–А правда красиво- черно-белые,– сказал Сашка.

–Ага. Только у тебя тут нос кривой, прям видно.

–Ну и пофиг, он у меня и в жизни такой. Сереге понравится,– и он обнял меня за плечи. Мы вышли на ветер и побежали к переходу в метро.

–Все равно с мороженым я выиграла,– верещала я на дождь , а Сашка, повесившись на меня сверху безуспешно пытался закрыть мне рот.

День рождения выдался на славу. Воскресенье. Я проспал полдня. А потом уехал с собакой на дачу. Было слышно, как падают листья. Откуда-то появилось солнце и просвечивало сквозь листву. Паутина между веток собирала капельки дождя и подвешивала их между ниточек, будто на прищепках. Капельки дрожали , иногда на удерживаясь, хлопались в листья. Я люблю осень. Природа успокаивается, перестает журчать и кудрявиться. Словно ей самой в какой-то момент становится ближе к пятидесяти годам и она ощущает, что разбрасывать себя по пустякам уже просто нет ни сил, ни времени. И она садится в старое кресло у камина, откупоривает бутылку бордо, включает джаз и наблюдает, как листья, едва двигаясь, переливаются цветами.

Лес молчал. Изредко аукал кукушкой и осыпал листьями, потревоженными ветром.

Домой я вернулся к ужину. Дети, торт, жена, подарки.

Вышел на балкон. Двадцать пятый этаж. Глянул вниз. Выдохнул. Стало легче, проще, расслабленнее.

–Трииньк-,дернулся карман брюк. Видео-звонок. Маринка, возьму. Видимо, поздравить хочет.

–Поздравляем тебя с днем рождения!-орали в трубку два до боли знакомых голоса. Мне вдруг почему-то вспомнились ведро и семнадцать лопаток-букет, который стоял лет десять потом у меня в комнате в родительской квартире. Они подарили мне его на семнадцатилетие. Стойте-ка. Они-это же..– Я пригляделся. Маринку уже сдуло с экрана. Передо мной кто-то сидел. Дурацкий зеленый комбинезон и очки. Знакомая улыбка. Я надел очки. Потом их снял. Потом опять надел. -Зось, ты что ли? -сердце забилось синкопой. Я попытался ровно дышать. Еще, еще.

–Я прошу прощения за всю боль..– дудела она избитые фразы. Я смотрел на ее смешные, чуть оттопыренные уши. Короткие волосы открывали тонкую шею. Господи, неужели это она.-… вот , смотри, как у меня здорово,– она носилась с телефоном и усердно показывала мне свою новую квартиру. Я вспомнил, как сильно бьется жилка у нее на шее. Когда я прикасался к ней, всегда словно хотела выпрыгнуть навстречу моим губам. Вспомнил, как она запрокидывала голову от наслаждения-Видишь, тут свет ото всюду,– не прерываясь, строчила она. Мне вдруг ужасно захотелось спать. Закрыть глаза. Господи, как вот можно так врываться в жизнь без стука. Бесцеремонно влезать в окно: «Я требую продолжения банкета!» Я не мог. Все это было чересчур. Я так устал. Устал от работы. От того, что все не то. Устал от людей. На горизонте в телефоне показалась Маринка.

–Девочки, был рад вас видеть,– сам того не ожидая, сказал я и отключился.

-Марин, дай телефон.

–Чей?

–Сашкин.

–Ты реально больная. Зачеем? Зачем тебе все это? Ты ж его уже видела. Сказала все, что хочешь сказать. Острых ощущений захотелось? У тебя что- слишком все хорошо?

–Не знаю. Надо. Возможно, чтобы понять, что мне все это уже не надо.-Маринка молча скинула мне номер. Мой телефон, словно проснувшись, зателенькал, радостно принимая сообщение.

Маринка уехала. Я осталась. Одна, с непричесанной головой и мыслями вразброс.

–Привет. -написала я и быстро отправив, откинула телефон, чтобы не дай бог не передумать и не удалить. Я не знала, что мною двигало. Возможно, действительно, желание разобраться. Прошло двадцать пять лет. А он все также занозой сидел в сердце. Приходил во снах. Я много раз пыталась его выдернуть, залить рану перекисью. Все тщетно. Он врос в меня, гноился, нарывал. Иногда боль становилась практически физической. И я решила- пусть. Пусть глупо, непонятно, неожиданно. Зато правдиво по отношению к самой себе. И однажды, посмотрев прошлому в глаза, я может и словлю ощущение – все прошло. Закончилось. Нежная, но такая паучительная сказка о первой любви, больше не болит. Вздохну свободно и перейду, не оборачиваясь, на другую сторону моста.

–Привеет.– ответ пришел почти что сразу.

–Рада была тебя видеть. Давай созвонимся, поболтаем как-нибудь.

–Давай.

Дальше- тишина. Три недели «не сегодня. Сорян. Отдыхаю от людей».

Хотелось кричать в трубку: да разве я человек?! Я для тебя -химера из снов, ублажающая тебя до звонка будильника.

Наконец, в какой-то момент он написал: у меня самолет через три часа. Сижу в аэропорту. Набирай.

Я налила себе бокал Шардоне и почти силой залила его целиком себе в горло. Стало теплее. Но не легче. Я выдохнула через рот, как нас учили на йоге- так, чтобы внутренности припли к позвоночнику и нажала на зеленую кнопку с телефоном. Меня лихорадило. Хорошо, что не надо было забивать цифры, я бы никогда не попала на нужные кнопки. Вино ударило в голову ,и стало как-то проще. «Ну и хер с ним, с плащом»– вспомнилась фраза из фильма и я, не заметила, как улыбнулась.

–Привет.

–Привет. Рада тебя слышать.

–Ммм.

–Расскажи, как ты? Что делаешь?

–Много работаю. Езжу на охоту с собакой.

Мы смеялись. Подтрунивали. Опять смеялись и пили, каждый на своем конце провода. Было что-то настоящее в нашем общении. Знакомое. Наше. Вспомнились ночи, когда я засыпала с телефонной трубкой в руках, слушая глупости на том конце провода. Глупости, понятные только нам. Такие важные и такие трогательные.

–Расскажи что-нибудь о себе,– сказал он.

–Я не знаю, что рассказать. А что ты вообще обо мне знаешь? – сказала я невпопад.

Не знаю. Я вообще ничего о тебе не знаю. И не хочу знать. Вот. Понятно?-вдруг вспыхнул он.

Я подумала, что для человека, который ничего не хочет обо мне знать, потерять два часа и пятьдесят минут времени просто так, со мной, немного странно. Ну да ладно.

–Когда мы с тобой виделись? В две тысячи одиннадцатом?

–Ох. Лучше бы не виделись,– я оторвала мякиш багета и все катала и катала его в руках.

–Короче, если в следующий раз приедешь и захочешь увидеться, то знай: уже не сбежишь от меня, как в прошлый раз.

Ччерт. Господи, как все сложно. Я ведь и в тот раз не хотела сбегать.

–Знаешь, у меня папу госпитализировали,– зачем-то сказала я.

–Мне очень жаль. Я , конечно, не желаю смерти твоему папе, но, сама понимаешь, было бы здорово, если бы ты приехала.-я ощутила, как он улыбнулся.

–Конечно,– сказала я и покраснела.

–Зось, мы взлетаем. Был рад услышать твой смех.

–Угу. Пока.

Тишина. Господи, как можно закончить разговор с женщиной, на которую тебе абсолютно плевать, фразой:»Был рад услышать твой смех»..

Я с удивлением обнаружила , что только что открытая бутылка Шардоне, была пуста.

Была зима. Такая, какие бывали тридцать лет назад. Снег глыбами лежал на улицах или кис под толстым слоем соли. Сосульки размером с человеческий рост угрожающе свисали с крыш домов. Пироги снега съежжали с крыш, как только хоть чуть-чуть теплело.

Мы без конца ходили по парку, толкали друг друга в снег, целовались на холоде и прогуливали вечерние занятия для поступления в институт. Точнее, прогуливал я. Зося ходила, а я таскался с ней и сидел на ее уроках. На кафедре не топили. Все грелись в куртках. Опушка ее фиолетого пальто, слипшаяся сосульками от мороза, вечно залетала ко мне в рот. Мы беззвучно хихикали на последнем ряду и целовались, отплевываясь от меха.

В тот вечер забежали к ней домой на пятый этаж. Бежали на перегонки. Я, как всегда обогнал. У дверей мы остановились, она два раза щелкнула ключом.

–Раздевайся. Пошли погреем руки горячей водой в ванной. -Вы приходили в ванную, включали воду и забывали обо всем. Я присаживался на бортике, а она стояла близко близко. У нее были ледяные краснющие щеки и тонкие холодные пальцы, которые она имела привычку запускать ко мне под свитер. Раздразнив меня, она понеслась на кухню.