Я шла по узенькому проходу между двух домов. Вовка вилял задом, словно падшая женщина. Серый, будто одетый в замшевый костюм, он явно считал себя секс символом района. Французские бульдоги – мужчины особенные.

Наушники тинькнули и на секунду перестали петь : пришло сообщение.

«Привет, Зось, ты как? Сто лет не созванивались»– А ведь действительно, лет десять уже не общались. Я искренне обрадовалась Маринкиному сообщению.

«Да, давай часов в восемь сегодня «.

«Ок».

Мое прошлое настигло меня неожиданно, сухим двухбуквенным ок.

В тот же вечер в восемь мы по обе стороны ватсаппа распивали вино: я-белое, она- красное. Грызли сыр и плевали косточки от оливок: кто в салфетку, кто в изящную фаянсовую пиалку. Говорили до глубокой ночи часа четыре.

–Приезжай, буду правда рада.

–Ладно, не боись, приеду, поржем.

Наступил день, потом ночь. Прошла неделя. И наконец в продуктовом между авокадо и бананами я заказала ей такси, а затем тщетно пыталась объяснить Хабибу, что Маринка ну вот абсолютно не говорит по-французски и на дух не переносит арабов.

Через полтора часа серебристое пежо плавно остановилось у меня во дворе. Хабиб, белозубо улыбнувшись, выкатил малюсенький чемоданчик. А вместе с ним и мою шкодливую молодость в свитере цвета мяты с медведем харибо во весь живот.

–Ну, привет,– нарочито програссировала она,– прижавшись ко мне всем щупленьким тельцем. День катился на закат. Было тепло, рыже- солнечно: как часто осенью а Париже.

Вечером мы пили шабли и ели устриц. Поливали их лимоном и до неприличия сочно засасывали сомнительную мякоть, напоминающую детский насморк.

–А ты помнишь, что у Сашки сегодня день рождения?– прищурилась она. Конечно, я помнила. Есть в нашей жизни даты и имена, которые вытатуированны в памяти, кто поймет зачем. И каждый год мы думаем набрать номер, зачем-то всплывающий оттуда, где катались на трамвае и ели мороженое на спор. А вместо этого тянем время, выпиваем бокал другой. Третий. И , многозначительно повздыхав и перебрав старые фотки, ложимся спать. Я набрала в легкие воздух и выдохнула:

–Звони.

–Что – звони? Ты что- разговаривать с ним будешь?

–Да. Буду,– отчеканила я. Прошло двадцать пять лет. Я коротко подстриглась, перестала краситься, зато завела себе красную помаду и бульдога и ,наконец ,заслуженно натянула на нос обожаемые очки.

Я решила не медлить. -Набирай.

Она включила видеосвязь и гомерически захохотала.– Ты обалдела, выключи камеру.-прошипела я. К видеосвязи я совсем, ну совсем не была готова. Она в ответ бросила звонкое «поздно» и опять раскатисто засмеялась.

–С днем рождения! – проорали мы, словно по команде, как только в телефоне появилась картинка. Я ощутила, как покрываюсь пятнами. По спине текла тонкая струйка пота, неприятно меня щекоча.

Он улыбался. Я увидела в телефоне поллица, густо заросш щетиной. Один глаз. Еж волос. Маринка магически исчезла и нарочито громко зазвенела тарелками на кухне. Глаз смотрел на меня, бровь медленно ползла вверх.

–Зось, это ты что ли? Вот это даа! Офигеть -подарок!

–Я. Я звоню тебе, чтобы попросить прощения за всю боль, которую нанесла. Прости меня пожалуйста,– чеканил кто-то изнутри. Голова предательски кружилась. Язык не слушался. -Наверное, в телефоне слышно, как бухает мое сердце. – подумала я. Я безуспешно пыталась сконцентрироваться. Нашла глаз, так и наблюдавший за мной без слов. Сашка вдруг широко улыбнулся. Как тогда, когда был подростком.

–И для этого тебе понадобилось двадцать пять лет?

Я молчала. Потом тоже заулыбалась. Он закрыл глаза. Потом опять открыл. Снял очки. Немного развернул телефон. Появился второй глаз. Меня трясло.

–Как ты? Давай я покажу тебе мою квартиру.– господи, что я несу. Я потащилась по комнатам, лепеча какой-то бред. Он внимательно слушал и кивал. Смотрел на меня.– Неужели это ты?!– вырвалось у меня.

–Я. Зачем ты появилась?– он зевал, чесал глаза. Словом, нервничал и всеми средствами выказывал безразличие.

Я молчала.-Не знаю. Я давно хотела это сделать. Я устала просыпаться и вновь и вновь прокручивать кино. Устала выдумывать, как ты, и что было бы ,если-Он опять поднял брови и еле еле заметно улыбнулся котом. В дверях замаячила Маринка.

–Ну ладно, девочки, был рад вас видеть. Обнимаю. Очень спать хочу.– и отключился.

Мы, как всегда, сидели в кафешке на Невском и заказывали вот уже пятое по счету мороженое с изюмом.

–Я же сказал, что выграю,– Сашка сидел напротив меня на заусенчатом деревянном стуле и нарочито громко икал. Вареная джинсовая куртка на рыбьем меху была расстегнута. Под приоткрытым воротником клетчатой рубашки стучал еле заметный ручеек голубой вены.

–Не-а,– и я со смехом запихала еще одну ложку мороженого себе за щеку. Зубы стыли, язык замерз, но мне надо было выиграть.

–Ну что, тогда еще по порции.– со смехом выдавил он и опять громко икнул.

–А давай.

Мне было холодно. Дверь кафешки скрипнула, ледяной ветер прогулялся по ногам. Я поежилась.

–Зось, давай -хватит.Сдавайся уже. А не то заболеешь.

–Ага, щща.

–Ну тогда, признай просто, что я выиграл.

–Принесите нам пожалуйста еще двойную порцию- я гордо взглянула на официантку.

–Зось, у нас и деньги закончились.

–Ничего не закончились,– и я вытряхнула из кармана последние копейки вперемешку с крошками от печенья.

–Знаете, мы передумали. -И он уже тащил меня к выходу.-Зось, ладно, перестань. Надо уметь проигрывать,– и он бесцеремонно слизал каплю мороженого с моего подбородка.-Лучше пошли в автоматы сфоткаемся на остаток денег. Ну его- это мороженое-живот уже пухнет.– и он демонстративно похлопал себя по животу, раскрыв куртку. Я все еще упиралась, но силы явно были не равны. Мы вышли на Невский. Он горел желтыми огнями. В мокром асфальте отражалось черное намоченное небо.

–Пошли, автоматы в той стороне,– и мы направились в сторону Адмиралтейства. Кабинка была малюсенькая и совсем неприметная, с красным порванным сиденьем. Сашка отодвинул занавеску тут же уселся.-Садись ко мне на колени,– заявил он.

–Вот еще,– я почти что обиделась: надо мне больно, потом еще скажет, что я толстая.

–Да ладно, ты что, я ж люблю тебя,– он как будто прочитал мои мысли. Улыбнулся вдруг, внимательно заглянув в глаза и безоговорочно усадил на коленку, заорав,– Аааа! Ну точно- открытый перелом!– Я вскочила и почти уже вылетела из кабинки. Сашка успел хватануть меня за необъятный капюшон пальто и , притянув к себе, вдруг нежно-нежно меня поцеловал, прошептав:»Дурочка, я ж шучу.» Усадив меня, наконец, к себе на колени, он кинул монетку.

–Короче, фоткаемся для потомков.

–Каких потомков,Саш. Ты обалдел?

–Конечно, для них. У нас обязательно будет дочка. Я назову ее Зосей.

–Ага, конечно. И сына Сашей.

–Не. Сына, как моего папу-Сергеем.

–Нифафто! Чтобы у меня был сын Сережа?!

–А я сказал- будет.

–Не буду фоткаться!

–Ты что, для Сереги! Будем потом ему показывать, какие мы были.

–Офигел ты совсем.-Щелк. Камера запечатлела мой профиль со словами:»Офигел ты совсем» и возмущенный Сашкин фас.

–Ну ладно, давай нормальную сделаем. Поцелуй меня,– сказал Сашка и попытался сделать фотогеничное лицо. Я прилипла к его щеке и раздула щеки и фыркнула. От неожиданности он засмеялся. Брызги слюней полетели во все стороны.

–Ну Зоось! Так все фотки так истратим. Давай третью- ты улыбайся. И я -улыбайся.– и тут же полез мне куда-то под пальто. Я начала отбиваться и полетела с его колен. На фотке остался только кусок моей головы с взлетевшими волосами и Сашка, пытающийся меня поймать.

–Садись скорее, последний.– Мы оба захохотали, смотря куда-то в бок.

Фотки долго готовились и наконец выскочили на дождь: клейкие, лаковые. Я лихо подхватила их и спрятала под пальто.