— Как тебя зовут, малышка? — прошептал он, поддавшись искушению.

— Сэйбл, — тоненько ответила она, словно и впрямь вернулась в своих снах в далекое детство.

Сэйбл. Соболь. Хантер поверил не колеблясь. Такая женщина вполне могла носить это имя, роскошное, как русский мех.

Отпустив поводья, он не мешал лошади выбирать дорогу. Он думал о русских соболях. Это была неплохая тема для размышлений, которые могли бы отвлечь Хантера от мыслей о неописуемо грязной, измученной, желанной женщине, крепко уснувшей в его объятиях.

В результате он так отвлекся, что не сразу сообразил одну странную вещь: за все немалое время, прошедшее с момента освобождения, Сэйбл так и не спросила, где же ее ребенок.

«Из нас двоих, милая, у тебя куда больше секретов».

— Хотите поговорить? Рассказать, как оказались в плену? — спросил Хантер, когда Ной догнал его и пристроился рядом (надо отдать лейтенанту должное: он держался молодцом, несмотря на многочисленные раны, и непрестанно озирался, как бы опасаясь засады).

— Рассказывать особенно нечего, — пожал плечами Ной и заслонил рукой глаза, оценивая высоту солнца. — Мы патрулировали окрестности — и вдруг краснокожие кинулись со всех сторон. Их было человек тридцать пять, по самым скромным подсчетам. Все было кончено за четверть часа. Один только Гейтс, мой сержант… бывший сержант… убил пятерых, но перевес был слишком велик.

Хантер кивнул, отметив горечь, даже боль в голосе лейтенанта.

— Потом эти дьяволы исчезли, даже не сняв скальпов, но вскоре появились пауни. Они доделали начатое.

— Как же случилось, что вы остались в живых?

— Намекаете, что я струсил? — Ной выпрямился с оскорбленным видом.

— Ничего подобного. Выживший всегда винит себя за то, что предал товарищей. Мне это знакомо.

— В форте Керни много говорили о том, что с вами случилось, — осторожно заметил лейтенант и тактично отвернулся, как бы осматриваясь.

Капитан Мак-Кракен был живой легендой, примером для подражания, каждый молодой офицер мечтал приблизиться к этому образчику мужества. Однако его история была овеяна темной тайной, и Ной предпочел перевести разговор.

— Один из пауни ударил меня томагавком. — Он указал на яйцевидную отметину точно посередине лба. — Очнулся я, уже болтаясь поперек лошади, со связанными руками и ногами. Сначала я сопротивлялся, боролся, но это их только раззадоривало. Только когда меня замучили до полусмерти и собирались кастрировать, я сообразил, что самое время притихнуть. Поймите, мне не хотелось умирать вот так, постыдным образом, не на поле битвы. Кончилось тем, что я им наскучил.

— Это и понятно, — кивнул Хантер. — Даже собаку не бьют, если она не огрызается в ответ.

— Именно так, сэр.

— Вы сказали, что патрулировали окрестности. Зачем?

— Боюсь, это секретная информация, сэр.

Хантер тотчас отступился. Пожалуй, никто не имел дело с секретными сведениями так часто, как он. Он посмотрел на спящую Сэйбл и вновь поправил упавший локон. Сэйбл. Интересно, сколько потребуется времени, чтобы привыкнуть к ее настоящему имени?

— Это ваша жена, сэр?

— Нет! — отчеканил Хантер, и Ной прикусил язык, сообразив, что опять сунул нос, куда не следовало.

— Очень храбрая леди.

— Угу.

Ной усмехнулся, невзирая на боль в разбитых губах. Когда дело доходило до этой женщины, его нос выглядел длинным, как у Пиноккио. Он решил выбрать нейтральную тему для разговора.

— Едете на запад?

— На север.

— После всего, что случилось? — изумился Ной.

— У меня есть работа, которая должна быть выполнена, невзирая на обстоятельства. Точно так же и вам придется подать рапорт, какой бы неприятной ни была эта обязанность.

— Рапорт! — повторил лейтенант и добавил после долгого молчания:

— У меня есть обязанность потруднее: написать семьям погибших, описать весь этот ужас!

— Не вижу необходимости.

— То есть как? — вырвалось у Ноя, и на его израненное лицо наползла тень едкой иронии.

— А так, что ваших людей не вернуть, они мертвы, — объяснил Хантер устало. — Если вы опишете все жуткие подробности их смерти, вы не воскресите их, не так ли? Зато их семьи годами будут мучиться сознанием того, что сыновья или мужья сначала были изрезаны, изломаны и замучены, а потом их скальпы украсили пояс какого-нибудь дикаря. Поставьте ваше начальство в известность об этом, и пусть оно разошлет обычные «похоронки».

Вот точка зрения человека опытного, признал Ной и погрузился в невеселые мысли.

Неожиданно Хантер остро ощутил на себе испытующий взгляд. Он обернулся к Сэйбл. Так и есть, она смотрела на него.

Нацепив на лицо непроницаемую маску, он сделал вид, что занят только окрестностями. Однако его тактика не сработала. Руки обвились вокруг талии. Сэйбл прижалась даже теснее, чем прежде, и постепенно он оттаял, сам того не желая.

Он носит внутри какую-то застарелую боль, думала она, снова засыпая, и тревожные глаза Хантера не раз являлись ей во сне.

Она просыпалась медленно. Побаливала голова, все тело затекло, но она чувствовала себя отдохнувшей, чего не случалось вот уже долгое время. Открыв глаза, она глянула в улыбающееся лицо Хантера.

— Доброе утро, Фиалковые Глаза, — промурлыкал он невыразимо нежным голосом, но Сэйбл и не подумала строить из себя оскорбленную добродетель. Наоборот, она сладко зажмурилась, тем самым спровоцировав его на дальнейшие вольности. — Из меня могла бы выйти отличная постель, правда?

Это уж слишком! Она выпрямилась и уперлась ладонями в широченную грудь, заставив Хантера невольно поморщиться от боли. Тем не менее у него вырвался смешок, волнующе отдавшийся во всем ее теле.

— Пожалуйста, извините! — заторопилась Сэйбл, стараясь перевести разговор в менее опасное русло. — Все дело в том, что я очень устала и продрогла, а вы такой теплый…

— Я просто дурачусь, — прошептал Хантер ей в самое ухо, заставив его загореться.

— Нет-нет, я не должна была… вы ранены…

— Бывало и похуже.

— Знаю, — вырвалось у Сэйбл, когда она вспомнила длинный шрам на спине, обнаруженный во время их первого поцелуя.

— Ты ничего не знаешь, — возразил Хантер отчужденно и рассеянно, хотя только что выглядел так, словно готов был поцеловать ее.

Его тайная рана все еще болит, подумала Сэйбл, ругая себя за бесчувственность, за то, что коснулась этой боли неосторожным словом. Она была уверена, что никогда не узнает, кто нанес ему эту невидимую рану, но довольно было и того, что боль существовала. Он был уязвим, этот человек, казавшийся высеченным из камня, а значит, тем более опасен. Потому что дикие земли многократно усиливают эмоции и чувства.

Сэйбл огляделась. Они вернулись на широкую тропу, вдоль которой валялись брошенная мебель, уже изрядно потрепанная непогодой, плетенки с разбитой фаянсовой посудой, трупы павших быков. Обломки прежних жизней, отброшенные за ненадобностью в погоне за жизнью новой.

Время уже перевалило за полдень, когда было найдено место для лагеря, равно одобренное и Хантером, и Ноем. Уже усвоив, что ее проводник знает в окрестностях тропы каждую речушку, ручей и ручеек, Сэйбл благодарила судьбу за его опыт. Так же, как и лейтенант, Хантер выглядел смертельно усталым и явно страдал от ран. Это означало, что им обоим необходим продолжительный отдых, хотя ни один не желал в этом сознаться. Ей пришлось притвориться совершенно обессиленной, и это решило дело.

Спешившись, Сэйбл повернулась к Хантеру. Ее поразили бескровная белизна его лица и стиснутые изо всех сил челюсти. Очевидно, он испытывал сильную боль. Она не подозревала о том, что он попросту боится свалиться, если отпустит седло, — до того все вокруг кружилось и расплывалось.

— Вам нужно немного посидеть, — сказала она, трогая его за рукав.

— Пройдет! — прохрипел он, пытаясь выпрямиться. Ох уж эта мужская гордость, поморщилась Сэйбл.

— Мистер Мак-Кракен, меня мало интересует, пройдет или не пройдет. Хочу предостеречь: свалившись, вы можете расшибить голову еще сильнее, а это только осложнит ситуацию. Сейчас же обопритесь на меня!