— А вот спасет Олечка однажды вместо собачки молодого и красивого оборотня, и пойдешь ты лесом! — подколол Чернобурцев-старший. — Вон, хотя бы Кольку, сына берестянского председателя. Спортивный, интересный…

— Лёш, ну что ты говоришь-то такое! — возмутилась Ксения Петровна. — Олечка не такая…

— Да при чем тут она, я вон ему намекаю, — отец махнул рукой в сторону старшего сына. — Говорят ему, купи цветов девчонке, поухаживай, так нет…

— Лёш, ну она курсантка, он преподаватель, как он должен ухаживать? На танцы ее сводить?!

Сергей Алексеевич слушал беззлобные подначки пожилых родителей и думал. О том, что они с Ольгой теперь любовники, мужчина рассказывать не собирался никому. Потом, возможно, если это «потом» вообще наступит. А думал он, глядя на родителей о том, что даже если все и сложится на этот раз, то никогда ему самому вот так же не сидеть со своей девушкой в старости. Хотя бы потому, что его собственная старость наступит намного раньше. Всё-таки 23 года разницы — это серьезно. Вот тут уже и Кольки-спортсмены начнутся, и всякое другое. Да и потом, закончит Оля училище на следующий год, отлетает свои 150 часов практики и уедет домой в Москву. Начнет работать в авиакомпании, введется командиром года через три… Совсем другая жизнь начнется у девочки. А он тут со своими цветами и седой головой…

— Серёнь, да не слушай ты отца! — Ксения Петровна не без труда поднялась из кресла и прошаркала к дивану, села рядом с сыном. Обняла как в детстве, когда юный лис-оборотень Серёжка впервые познакомился со своей лисьей ипостасью. — Он опять шутит. Олечка нам очень нравится, не думай. А что уж у вас там выйдет — дело ваше. Получится — и хорошо, нет — да и не надо.

Возле дома Ярченкова Сергей Алексеевич тщательно огляделся. Нашел нужное окно, сел на лавочку перед подъездом, развернул газету и принял вид беззаботного читателя прессы. Китель с погонами остался в машине, сейчас под курткой был поддет обычный шерстяной свитер с высоким горлом. Вот в кухонном окне показалась мадам Ярченкова, супруга бывшего заместителя директора по УР, дама лет семидесяти, с блондинистым каре на голове и одетая в темный халат или домашнюю тунику. Судя по положению ее тела — готовила или мыла посуду. Периодически хозяйка оборачивалась, словно прислушиваясь к чему-то за стенкой. Через ещё минут пятнадцать из подъезда, держась за дверной косяк, вышла женщина лет пятидесяти, с распухшим от слез лицом и в черной шали на голове. Ко рту она прижимала огромный клетчатый носовой платок, из тех, что ещё с советских времён хранятся в комоде у любой домовитой кумушки на случай эпидемии неудержимого насморка у всей семьи. У женщины явно произошло страшное горе, и этот дурацкий платок, закрывший половину неузнаваемо заплаканного лица, только добавлял ощущения непоправимости. Первым порывом Сергея Алексеевича стало желание предложить несчастной свою помощь, но он заставил себя сидеть ровно.

Дама в черной шали тяжело опустилась на лавочку рядом с Чернобурцевым и уставилась в одну точку. Внутренний лис немедленно заскулил от сочувствия собрату-оборотню.

— Я могу чем-нибудь вам помочь? — Сергей Алексеевич наклонился поближе к соседке по скамейке. Та медленно повернулась на звук и несколько секунд просто изучала мужчину, словно бы принюхиваясь. Потом отвернулась.

— У меня сын пропал… — ни к кому не обращаясь, бесцветно произнесла женщина. — два дня назад.

— Ну, два дня — это ведь немного, — мягко заметил Чернобурцев, — мало ли что! Взрослый сын?

— Да… Двадцать восемь лет.

— Ну двадцать восемь — это совсем взрослый мужчина, вы что? Мало ли, что могло у него случиться, дела какие-то срочные… Не убивайтесь вы так! Подождите три дня, если не объявится, то в полицию…

— Да какая полиция! Какие три дня?! — всхлипнула дама, давясь рыданиями. — Я же мать, я же чувствую, понимаете? С Колей что-то страшное случилось…

Сергея Алексеевича словно обожгло. По спине пробежал колкий холодок. Будь он сейчас в своей животной форме, то оскалился бы и шерсть на загривке встопорщил. Ведь только совсем недавно отец его дразнил сыном председателя берестянского сельского поселения как возможным соперником в борьбе за руку и сердце Ольги… Сергей Алексеевич снова внимательно рассмотрел женщину. Черт, если бы не отёк, превративший лицо в бесформенную подушку, он мог бы ее узнать. В конце концов, Берестянки совсем рядом с Авиагродком, только железнодорожный переезд перейти. Местные жители с удовольствием ходят в магазины в городок, гуляют по территории училища с колясками. Придется спросить прямо.

— Простите, вы случайно не супруга председателя?

Женщина кивнула, не поднимая глаз.

В груди педантичного и строгого Чернобурцева, привыкшего следовать букве закона, вдруг подняла алую голову пылающая ярость. Она родилась из боли огнестрельной раны на лисьем боку. Страха в глазах бывшего коллеги по работе, выброшенного на пенсию словно в канаву. Злых и едких слез любимой девушки, волокущей к машине отравленного пса. Предсмертных конвульсий собратьев Рыжика на заблеванном асфальте автобусной остановки. И горя матери, потерявшей сына. Понять, что случилось с несчастным Колькой-спортсменом, теперь было нетрудно… Теперь уж точно.

— Вы к Ярченкову приходили, да? — заметив, как дернулась женщина, он поспешил ее успокоить: — Не бойтесь, я тоже оборотень. И бывший коллега Александра Владимировича, мы вместе в училище работали с ним. И я на вашей стороне.

— А… — дама слабо улыбнулась. — А я ещё подумала, чего меня к вам присесть потянуло. Я сейчас не чувствую ничего… А всё-таки смогла понять. Вы тоже пёс?

— Лис, — не стал скрывать мужчина. — Чернобурцев моя фамилия.

— А, вы значит, сын Ксении Петровны и Алексея Даниловича! — из выражения лица собеседницы потихоньку уходила затравленность. — Я вас лично не знаю, но про семью чернобурых лисиц слышала. Знаю, что ваш папа пилот-инструктор был в училище, а мама — учительница. А мы вот с мужем собаки, из простых, беспородных…

Сергей Алексеевич кивал на излияния случайной собеседницы, опасаясь хоть чем-то прервать их. Пока несчастная мать говорила, она не плакала. И даже постепенно успокаивалась. Решив, что станет последним человеком на свете, от которого эта женщина сможет узнать об ужасной гибели сына, Сергей Алексеевич ни словом не обмолвился о ночной трагедии в Авиагородке, свидетельницей которой стала Ольга… И сам Александр Владимирович в своем пёсьем обличии.

На рассказе о последних соревнованиях по плаванью, в которых блестяще выступил (ныне уже покойный) Коленька, Сергей Алексеевич плавно срулил с темы:

— Я сейчас как раз иду к Ярченковым, — он постарался вложить в голос как можно больше уверенности. — И ещё раз с ним поговорю. А вы отправляйтесь домой пока, если что-то станет известно, я позвоню. Диктуйте номер.

У дверей квартиры Ярченковых Чернобурцев замер. Не любил его внутренний лис представителей охотничьих пород собак, хоть ты тресни. Особенно тех, что были выведены специально для норной охоты. В природе их виды являлись злейшими врагами, и даже для оборотней, обладающих человеческим разумом, это обстоятельство порой становилось непреодолимым барьером в общении! Псовые не любили кошачьих, хищники не ладили с травоядными и грызунами, а охотничьи собаки вообще всем были поперек, кроме себе подобных. Но сейчас у всех у них одна проблема и один враг. И Сергей Алексеевич решительно вдавил кнопку электрозвонка. Оценил толщину металлической двери, прикинул, что в ответ на вопрос «Кто там?» придется орать на весь лестничный пролет, и быстро набрал СМС-сообщение хозяину квартиры.

Где-то в глубине защелкал замок, мягко провернулась на петлях дверь, больше подходящая для сейфа Алмазного фонда, нежели для жилища пенсионера. Сам Ярченков — усталый и как никогда похожий сейчас на старого барбоса, встретил гостя выжидательным молчанием. Светлые до прозрачности глаза из-под седых бровей смотрели куда-то насквозь, в тусклый свет лестничной площадки.