У меня никогда не было женщины в моей комнате. Даже когда я их трахал.

Взгляд возвращается к смятым простыням на кровати. Скудное нижнее белье, висящее в ее шкафу. Бутылочка с контактным раствором стоит рядом с парой очков в черной оправе, которых я никогда раньше не видел.

Я потираю ладонью свежевыбритую челюсть, разочарование горит внутри и натягивает мышцы.

Я должен убираться отсюда к черту.

— Некоторые рождены для сладкого наслаждения.

Некоторые Рождены для Бесконечной Ночи.

— Уильям Блейк

Раздается тихий свист, когда я вхожу в столовую. Обри сидит одна за столом, закинув ногу на ногу, и ее рыжие волосы ниспадают на плечо. Ее голова наклоняется, когда она оглядывает меня с ног до головы.

— Хочешь сегодня выглядеть беззаботно, да?

— Прости, — бормочу я, игнорируя боль в лодыжке, когда жжение от раны разгорается с новой силой.

Она пододвигает ко мне полную тарелку еды, как только я сажусь рядом с ней.

— Проснулась поздно.

Ее губы изгибаются.

— Я заметила. Другие девушки закончили завтракать двадцать минут назад.

Вилкой я размазываю яичницу-болтунью по тарелке, обнаженный, мокрый торс Адама все еще насмехается надо мной. Его белое полотенце висело низко на бедрах, позволяя мне мельком увидеть твердую V-образную форму, скрывающуюся под ним. Я знала, что он накачан, я почувствовала это вчера, когда мои ладони были прижаты к его груди и прессу. Но это не то же самое, что видеть его обнаженным, наблюдать, как напрягаются мышцы на его теле, когда он замечает меня на своей кровати.

Одно это вызвало во мне волну теплого удовлетворения. И когда мои глаза опустились ниже, это только подтвердило, что, по крайней мере, часть его тоже хотела меня.

Но потом я снова посмотрела в его глаза. Они были такими же холодными, как окружавшая нас комната.

Он заявил на меня права.

Я принадлежу ему.

Так почему же он не берет меня?

— Важный вечер?

— Хмм? — я откусываю и смотрю на нее, медленно вспоминая, где нахожусь.

Она откидывается на спинку стула, все еще пристально наблюдая за мной.

— У тебя такой взгляд.

— Какой взгляд?

— Я называю это Эффектом Мэтьюзза.

Я делаю паузу на середине пережевывания, мои брови взлетают вверх.

— Что?

— Такое случается со всеми нами, — она подмигивает. — Ты скоро поймешь. А теперь поторопись. У нас есть работа, которую нужно сделать.

Эффект Мэтьюзза. Доедая завтрак, я думаю о Фрэнки.

Чувствовала ли она это тоже?

— Что это? — спросила я.

— Это, — бормочет Обри через мое плечо, ее глаза пробегают по бумаге в моих руках, — список твоих ежедневных обязанностей.

Мои брови хмурятся, пока я просматриваю контрольный список. Мыть посуду, подметать, мыть полы, помогать в приготовлении пищи и уборке.

Это вся домашняя работа. И все это на кухне.

Я выдыхаю и опускаю руки по бокам, все еще сжимая страницу.

— Вау.

— Проблема?

— Просто… не совсем то, чего я ожидала.

Обри хихикает и начинает идти мимо женской половины, я следую рядом с ней.

— Разочарована?

— Нет.

Может быть.

Она искоса смотрит на меня.

— Ты не обязана этого делать.

Когда я непонимающе смотрю на нее, она добавляет:

— Лгать. Здесь тебя никто не осудит.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки. Не думаю, что меня когда-либо кто-то не осуждал. Каждое движение, каждое сказанное слово. Каждая вещь, которую я рисую.

Для Фрэнки было то же самое, расти с мамой, но у нее было иначе. Ей нечего было скрывать. В ее голове не было монстров, которых нужно было заставить замолчать. Мама все еще ругала и наказывала ее, даже больше, чем меня, когда поняла, что для моей души надежды нет. Но это было всего лишь за то, что она была обычным подростком — тайком ходила на вечеринки, тусовалась с мальчиками. То, чего я никогда не делала. Шум, тренды, вынужденная светская беседа и улыбки — я никогда не могла к этому привыкнуть.

Вместо этого я опускала голову, погружаясь в книги и школу, когда не занималась живописью. Я закончила школу лучшей в своем классе, втайне представляя будущее, которого, как я знала, у меня никогда не будет — например, поступить в колледж, найти место, где я могла бы вписаться. Но мама не ошиблась насчет меня. Я знаю, как глубока моя тьма, и я знаю, что никогда не освобожусь от нее, как бы далеко я ни убегала.

Я была странной младшей сестрой Фрэнки, одиночкой — такую личность я до сих пор открыто проявляю. Мне нравится, как эффективно она держит людей на расстоянии. Я была достаточно горяча, чтобы заняться сексом на одну ночь, когда мне это было нужно — когда я достаточно долго не освобождала свой разум с помощью искусства, в чем я неизбежно уступала самой себе. Но я все еще была достаточно странной, чтобы люди обходили меня стороной.

Сумасшедшая Бетси была редким исключением. Я думаю, ее прозвище объясняет, почему мы так хорошо ладили.

Фрэнки, с другой стороны, всегда везде вписывалась. Возможно, она была беспокойной и всегда искала чего-то большего, но она также родилась, точно зная, кто она такая.

Почему она решила, что ей нужно такое место, как это?

— Однако я должна сказать, — бормочет Обри, отрывая меня от моих мыслей. — Твой список, должно быть, самый безвкусный из всех, что я когда-либо видела. Не говоря уже о самых конкретных вещах. Обычно они не ограничивают нас какой-то одной частью дома.

Это привлекает мое внимание.

— Правда?

Мои шаги замедляются, и я смотрю на нее краем глаза.

— Он сказал тебе, почему у меня все по-другому?

— Кто, Адам? — она смотрит на меня и фыркает. — Нет, и я не спрашивала. Если кто-то из Мэтьюзз поручает тебе что-то сделать, ты должна верить, что для этого есть веская причина. Всегда. Все отношения строятся на доверии, и отношения между тобой и твоим хозяином станут самыми важными отношениями, которые у тебя будут, по крайней мере, в течение следующего года жизни. Возможно, дольше.

Следуя за ней на кухню размером с ресторан, я тереблю подол платья и обдумываю ее слова. Следующий год моей жизни. Не могу поверить, что прошло всего чуть больше двух дней с тех пор, как я подписала контракт. С тех пор столько всего произошло, и я напрягаюсь, просто думая о том, что еще может произойти. Когда я только прилетела, я думала, что смогу справиться с этим меньше чем за неделю. Что к выходным я полечу домой с Фрэнки на сиденье рядом со мной, целой и невредимой. По крайней мере, что к тому времени я смогу как-нибудь с ней связаться.

Теперь я не так уверена в этом.

Я даже не знаю, куда теперь направить свои поиски. Ее явно нет здесь, в особняке, иначе я бы уже видела или слышала о ней. Шумная и пышущая энергией, она одна из самых общительных людей, которых я знаю. Я ни за что не смогла бы не скучать по ней.

Если только она не ушла давным-давно.

Или с ней что-то случилось.

Когда Обри ведет меня через кухню и останавливается за длинной раковиной, я поворачиваюсь к ней, стараясь сохранять нейтральный тон.

— Год — это довольно долгий срок, верно? Я имею в виду, посвятить себя чему-то… кому-то о ком ты ничего не знаешь? Что происходит, когда люди меняют свое мнение? А как насчет тех, кто хочет разорвать контракт?

— Что ты имеешь в виду? — она хмурится. — Они уходят. Они отказываются от своей премии в конце года, но, в общем, это их решение.

— Вот так просто? Так легко?