Он подскочил к ней, размахивая руками, как мельница.
— Вот, гляди, гляди… Вот… — Но договорить Марягин не успел, потому что Николаева молниеносно повернулась к нему, что-то мелькнуло в воздухе, и он уже оказался лежащим на земле, а ее нога в новенькой туфельке прижимала его грудь.
Впечатление, которое произвело на всю группу продленного дня это событие, было грандиозным. И мальчики, и девочки, и активные, и пассивные застыли на полдвижении, словно в игре в «штандер», глядя на поверженного Марягина. Все, кроме Мариночки. Она вдруг очень четко поняла, что в классе появилось существо незаурядное, опасное для ее абсолютной власти над всеми девочками и даже над мальчиками из лучших. Она остренькими зубками покусывала себе губу и напряженно думала, как теперь быть…
А Марягин поднялся на ноги и как разъяренный барс кинулся на Ольгу. Но Николаев выскочил вперед, и Марягин ткнулся в его грудь.
— А ты чего? — заорал Марягин.
— А ты чего? — еще громче заорал Николаев.
Они схватились, повалились наземь и покатились по траве.
— А ну, — раздался властный Мариночкин голос. — Кончайте, кому сказала.
И, представьте себе, мальчишки встали и, набычившись, поглядели на Мариночку.
— А ты не командуй, — сказал Николаев. — Точно, Марягин?
— Точно, Николаев, — согласился Марягин. — А то раскомандовалась!
— А мы как раз и хотели сказать тебе, девочка, что если ты хочешь с нами дружить, то должна пройти испытание… — весело сказала Мариночка Оле.
Девочки снова напряглись, не понимая, к чему теперь клонит Дюймовочка, и снова согласно закивали, когда она сказала:
— Правда, девочки?
— Какое испытание? — шепотом спросила Федулина. Но на нее все зашикали.
— Какое испытание? — словно эхо, откликнулась Оля.
— Сейчас скажу. — И Мариночка оглянулась на своих. — Сказать, девочки?
Все девочки глядели на Мариночку так, словно боялись, что она вдруг передумает и утаит, что хотела сказать.
— Ну? — спросила Оля смятенно. Она чувствовала, что начинает втягиваться во что-то ей неприятное, но ведь Кира Викторовна велела…
— Так вот, девочка…
— У меня имя есть, — перебила ее Оля.
— Нет, — улыбнулась Дюймовочка. — Нет у тебя для нас имени… Пока… А вот выдержишь испытание, тогда твое имя появится, поняла, девочка?
— Ну? — Какого труда стоило Оле сейчас сдержаться и не наговорить этой наглой, избалованной собственным успехом, противной, очаровательной девчушке всяких грубостей, а то и стукнуть хоть раз по ее наглому румяному личику… Оля до боли закусила губу и, кажется, малость уняла свой гнев.
— Слушай, девочка, ты привидений боишься? — Мариночка приблизила свои глаза почти вплотную к Олиным. — Боишься? Если боишься, так прямо и скажи.
Оля пожала плечами напряженно и несколько нервно.
— Не знаю…
— А вот я знаю, что боишься, — сказала Мариночка. — Правда, девочки?
Девочки не ответили ей ни словом, ни жестом, они стояли с потемневшими от страха глазами, и больше всего им хотелось сейчас зажмуриться.
— Есть один дом, — заговорила Мариночка голосом, каким рассказывают страшные сказки. — Он забором обнесен. Там никто не живет, только привидения. Я тебя провожу, перелезем через забор, войдешь в дом и посидишь там всего один час. Мы заметим время, а ты будешь следить по своим часам. У тебя есть часы?
— Есть.
— Славненько, — сказала Дюймовочка. — Идем сейчас, а то ведь к семнадцати часам нам к бегемоту.
— А где этот дом? — спросила Николаева.
— Я тебе покажу.
Оля собралась и взяла себя в руки.
— А что мне там делать?
— Ничего. Посидишь с привидениями часик и, если жива останешься, выйдешь.
— Ой, — не выдержала опять Федулина. — А что они могут с ней сделать, привидения?
— Чего захотят, то и сделают.
— А умереть там человек может? — спросила Графова.
— Человек везде умереть может! — ответила Кондратенко. — Вот у мамы в сауне пришла одна женщина, между прочим, — она, очевидно, подражала материнским интонациям, — между прочим — доктор наук или там профессор кислых щей. Только она зашла, значит, в горячее отделение, и раз — и ваших нет…
— Каких ваших? — спросила Федулина.
— Помалкивай, Федула! — приказала, не обернувшись, Мариночка.
— Пошли, — сказала Оля. — Я готова.
— И мы пойдем, — загалдели девчонки.
— Нет, оставайтесь тут все, чтобы никто не заметил, а то такой шум подымется, — твердо сказала Мариночка, и они вдвоем с Олей Николаевой вышли со школьного двора.
— Дать тебе конфетку «Вечерний звон»? — сказала Мариночка, шаря в кармашке фартука.
Оля покачала головой.
— Ну, не хочешь, не надо. — Мариночка засунула себе конфету в рот. — Только тебе надо глаза завязать. Как будто у тебя глаза болят, а я тебя к доктору веду.
— Зачем?
— Чтобы ты дорогу не запомнила. Это секретное место.
— Нет, я не дамся, — сказала Оля.
— Тогда глаза закрой, зажмурься крепко-крепко…
— Ну?
— А я тебя за руку возьму, как слепую, и пойдем, ладно? Подглядывать не будешь?
— Не буду.
— Я проверю.
— Проверяй.
Мариночка поглядела ей в лицо и осталась довольна.
— Покружись теперь три раза, быстро-быстро.
— Зачем?
— Чтобы меня не перехитрила, а так голова задуреет, и ты не поймешь, куда мы идем. Конфетку дать?
— Нет.
— Как хочешь, последняя. — И засунула себе в рот. — Кружись, — и повернула Олю три раза.
Со стороны могло казаться, что вниз по улице идут две задушевные подружки чуть ли не в обнимку, чуть ли не прижавшись висками друг к другу.
Мариночка и Оля пошли, обнявшись, а остальные остались. Николаев подумал, что с новенькой, наверное, все в порядке и, улыбнувшись, помчался к Марягину, который как ни в чем не бывало, кряхтя и потея, выкорчевывал из земли с Рябоконем толстый железный прут. На полпути он замедлил ход, остановился и снова поглядел Оле и Мариночке вслед. Но не увидел их, они, видно, завернули за угол. И вдруг Николаев обеспокоенно сунул палец в рот, напряженно о чем-то думая. Потом сорвался с места и, ничего никому не говоря, со всех ног полетел за ушедшими девочками. Все это произошло в единый миг, и никто из Колиных друзей не заметил его исчезновения. Вон, вон, впереди, под горку, идут девочки… Коля стал красться за ними на некотором расстоянии, как опытный разведчик.
А тем временем запыхавшийся Марик боязливо входил в ворота Птичьего рынка. Народу там было полным-полно. Везде стояли сосредоточенные люди, начиненные какими-то животными или птицами, которые то и дело выглядывали у них из рукавов, из карманов, из отворотов плащей и курток. Чье-то горячее дыхание, шип, повизгивание и шуршание слышалось вокруг. Марик совсем растерялся, но тут перед ним вырос мальчишка чуть постарше его и расстегнул куртку. Там была длинная мензурка с какими-то шевелящимися червяками. От неожиданного неприятного впечатления Марик даже отступил на шаг.
— Ты, — обратился Марик к мальчишке с червями. — Где тут всякие штуки продают, не живые, а всякие… ну, как сказать… изделия, что ли?
— А, — догадался мальчишка, — это всякую муть… Чудеса природы, да?
— Во-во, чудеса, — Марик приоткрыл молнию на сумке и показал кусок красной маски.
— Это туда, — определенно сказал мальчишка и махнул рукой. — У забора барыги стоят…
— Какие?
— Обыкновенные, спекулянты.
— А ты не спекулянт?
— Нет. Моих червяков нигде не купишь, только у меня. Их только я и развожу… больше никто. А там всякое барахло из магазинов, из заграницы… У тебя маски?
— Маски. Из Африки.
— Ну вот, значит, ты барыга и есть. Вон туда, к забору иди, барыги там…
Ой, до чего же Марику не хотелось идти туда, к барыгам, но время шло, часы показывали два тридцать пять, и делать было нечего.
За густой все время шевелящейся толпой разглядеть забор было нелегко, и Марик двинулся наугад. Все время ему казалось, что его кто-то окликает, то трогает за плечи, то вынимает перед ним длинных ужей или там змей… А может, это все и не казалось, а было на самом деле… Некто вдруг свистнул, вытащил из авоськи кролика и поднял его за уши высоко над головой. «Кроля берите! — призывал он. — Пуховый»… Какие-то люди куда-то вели собак, больших и маленьких, кто-то тащил на цепочке сиамского кота и предупреждал: «Берегись, тяпнет!» Кот щерился, изгибал спину и шипел. Аквариумы, черепахи, чучела огромных крабов, птиц и высокие клетки.
