— Ну, — спросил Марик у пинчера, — не видел тут большой собаки? — и он показал размеры своей Нави. — Вот такой?

Пинчер стал нервно поскуливать от страха и задрожал так, что зазвякал карабин на его ошейнике.

— Глупый ты, глупый, — сказал ему Марик и вошел в магазин.

Очередь за колбасой занимала весь периметр помещения. Нескончаемой змеей она несколько раз оплетала зал, тщательно огибая кассовые будки и упаковочные столики. В магазине было тихо, очередь, казалось, дремала. Героически преодолев охватившую его робость, Марик-Марик подошел к одной из касс и умоляюще взглянул на кассиршу, которая обматывала кассовой лентой пачку пятирублевок. Вздрогнув от Марикова взгляда, она быстро сунула деньги в ящик, задвинула его и спросила:

— Чего?

— Простите, пожалуйста, — как можно вежливее произнес Марик-Марик. — Вы тут водолаза случайно не видели?

Кассирша вытаращилась на Марика и повторила угрожающе:

— Чего?

— Водолаза.

— Какого еще водолаза?

— Да черного, — с готовностью уточнил Марик.

— А ну, двигай отсюдова, пока я милицию не вызвала, — угрожающе сказала кассирша и вытащила милицейский свисток.

— Не свистите, пожалуйста. — Марик не на шутку испугался. — Это порода такая. Во-до-лаз. Она черная, вот такого роста… — И он провел ладонью по своей груди…

Но по вдруг ожившему лицу кассирши стало ясно, что она поняла, о чем идет речь.

— Точно, — сказала она. — Одна все искала.

— Ну?! — с надеждой завопил Марик.

— Галя! — крикнула эта кассирша другой кассирше, той, что сидела поближе к дверям. — Тут утром женщина собаку все бегала… Не нашла?

— А кто ее знает? — ответила Галя.

И вся длиннющая очередь вдруг пробудилась от дремы и немигающими глазами уставилась на Марика-Марика, и он, почувствовав себя виновным в чем-то, забормотал: «Простите» и, пятясь, ушел под недобрый рокот заговорившей вдруг толпы: «Вот люди, собакам колбасу скармливают! Эх!»

Кира Викторовна линиями нарисовала параллелепипед в изометрической проекции.

— Внимание, сейчас все выньте тетради и перерисуйте этот ящик.

Поднялся лес рук.

— В клетку тетради, в клетку, а не в линейку, — ответила учительница, заранее предугадав вопрос. — Опустите руки.

Все руки опустились, кроме одной.

— Брегвадзе Сандрик, ты что, не слышал? В клеточку. Не в линейку, а в клеточку, как для математики.

Вдруг Брегвадзе тихонько завыл.

— Ну, конечно, у тебя нет тетрадки?

Брегвадзе плакал все безудержнее.

— Ребята, кто одолжит Сандрику тетрадку в клеточку?..

Поднялся лес рук, в том числе и Брегвадзе.

— Ну, что ты-то тянешь? — спросила его Кира Викторовна.

— Ему выйти надо, — сказала, слегка отодвинувшись в сторону от Брегвадзе, Света Дивова.

— Тебе выйти надо? — воскликнула учительница. — Да, Брегвадзе?

— О-о-о! — взревел Брегвадзе и, словно дикий вепрь, выскочил из класса.

Кира Викторовна вздрогнула, когда грохнула дверь за Брегвадзе.

— Слышите, запомните, запомните все, как ужасно, когда хлопают дверьми, — сказала она. — Теперь следите за моей рукой. — Она нарисовала стрелку, направленную в ящик. — Это куда? — и ответила сама: — Это в — в ящик. А это? — Она начертила стрелку из ящика. — Это… — И знаком вызвала на ответ сообразивших.

— Из… — пропели сразу несколько голосов.

— …ящика!.. Молодцы!

Дальше стрелка взлетела над ящиком и перескочила на другую сторону.

— Теперь?

— Че-рез! — ответили все хором.

— Вот и нарисуйте в тетрадях в клеточку все, что мы сейчас выяснили, — предложила Кира Викторовна.

— А Оля Николаева почему не рисует?

Оля пожала плечами, она сидела перед пустым столом.

— Где твоя тетрадка?

Дюймовочкины подружки насторожились, а вслед за ними насторожился и весь класс. Но Оля молчала.

— Где твоя тетрадка? — Кира Викторовна открыла крышку Олиной парты. Ящик был пуст, портфеля в нем не было.

— А где портфель?

Оля снова молча пожала плечами.

— Отвечай мне словами, а не плечами, — строго сказала Кира Викторовна. — Я же отлично помню, что ты была с портфелем. Да?

— Да, — сказала Оля.

— Где же он?

— Не знаю, — Оля говорила все так же безо всякого выражения.

— Где ты его могла оставить?

— Не знаю.

— На физкультуре?

— Нет, он был в классе.

— Но у него же нет ног?

— Нету, — тихо согласилась Оля.

— Может, его кто-нибудь взял?

— Нет, не может, — твердо сказала Оля. — Правда, девочки?

Дюймовочкина гвардия с удивлением переглянулась.

— Конечно, — пропела Дюймовочка, — чей портфель, тот за ним и должен смотреть. Да, Кира Викторовна?

— Ты всегда такая рассеянная? — спросила учительница Николаеву.

— Нет, не всегда.

— Ну, чтобы это было в последний раз. Дети, помогите Оле найти ее портфель, конечно, во время перемены. Кстати, кто дежурный?

Мальчик с красной повязкой и мокрым носом исправно вскочил и, не мигая, уставился на Киру Викторовну.

— Костов Анжел, ты был в классе на перемене?

— Ну?

— Больше сюда никто не заходил?

— Ну?

— Ну и что ты можешь сказать, кроме «ну»?

— Видите ли, — неожиданной скороговоркой зачастил Костов, — сюда никто не заходил, потому что я дверь запер на стул, вот так. — Он стремительно метнулся к двери и засунул стул ножкой в дверную ручку. — А то знаете, сколько бы здесь толкалось?..

В этот миг в дверь застучали.

— Открыть? — спросил Костов.

— Конечно, открой, — сказала Кира Викторовна.

Костов стал вытягивать ножку стула из ручки двери, но дверь снаружи дергали, и стул не вынимался. Дверь дергали все сильнее, и Костов дергал стул все сильнее, но безрезультатно.

— Отпусти стул, — приказала Кира Викторовна, — и отойди от двери.

Костов послушно отскочил на шаг, и стул сам вывалился из дверной ручки и грохнулся об пол.

— Автомат! — крикнул Марягин. — Самовывал!

— Что-что? — спросила Кира Викторовна.

— Самовывал, — отрапортовал Марягин, — значит, сам вываливается.

— Ну, знаешь ли! — воскликнула Кира Викторовна и засмеялась, и все засмеялись вслед за ней.

В класс, тяжело дыша от единоборства с дверью, вбежал Брегвадзе и плюхнулся на свое место, а Костов продолжал как ни в чем не бывало:

— Значит, так, портфеля новенькой Николаевой я не видел в глаза, но, может быть, кто-нибудь все-таки видел, и кто-нибудь, может, все-таки заходил сюда, то есть в класс на переменке, потому что я должен был в туалет выйти. Не может же человек, даже если он дежурный, сидеть в классе и урок, и перемену, и еще урок, и еще перемену и…

— Хватит, — сказала Кира Викторовна, и у всех создалось впечатление, что она просто выключила звук у Костова, который продолжал стоять и беззвучно шевелить губами. — Садись, дежурный Костов.

Костов сел.

— Во сила! — с завистью произнес Рябоконь. — Так и чешет подряд, а у меня на столько слов не хватает.

— Может, ему на переменке по шее дать? — спросил Марягин.

— За что? — подняла на него глаза его соседка, худенькая девочка с мешками под глазами.

— Просто так, — ответил Стасик.

— Только не сильно, чуть-чуть, — согласно кивнула худенькая.

— А я чуть-чуть не умею, — стал вдруг хвастать Марягин. — Я знаешь, как?.. Раз-два!.. — И он так размахался, что сшиб на пол тетрадку худенькой девочки.

— С ума сошел! — гневно крикнула Кира Викторовна и с такой силой шлепнула ладошкой по крышке учительского столика, что из него почему-то выскочил ящики в нем… — Смотрите! — воскликнула Кира Викторовна и вынула оттуда чешский портфель с лямкой.

— Ой! — воскликнула Николаева.

— Твой? — спросила в рифму Кира Викторовна. — Как ты сказал, Стасик, — самовывал? Сам вывалился?

Но почему-то никто не засмеялся.

— Кто же его сюда положил? — Кира Викторовна обвела взглядом класс. — А?

Тридцать пять пар невинных глаз доверчиво глядели на учительницу.