Да и какое право имела она упрекать? Если бы она только видела, если бы знала…

Если бы она могла понять, что он давно уже не живет, а просто существует…

Хантер встрепенулся. Зная по опыту, что даже тень подобных эмоций открывает дверь для воспоминаний, он безжалостно подавил слабое чувство сожаления. Он не хотел вспоминать. Не хотел еще раз пережить крах своей жизни, еще раз погибнуть и возродиться в новом, до предела упрощенном варианте.

Помотав головой, чтобы прогнать лишние мысли, и сделав несколько глубоких вдохов, Хантер огляделся. От ручья слышался негромкий плеск, по ту сторону костра крепко спал ребенок.

Симпатичный мальчишка, подумал Хантер. Такая шапка волос у такого малыша… Отец у него, наверное, красивый.

Интересно, как Фиалковые Глаза познакомилась с ним? Кто он? Сильно ли она любит его?

Лучше всего будет никогда не встречаться с ним, чтобы не совершить чего-нибудь нелепо рыцарского (например, вызвать его на поединок и постараться прикончить). В конце концов, что такого в жене этого парня? Она просто женщина. Ему, Хантеру, попадались и покрасивее.

Заметив, что Маленький Ястреб разметался, высунув пухлую ножку, Хантер обошел костер и подоткнул одеяло. Неожиданно его пронзила острая зависть к мужчине, которому Фиалковые Глаза родила такого чудесного ребенка. Сына.

Чего бы он ни отдал, чтобы быть достойным отцом малышу вроде этого! Но из него не выйдет отца, которым можно гордиться.

Трус не имеет права быть отцом.

Сэйбл помедлила на границе круга света, очерченного пламенем костра. Обнимая ствол дерева (одного из немногих полностью лишенных листвы), она ненадолго позволила себе поддаться смущению и чувству вины. Она снова сделала это — подвергла словесной порке единственного человека, на которого могла рассчитывать в этой глуши. Светское воспитание не помогло притупить остроту ее языка, который отец однажды назвал кавалерийской саблей.

Кроме того, будь она даже трижды права в своих суждениях, она не смела судить Мак-Кракена, потому что сама лгала ему каждым словом, каждым взглядом. Сейчас, следя за тем, как заботливо он укрывает Маленького Ястреба, она совсем было собралась подойти и попросить прощения, но не хватило решимости. Вместо этого она прислонилась спиной к стволу дерева и постаралась беспристрастно посмотреть со стороны на свое поведение.

Можно смело утверждать, что она открыла в себе немало нового.

Например, она способна испытывать вожделение.

И ей это нравится.

Но это не снимает вину с Мак-Кракена. Если ее, Сэйбл, еще можно извинить из-за ее неопытности, то он, безусловно, касался в жизни многих женщин. Сотен женщин, быть может. Впрочем, что это она? Слово «касался» едва ли применимо к Мак-Кракену. Он не касается женщин, он их берет!

Что до неопытности, то не так уж она велика. И не так велико неведение. По крайней мере для Сэйбл не явилось сюрпризом то, что происходило с Мак-Кракеном от прикосновения к ее телу. Длинная твердая выпуклость, которую она очень даже хорошо ощутила, — это и есть та часть мужского тела, которая входит в женщину.

Подобный ход мысли (и тайное желание узнать про «ту часть» побольше) заставил Сэйбл покраснеть до корней волос. Лишь мимолетно, с чувством величайшего смущения она призналась себе, что «та часть» вызывает наиболее живой ее интерес. Нетрудно было догадаться, что странный и стремительный процесс ее увеличения, свидетельницей которого она была совсем недавно, означал желание. Этот человек, этот мужчина, хотел проделать с ней… акт.

Но что это за акт, в чем он заключается?

И зачем только в тот день, с сестрой, она строила из себя оскорбленную невинность? Ну не то чтобы строила… но все же Лэйн нужно было довести рассказ до конца! Любопытство Сэйбл рассеялось при первом же упоминании о боли и крови, и лишь теперь она сообразила (с прискорбным опозданием), что сестра не говорила бы про этот… этот ритуал с таким мечтательным видом, если бы он состоял только из неприятных ощущений.

Впрочем, кто может ручаться за человеческую природу? Что, если, испытывая вожделение, женщина полностью теряет способность мыслить здраво? Что, если, предвкушая, она наделяет «акт» несуществующими радостями?

Так или иначе, для Сэйбл осталось тайной происходящее между мужчиной и женщиной в постели. И это было тем более глупо, что ее невинность потеряла теперь всякий смысл. Если даже она вернется к отцу, претерпев все превратности путешествия, ни один достойный джентльмен не станет претендовать на руку девушки, которая провела много дней без всякого присмотра, наедине с мужчиной, вдали от дома.

Сэйбл скорчила гримаску, поймав себя на чисто практическом подходе к ситуации, довольно странном для молодой леди. Но почему не посмотреть на происходящее с точки зрения здравого смысла? Не потому ли Хантер Мак-Кракен так и норовит на нее наброситься, что она уронила себя даже в глазах такого человека, как он? Возможно, для него она ничем не лучше раскрашенных женщин в салунах, которых любой может посадить к себе на колени или отвести наверх, в номера. А уж если вспомнить о том, как она вела себя в его объятиях…

Сэйбл вздохнула.

«Раз уж ты решила быть рассудительной особой, будь ею. Что толку есть себя поедом, что толку спорить с самой собой? Это только еще больше затруднит путешествие. Впереди долгий путь и Бог знает какие опасности, а значит, разумнее будет доверять Мак-Кракену… ну хотя бы начать с… с чего-нибудь».

Этим не слишком конкретным решением Сэйбл предпочла завершить размышления. Запутавшись в бесформенной накидке, она не без труда поднялась на затекшие ноги и подхватила под мышку выстиранное белье. В этот момент из-за ближайшего дерева бесшумно выскользнул индеец. Сэйбл издала пронзительный вопль. Индеец улыбнулся, сверкнув в темноте зубами. Новый ее крик, буквально леденящий душу, только сделал эту белозубую улыбку шире. Перепуганная почти до потери сознания, она бросилась к костру, но через пару шагов столкнулась с Мак-Кракеном.

— Индеец! — едва выдохнула она, цепляясь за полы его распахнутой куртки. — Вон там, за деревом!

Тот прищурился в указанном направлении и потянул револьвер из кобуры.

— Возьми ребенка!

Сэйбл послушно кинулась к Маленькому Ястребу; через минуту она уже стояла, прижимая его к груди, выпрямившись как натянутая тетива. К тому времени дикарь прогулочной походкой вышел из-под прикрытия деревьев. Он продолжал широко улыбаться. К изумлению Сэйбл, Мак-Кракен вложил оружие в кобуру. Уж не помешался ли он? Улыбающийся индеец — все тот же индеец, только более хитрый!

Дальнейший поворот событий поразил ее и того больше. Для начала Мак-Кракен заговорил с вновь прибывшим на языке, отдаленно напоминающем тот, которому Феба учила Сэйбл. Потом — совсем уж немыслимое зрелище — они обменялись рукопожатием! Вместо того чтобы успокоить, это еще сильнее напугало Сэйбл. Она опустилась на корточки, съежилась и начала кутаться в шаль, оставив только щелочку для глаз. Перепеленывая ребенка и пристраивая его под полой одежды, она лихорадочно думала: что же теперь будет?

Дикарь был пониже ростом, чем Мак-Кракен, но так же широкоплеч. Индейская одежда сидела на нем очень естественно, с оттенком элегантности, украшенная бахромой рубаха была аккуратно зашнурована. Черные волосы, блестящие в отсвете пламени, ниспадали много ниже плеч, разделенные безукоризненным пробором и придерживаемые расшитым бисером кожаным ремешком. Руки индейца украшали серебряные браслеты. Даже на первый взгляд он был красив диковатой, суровой красотой, в которую надменная осанка добавляла интригующую аристократическую черточку.

Хантер сделал приглашающий жест, и Быстрая Стрела последовал за ним к костру. Почти забыв о своей подопечной, Хантер уставился на нее во все глаза, словно видел впервые. Он вдруг задался вопросом, как объяснить гостю ее присутствие. Тем временем Быстрая Стрела с интересом разглядывал ее.