просьба была выполнена тут же, при ней.

А генералы были заняты очень серьезным делом. Им было известно, что стараниями Всемирного Комитета Бдительности все правительства предупреждены о возможности внезапной ракетной атаки. Это обстоятельство заставило спешно внести некоторые изменения в первоначальную программу. Впрочем, изменения не очень значительные. Генералы были уверены, что основа стратегического плана столь хитроумна, что противник все равно будет захвачен врасплох.

Освободившись от Рэти, Лайт с тем же беззаботным видом продолжал обходить и объезжать на эскалаторах все более отдаленные от центра участки Кокервиля. Он уже отлично ориентировался в лабиринте переходных галерей, связывавших разные отсеки, и мог бы прямо направиться к цели. Но он все еще опасался слишком прямолинейными действиями вызвать подозрение охраны. Нужно было неторопливо продолжать экскурсию и словно случайно попасть в тот коридор, который вел в энергоцентр и где находились аварийные выходы в космос.

Тревожный сигнал заставил Макрожера взглянуть на редко оживавший экран шлюзовой службы. По узкому коридору, предназначенному только для экстренного выхода аварийных команд роботов, шел человек. Прямо перед его глазами ярко вспыхивали предупреждающие надписи: «Вход запрещен!», «За дверью — смерть!». Но человек продолжал идти, словно был слепым или неграмотным.

Хотя в этот отдаленный, тщательно закамуфлированный переход никто никогда не проникал, Макрожер не очень обеспокоился. Наверно, решил он, кто-нибудь из гостей напился как верблюд и прет, ничего не соображая. Сейчас уткнется в стальной щит и повернет обратно. На всякий случай Макрожер подал голос:

— Вы не туда попали, сэр. Впереди вас ничего хорошего не ждет.

Но тот, кто шел, видимо, был и глухим. Он не обратил на предупреждение Макрожера никакого внимания и направился к одному из выходных люков.

Макрожер приблизил его изображение и узнал того самого Лайта, дружка праправнучки босса, который не раз причинял головную боль начальнику охраны. «Было бы неплохо, если бы ты провалился в космос», — подумал Макрожер и даже обрадовался распоряжению Кокера: «Не смей мешать Рэти и ее другу ходить где угодно».

Лайт подошел к овальной двери, окрашенной в оранжевый цвет, и без труда справился с системой затворов, описанной Молроу. Массивная плита повернулась на центральной оси и открыла вход в шлюзовую камеру.

В душе Макрожера боролись противоречивые чувства: искреннее желание избавиться от этого подозрительного гостя и страх перед неизбежным гневом Рэти, которая может навлечь на него громы и молнии самого Кокера. Конечно, никому не запрещалось кончать жизнь самоубийством, но нельзя было допустить, чтобы кто-нибудь исчез без ведома охраны. «Решил прогуляться по свежему воздуху. Сейчас влезет в камеру, убедится, что никаких скафандров там нет, и уберется, — успокоил себя Макрожер. Его только поразила та легкость, с какой Лайт повернул тяжеленные рукояти затвора.

Внутренняя дверь закрылась за Лайтом. Телеглаз перенес на экран шлюзовую камеру. К удивлению Макрожера Лайт не стал искать скафандра, даже не огляделся по сторонам и шагнул к выходному люку. Макрожер будто сам почувствовал ледяное дыхание забортной бездны и окоченел то ли от холода, то ли от изумления. «Если он так же легко справится с этими затворами, я даже при желании уже ничего сделать не смогу. Спасти его будет поздно. Он сошел с ума, — решил Макрожер. — Уж в этом никто меня обвинить не сможет. Нужно только перехватить то, что от него останется».

Лайт уверенно открыл наружный люк и решительно шагнул в космос.

«Человек за бортом! — просигнализировал Макрожер ближайшим патрульным катерам. — Выловить труп и доставить ко мне!»

То, что произошло затем, Макрожер увидел по трансляции с катера, подоспевшего к месту происшествия. Человек без скафандра, без шлема, даже без перчаток остался живым. Почему-то Макрожера особенно ошеломили голые руки Лайта, которыми он держался за металлическую скобу — одну из многих скоб, закрепленных на внешней обшивке энергетического корпуса. За них должны были цепляться роботы, ползая по наружным стенам.

Но даже роботов, снаряжаемых для выхода в космос, облачали в герметические чехлы, предохранявшие их электронные органы. А Лайт, судя по всему, чувствовал себя, как альпинист на небольшой высоте. Он спокойно подтягивался, перебирал руками, используя скобы как ступеньки лестницы, и без передышки продвигался к радиоактивной зоне реактора.

— Что делать, шеф? — уже не в первый раз вопрошал командир катера Дин Шпенинг, не менее Макрожера пораженный невиданным и неслыханным зрелищем. На его лице было дурацкое выражение человека, не верящего своим глазам.

Макрожер молчал. Он старался выглядеть умнее Дина, чтобы подчиненный не усомнился в самообладании и сообразительности своего начальника, но сказать не мог ни слова.

«Он не мужчина и не женщина», — вспомнился ответ компьютера. Не мужчина и не женщина… Кто же он? Не человек. А как же Рэти и все остальное? Ведь для всех он человек. И как может человек не быть человеком? Но почему он не превратился в ледышку, не задохнулся и ползает по корпусу, как муха по стеклу?

Макрожер смотрел на Лайта, ярко освещенного прожектором патрульного катера, и чувствовал, что еще немного и он сам начнет карабкаться по стене своего кабинета. Что делать? Доложить генералу? Но тот свернет Макрожеру шею за то, что он допустил такое безобразие. Макрожер вспомнил глаза Боулза, когда тот напоминал об особых правилах, введенных на время юбилея. «Ни одна душа не должна выскользнуть отсюда или проникнуть сюда!» — повторял генерал по нескольку раз. «Этот пристрелит меня без долгих разговоров, — подумал Макрожер. — Но ведь он говорил о душах. А какая душа у этого нечеловека? Нет такой души, которая могла бы обходиться без воздуха и тепла… Куда он лезет? Прямо в пекло».