— А ему тоже отведена роль в будущей войне?

Торн не спешил с ответом. Он с видимым удовольствием всматривался в знакомую обстановку кабинета. Здесь ничего не изменилось с того далекого дня, когда Торн ушел отсюда. Эта неизменность даже растрогала Торна.

— Буду откровенен, Гарри. В чева я не верил и… не верю. Но, может быть, я ошибаюсь, как ошибся с витагеном. Ты далек от цели?

— Очень далек.

— Что тебе мешает?

— Мозг, Дэви. Мы так и не научились выращивать из витагена клетки мозга.

— А если в голову из витагена вставить мозг мэшин-мена?

— Они несовместимы. Витаген не уживается ни с каким протезом.

— Может быть, тебе нужна помощь — люди, деньги, аппаратура? Все это я могу предоставить тебе в любом количестве.

— Спасибо. Мне ничего не нужно, кроме времени. Когда распутываешь узел, лишняя пара рук только мешает. А мозг — это гигантский узел с миллиардами узелков внутри. И развязывать их нужно один за другим.

— Откажись пока от чева и сделай витамена.

— Это еще что?

— Так я предположительно назвал человекоподобное существо, построенное из твоего витагена. Пусть у него будет самая примитивная нервная система.

Лайт понял, что это предложение было главным, с чем Торн пришел в лабораторию.

— Для чего он тебе?

— Чтобы получить исполнителей — неуязвимых, не подверженных панике, способных выполнять любые задания при любых обстоятельствах.

— И витамена сделать не могу. Нервные системы, даже примитивные, вне пределов моих возможностей. Кстати, а почему для такой роли не годятся, твои мими?

Торну очень не хотелось отвечать на этот вопрос, но Лайт настаивал:

— Ведь ты их научил всему. Остались пустяки — научить убивать.

— Они легко выходят из строя, — промямлил Торн. — Не выдерживают температурных перепадов, радиации… Обнаружились и другие технические трудности.

— Вот видишь! Даже с мими трудности, а ты хочешь…

— Хочу, потому что это необходимо! — раздраженно прервал его Торн! — Можешь ты понять, как важно для нас иметь витагеновых помощников?!

— Понимаю. Но когда возникают трудности, одного понимания необходимости их преодоления мало, Дэви. Ты убедился в этом, работая над мими.

Лайт чувствовал, что каждое упоминание «мими» действует на Торна, как удар током, и решил таким истязанием ускорить уход гостя, присутствия которого он больше не мог выносить. Торн действительно не стал задерживаться.

— Ты меня очень разочаровал, Гарри, — сказал он. Мрачное выражение лица подчеркивало силу разочарования. — Я хочу надеяться, что ты преувеличиваешь сложность задачи. Верю, что удача придет к тебе раньше.

— Не думаю, Дэви, не думаю… Но кто знает, может быть, и придет. Сколько у меня времени?

— До чего?

— Ну, пока откроется выход, о котором ты говорил?

Торн принял этот вопрос как уступку и обрадовался.

— Немного, совсем немного. Но если ты будешь со мной, тебе хватит.

— Я подумаю над твоими словами.

— Поздравляю, — совсем уже весело сказал Торн, протягивая на прощанье руку. — Ты становишься реалистом.

Еще через несколько минут донесся гул двигателей «Сатурна», вырывавшегося из водной пучины.

Мысль о том, что в эпоху ДМ, мими и витагена управлять миром должны ученые, стоящие над кокерами, боулзами и невежественными массами, сложилась у Торна не сразу. Он еще долгое время мечтал стать исследователем, независимым от торгашей, генералов и политиканов. Он считал себя ученым, способным не только работать на бизнесменов, но и совершать великие открытия. Для этого нужно было лишь освободиться от мертвой хватки корпорации, создать свою грандиозную лабораторию и без спешки, не отвлекаясь на пустяки, углубиться в работу.

Часто казалось, что мечта вот-вот станет реальностью. Он уже был достаточно богат и прославлен. Оставалось только выполнить последнее задание Боулза, и можно будет уйти в отставку, продать акции и пуститься в свободный полет творческого поиска. Но женитьба на Сю и открывшийся вслед за этим свободный доступ в высшие круги общества вызвали у Торна новые потребности, новые расходы, новые неотложные дела. Желание расстаться с «Мэшин-мен компани» становилось все менее выполнимым.

Доброжелательное отношение Кокера и Боулза, как и прежде, льстило его самолюбию, но не мешало ему чувствовать свое интеллектуальное превосходство, свою обособленность от их деляческой возни вокруг прибылей и убытков. Он стал своим человеком среди самых богатых и влиятельных людей, проникся их интересами, но не мог не видеть их скудоумного эгоизма.

Последний разговор с Боулзом убедил его, что война близка и неотвратима. Торн даже признал ее целесообразность. Но никак не мог примириться с мыслью, что колоссальные жертвы, которые будут принесены, снова приведут к господству тех же алчных делателей денег и военных психопатов. Постепенно он пришел к выводу, что война будет оправдана только в том случае, если во главе общества встанут творцы новой технологии.

Нельзя допустить, чтобы совершенные машины, каждая из которых умнее всех кокеров и боулзов, вместе взятых, остались только орудиями наживы и убийства. Торн уже видел будущее всемирное правительство во главе… (а почему бы нет?) с доктором Дэвидом Торном. Этот проект захватил его. Он решил, что мими-солдаты, которых требовал Боулз, могут действительно пригодиться не только во время войны, но и позже, когда нужно будет укрощать тех же боулзов.

В планах Торна на будущее витаген занимал особое место. В свое время, когда только появились сообщения о новых руках Силвера, Боулз заинтересовался этим феноменом и с пристрастием допросил Торна. Его, разумеется, интересовало только одно — нельзя ли использовать новый материал для достижения тех же целей. Торну было ясно, что генерал не остановится ни перед чем, чтобы добыть секрет витагена. Поэтому он не скрыл, что знает лабораторию, в которой работают над этой проблемой, что он сам был причастен к ней, и даже преувеличил свою осведомленность. Он вовсе не хотел, чтобы Лайт стал жертвой кокеровской машины промышленного шпионажа, а витаген приобщен к арсеналу Боулза.