У меня сводит грудь, когда я ставлю противень с булочками в духовку, затем начинаю готовить остальное.

Фрэнки может быть хорошим и цельным человеком, но у всех есть недостатки. И в нашем случае у нас была мама, которая никогда не переставала напоминать нам об этом. Мама, которая видела сильные стороны Фрэнки и относилась к ним как к чему-то, от чего нужно очиститься. Я наблюдала, как это душило Фрэнки, мамины постоянные наказания и попытки очистить нас.

Иногда я задавалась вопросом, не душу ли я и ее тоже. Она была всем, что у меня было в детстве, и она знала это. Мне было больно каждый раз, когда она уходила, но я никогда не винила ее за то, что ей нужно было это сделать.

Я могла бы сказать "нет" в тот день. Я могла бы солгать, чтобы она осталась дома. Возможно, она мне не поверила, но я могла хотя бы попытаться.

Теперь, когда холодное, отсутствующее ощущение медленно сменяется длительной хваткой Адама на мне, я задаюсь вопросом, действительно ли для нее было так плохо прийти сюда. Что, если она нашла то, что искала, и тогда она действительно ушла, целая и невредимая, по собственной воле?

Мэтьюзз нехорошие люди. Мне не нужно больше доказательств, чтобы знать это. Но никто из секретарей не находится здесь против своей воли. На самом деле, им, кажется, нравится служить братьям.

Поставив следующий противень в духовку, я смотрю на часы. Три минуты назад Обри вышла в холл разговаривая по телефону. Разворачиваясь, я вытираю тыльной стороной ладони свой влажный лоб.

Даже когда я пытаюсь понять отсутствие Фрэнки, ноющее чувство в животе не утихает. Это острое, пронзающее ощущение, и я знаю, что не могу просто предполагать, что с ней все в порядке. Мне нужно увидеть это своими собственными глазами.

Должно быть что-то большее, что я могу сделать. Что-то более непосредственное, чем мой текущий план.

Сняв туфли с ног и держа их в руках, я на цыпочках подкрадываюсь к двери, за которой скрылась Обри. Прижимаюсь ухом к прохладному дереву и прислушиваюсь к ней, обдумывая свой следующий шаг. Спа-центр находится ближе всего, и на столе Обри может найтись что-нибудь полезное. Шанс невелик, но это также единственное, что мне может сойти с рук в этот небольшой промежуток времени. Услышав голос Обри за стеной, я собираюсь броситься к другому выходу, когда ко мне приближается цокот каблуков.

Дерьмо.

Обри открывает дверцу как раз в тот момент, когда я проскальзываю обратно к духовке.

Мое сердце колотится, глаза сосредоточены на выпекании булочек, как будто взгляд на нее выдаст меня.

— Привет. Ты в порядке?

— Да, — выдыхаю я.

— Что случилось с туфлями?

— А?

Я опускаю взгляд на туфли, которые все еще держу в руке, и моя хватка усиливается.

— О, они причиняли боль моим ногам.

Ставя их на пол, я убираю каблуки с дороги и прочищаю горло.

— Я редко носила каблуки до того, как пришла сюда.

Она что-то набирает на своем телефоне, когда подходит ко мне.

— Скоро ты освоишься.

— Мне было интересно, — бормочу я, включая раковину и мою руки.

Я жду, пока Обри поднимет взгляд от экрана, чтобы продолжить.

— Чем именно занимаются Мэтьюзз?

Она возвращает свое внимание к телефону, когда отвечает:

— Криптовалюта.

Я хмурюсь. У меня нет большого опыта работы с Интернетом, но это звучит довольно чисто.

— Итак, зачем все эти камеры?

Я воздерживаюсь от всего остального, что могла бы добавить — почему здесь два особняка? Почему отсутствуют окна и постоянно закрытые шторы? К чему такая скрытность?

Обри снова отрывает взгляд от экрана. Она пожимает плечами, как будто ответ очевиден.

— У них есть враги.

Через секунду она добавляет:

— И, возможно, несколько проблем с доверием.

— Всего несколько? — глубокий голос Адама привлекает мое внимание к открытой двери, и мою кожу покалывает от осознания.

Он так небрежно прислоняется к дверному косяку, что я могла бы усомниться в том, что это утро вообще произошло, если бы не улики на моем теле. Он делает шаг вперед, его глаза находят мои, и мой пульс немедленно отзывается.

— Я обдумал твою просьбу.

Он делает паузу, взгляд обводит комнату, прежде чем вернуться ко мне.

— Сделки не будет.

Что?

— Ты сказал…

— Я сказал, что рассмотрю твою просьбу. И я рассмотрел. Мне это не нравится.

Обри медленно отступает, но плечи Адама напрягаются, когда она почти исчезает из виду. Его глаза темнеют, и он рычит:

— Останься.

Я не могу отрицать чувство удовлетворения, видя, что, возможно, он не так уж и безразличен в конце концов. Слабая улыбка приподнимает мои губы, и его челюсть тикает.

Когда Обри возвращается и встает рядом со мной, его мышцы слегка расслабляются.

— Как я уже говорил, сделки не будет. Нужно потрудиться, чтобы добраться туда, где находятся Обри и Стелла. Это не то, что ты можешь получить, просто попросив. Однако я внесу некоторые коррективы.

Я оживляюсь при этих словах, мой позвоночник выпрямляется.

— Хорошо…

— Ты переедешь обратно в женские покои. Сегодня вечером.

Я прикусываю губу, пытаясь скрыть свое разочарование.

— И вместо работы по дому ты начнешь обслуживать Обри, помогая с любыми обязанностями, с которыми она захочет помочь.

— Правда?

Его глаза сужаются.

— Некоторые задачи тебе придется пропустить, но по большей части она все еще будет находиться постоянно рядом с тобой. Понимаешь?

Я киваю, едва сдерживаясь, чтобы не расплыться в улыбке. Все еще не идеально для расследования, но гораздо лучше, чем торчать на кухне.

— Да, сэр.

— Самые страшные монстры — это те, что таятся в наших душах.

— Эдгар Аллан По

Мне странно видеть их четверых, развалившихся в кожаных креслах, собравшихся в офисе Райфа на совещание. Просто отсюда, из зала, это выглядит так… нормально. Обри идет впереди, хотя я единственная, кто несет в одной руке поднос с их напитками. Когда я сообщила ей, что до этого была официанткой, она сунула поднос мне в руки и сказала, что всегда проливает напитки. Если бы я знала, что это все, что нужно, чтобы меня допустили на эти утренние собрания, я бы сказала ей три дня назад, когда только начала помогать ей.

Серьезные тона наполняют воздух, когда братья разговаривают между собой, лишь слегка затихая, когда мы входим. Обри пересекает комнату и жестом предлагает мне начинать.

Грифф ближе всех к двери, поэтому я сначала наливаю ему его напиток — простой кофе, что меня удивляет, учитывая, что пьют остальные. Когда он берет кружку, его пальцы накрывают мои и удерживают. Я поднимаю на него взгляд, и дрожь пробегает по спине, когда я встречаюсь с его черными глазами-бусинками. Его губы сжимаются, прежде чем изогнуться.

Я собираюсь убрать свою руку, когда его хватка усиливается. Что за черт?

— Тебе нужно что-нибудь еще? — бормочу я, пытаясь избежать дальнейшего привлечения нежелательного внимания.

— Я скажу тебе, что мне нужно… — он внезапно останавливается, смотрит мне за спину и стискивает челюсть.

Спустя вечность, он ворчит и берет напиток, отпуская меня в процессе.

Облегчение накатывает на меня, и я бросаю взгляд через левое плечо, в том направлении, куда смотрел Грифф. Адам откидывается на спинку кресла, расставив ноги, медленно проводит большим пальцем по нижней губе. Он смотрит на Феликса, но его внимание ко мне подобно невидимой хватке, согревающей кожу. Что-то трепещет у меня в животе. Я замечаю мешки у него под глазами, несмотря на свежевыбритую челюсть и остальную резковатую внешность.