– Доброе утро, мисс Лоример, – заметил первый, дотрагиваясь до полей шляпы.

Кэтрин узнала в нем Келли из ведущей вечерней газеты.

– Рад видеть вас снова, – сказал он. – Что новенького? Слышал, у вас есть для нас отличная история о маленькой антикварной вещице, которую вы привезли.

Кэтрин кивнула, готовая как можно лучше разрекламировать свою миниатюру. Но в тот же момент она заметила, что Нэнси смотрит на эту группу с нетерпимой ревностью. Внезапный прилив чувств смыл все ее мысли о себе. Повинуясь какому-то импульсу, она сказала:

– Я привезла кое-что поинтереснее, чем антиквариат. Та портретная миниатюра не так уж важна. Во всяком случае, она может подождать. Но я хотела бы познакомить вас с моей племянницей Нэнси Шервуд. Она приехала, чтобы сыграть в новой постановке Бертрама. Если вам нужен предварительный материал и фотографии, сейчас у вас есть шанс получить все это, потому что – запомните мои слова – Нэнси станет звездой спектакля.

Мгновенно девять пар глаз переключились с Кэтрин на Нэнси, и соответственно отвесили ей поклон девять полей шляп. Последовала пауза.

– Что ж, мисс Лоример, – убежденно сказал мистер Келли. – Предчувствие мне говорит, что вы правы. Ну как, ребята?

Пока Кэтрин стояла в сторонке, засверкали вспышки камер, и на Нэнси посыпались вопросы. Она восприняла это испытание как должно – ослепительно улыбалась и была очаровательной и дерзкой.

– Спасибо, Кэтрин, – выдохнула она, когда все закончилось, – я лишь мечтала так начать.

Подошел Мэдден, до того наблюдавший за тем, что происходило внизу, на причале. Впервые в это утро он обратился к Кэтрин:

– Нэнси обещала быть со мной на обеде в «Уолдорфе». – А вы… разве вас с нами не будет?

Кэтрин изобразила сожаление.

– Дела, – сказала она со слабой безличной улыбкой. – Никуда от них не деться.

– Но вы не забудете про Вермонт?

– Нет, – заставила она себя сказать, – не забуду.

Они вместе покинули палубу, и вскоре Кэтрин, попрощавшись со всеми своими друзьями на борту, быстро прошла таможню. Здесь, случайно или намеренно, она потеряла из виду Мэддена и Нэнси, поэтому на Уэст-стрит поймала такси и одна поехала в свой отель.

Кэтрин решила немедленно приступить к работе, как будто это было противоядием от той тягостной боли, которая, казалось, отныне навсегда поселилась в ее душе. Едва добравшись до Тауэр-Карлтона, где у нее всегда были апартаменты, она позвонила Бреге, своему американскому администратору. Бреге, который не встретил ее на причале только потому, что она этого не желала, ждал ее звонка и заявил, что немедленно приедет. Прежде чем он ворвался, в истинно галльском приветствии простирая к ней руки и тряся маленькой бородкой, Кэтрин все же успела осмотреться в своем номере, выдержанном в зеленовато-золотистых тонах, который так часто давал ей приют, снова бросила взгляд со своего тридцатого этажа на захватывающий вид Пятой авеню, похожей на Большой каньон, и приняла мистера Ленца, администратора отеля, который выразил искреннюю радость по поводу ее возвращения, а также преподнес ей фрукты, цветы и информацию о том, что для мисс Шервуд будет подготовлена дополнительная спальня.

Жорж Бреге был парижанином, специалистом по старинной бижутерии и часам восемнадцатого века, он приехал в Нью-Йорк, чтобы разбогатеть, по глупости потерпел фиаско и был спасен Кэтрин от голодной смерти.

Поцеловав ей руку, осыпав ее множеством комплиментов и, наконец, усевшись на диван, он прижал к губам набалдашник своей знаменитой трости, как бы приказав себе, самонадеянному болтуну, заткнуться, и стал ждать ее вопросов и распоряжений.

– Ну что, Бреге, – сказала она, откидываясь на спинку стула и внимательно глядя на него, – я привезла миниатюру.

– Это хорошо, мисс Лоример.

– Надеюсь! Скажите мне вот что: вы подготовили Брандта? В точности как я вам написала?

– Все устроено. – Бреге с простодушным удовлетворением выдал раскатистое «р». – Брандт должен быть в Нью-Йорке через десять дней. В среду, седьмого, в три часа дня, он приедет к нам, чтобы изучить миниатюру. И купить ее, мисс Лоример. Вот увидите. Именно так. Наверняка.

Кэтрин поджала губы:

– Надеюсь, что вы правы, Бреге. Во всяком случае, вы хорошо поработали. А пока мы выставим миниатюру в витрине, в эксклюзивной раме, с подкладкой из красного бархата, на обозрение всего Нью-Йорка. Пусть антиквары тоже это увидят: Эшер и все прочие. Будет много разговоров, и это пойдет нам на пользу. Я не хочу, чтобы наш друг Брандт считал, будто миниатюра готова упасть к нему в руки по его цене. Цена должна быть наша. Вы понимаете, Бреге?

– Ну да, мисс Лоример. Правда, сейчас все немного труднее.

– Труднее? И потому мы должны уступить? Послушайте, старый друг, вам надо понять вот что. Если мы не продадим эту миниатюру примерно за сто тысяч долларов, каждому из нас придется поискать себе хорошую новую работу.

Бреге пожал своими острыми плечами – в этом жесте угадывалось и сочувствие, и что-то похожее на извинение, но в целом он внушал оптимизм.

– Мы ее продадим, мисс Лоример. И снова двинемся вперед. Говорю же, бизнес вот-вот начнет подниматься. Если только мы продержимся еще несколько недель, то будем в шелках и бархате.

Кэтрин кивнула, ее взгляд внезапно стал отстраненным и непроницаемым.

– Да, – ответила она, – только несколько ближайших недель, а потом все у нас будет в порядке.

С трудом взяв себя в руки, она встала и надела шляпу.

– Пойдем выставлять Гольбейна. Кстати, не хотите ли взглянуть на портрет?

Бреге благоговейно взял миниатюру и вперил в нее восхищенный взгляд.

– Прекрасная, прекрасная, – наконец пробормотал он.

Кэтрин стояла рядом и со смутным чувством печали смотрела на миниатюру совсем другими глазами. Портрет теперь ожил для нее, странным образом наполнившись чем-то злободневным. В этих чертах, имеющих некоторое сходство с ее собственными, таилось предчувствие такой же печали. Возможно, здесь была изображена полная одиночества и горечи судьба, которая ждала и ее, Кэтрин. Она почувствовала, как невольно покидает свое тело, как будто ее дух, трепещущий на грани тьмы и света, слился с духом Люси де Керси. Это было странное чувство, ощущение растворения в пространстве и времени, слабое эхо прошлого, слышимое среди грохота великого города только в потаенных уголках ее сердца.

Бреге снова заговорил:

– И к тому же очень странно, мисс Лоример, – она так на вас похожа.

Кэтрин отмахнулась, скрыв этим жестом удар, нанесенный ей словами Бреге.

– Следующий, кто скажет это, получит от меня кирпичом по голове, – отрезала она, развернулась и поспешно направилась к двери.

Они вместе пошли по авеню к офису, маленькой лавчонке, зажатой между шикарным портновским ателье и модным цветочным магазином. Было уже больше часа, по пути Кэтрин пригласила пожилого коллегу на обед, и, поскольку они не питали никаких иллюзий относительно своей экономической ситуации, они зашли в дешевый «Чайлдс», где каждый заказал себе по клубному сэндвичу с маринованными огурцами в укропе, а затем по чашке кофе и белому бисквиту.

Стряхнув с себя дурное настроение, Кэтрин с удовольствием отведала пикантную, типично американскую еду. Толпы деловых девушек вокруг нее, спешащих поесть в обеденный перерыв, пробудили в ней воспоминания о собственной карьере. Оказавшись в офисе, она также испытала подъем положительных эмоций, когда поместила миниатюру в бронзовую рамку на фоне генуэзского бархата винного цвета, подумав, насколько точно она воплощает этим свой нынешний бескомпромиссный замысел.

Когда ради миниатюры к ним заглянул Эшер, Кэтрин с удовольствием отметила, что он впечатлен ее приобретением. А это был самый искушенный из нью-йоркских антикваров. Но позже, когда она уже одна возвращалась в отель, ее настроение упало и на нее навалилась физическая усталость.

Вернувшись в свой номер, она обнаружила там приехавшую Нэнси. Разбросав свои вещи по спальне – это у Нэнси называлось распаковкой чемодана, – сама она теперь растянулась на диване, включив настольную лампу. Рядом с ней стоял чайный поднос. Это зрелище, исполненное трогательного гедонизма, отчасти улучшило настроение Кэтрин. Она сбросила туфли и надела тапочки. Еще минута – и, сменив свой костюм на старый мягкий домашний халат сизо-серого цвета, она села рядом с Нэнси и налила себе чаю. Кэтрин заметила, чуть покривившись, что Нэнси презрительно отвергла стандартный хлопчатобумажный мешочек с чаем, обычно предлагаемый отелем, в пользу личной чайной смеси, которую Кэтрин специально привезла из Лондона.