– Ничто не безнадежно, – ответил Эл, хотя ни на минуту не мог вообразить, куда направиться за этой надеждой. Они поняли, наконец, где находились – Туулу, городок в Алтайской Федерации.

– Нам не найти его, просто шатаясь по улицам, – сказал Ветч.

– Нет. Думаю, я могу уловить след его сигнатуры, но… – Эл наморщил лоб. – Это будто игра в ловцов и Беглецов, правда?

– Игра во что? – спросила Монтойя.

Эл моргнул.

– Ты никогда не играла в ловцов и Беглецов, когда была маленькой?

Но все трое смотрели на него озадаченно. Поздние, все до единого. Они понятия не имели, о чем он толкует.

Он вспомнил Смехунов, каждое их слово, тяжело впечатанное в него.

"Другие представляли вас двоих мятежниками. Ты – нет. Ты воображал себя пси-копом, преследуемым мятежниками. Но всё глубже, м-р Бестер. Кем бы вы ни притворялись, вы все члены Корпуса".

Могло ли это быть так просто?

– В "ловцах и Беглецах" есть множество целей, обычно произвольных. В данном случае, однако, цель должна иметь некий смысл.

– Мы уже проверили вокзал, автобусную станцию, продажу и прокат автомобилей…

– Верно. Так, может, цель, в конце концов, произвольна.

– Не врубаюсь.

– Помните, это тест, а не реальная охота, или даже не состязание. Может… может, дело не в том, чтобы поймать Беглеца, а в том, чтобы все сделать правильно.

– Но работа пси-копа в том, чтобы ловить мятежников!

– Разумеется. Но иногда не получается. Что тогда? Тогда выскажись, доложи, что знаешь, и доверь остальным в Корпусе помочь тебе. В какое единственное место мы здесь еще не наведались?

Они тупо смотрели на него, и, вопреки себе самому, он ощутил медленно ползущую по его лицу улыбку:

– Местное отделение Корпуса.

– Черт побери! – ахнула Монтойя. – Почему мы не подумали об этом раньше?

– Потому что мы думали об этом как о состязании. Мы думали, что состязаемся с Корпусом. Настоящие пси-копы не состязаются с Корпусом – даже на тренировке.

Глаза Монтойя расширились.

– Я должна была подумать об этом.

"Нет", подумал он про себя. "Никто из вас не смог бы. Только я, только кто-то выросший в Звене. И я должен был подумать об этом много, много раньше".

Широченная усмешка растянула и без того широкое лицо пси-копа.

– Ну, – сказал он на чистом английском. – Пришли сдаваться?

– Нет, сэр, – сказал Эл. – Мы пришли сообщить начальнику местного отделения, что здесь недавно побывал Беглец.

– Поймай меня, если можешь, – сказал коп. – Поздравляю.

– Спасибо, сэр.

– Черт возьми, ты был прав! – Монтойя издала воинственный клич и пустилась в пляс с Ветчем и Нхан. Эл просто стоял, ощущая гордость и изнеможение – и как-то, вопреки всему этому, слегка отсутствовал.

– Увы, – сказал коп, – по логичным причинам, мы не можем отправить вас обратно в Женеву раньше следующего утра. Я снял для вас комнаты примерно в трех кварталах отсюда.

– С какого возраста отпускают спиртное в этом "граде"?

– С какого возраста? – коп изобразил полную непонятливость, затем пожал плечами.

– Ага! – откликнулась Монтойя.

– За Альфи, – сказала Монтойя, высоко поднимая свой стакан с выпивкой.

Эл с сомнением посмотрел на янтарную жидкость в своем собственном стакане. Но тост был за него…

Он выпил залпом, едва не выдув обратно через нос, и они засмеялись над ним, но это был добрый смех, а Монтойя всунула ему в руку дольку лимона.

– Пососи, – сказала она.

Он так и сделал, и ему полегчало.

– Ух ты! – выдал он. Он смотрел на их смеющиеся лица. Разумеется, это была иллюзия, разумеется, это временно, но…

Он налил всем.

– За всех вас, – произнес он. На этот раз выпить оказалось совсем не так трудно.

Позднее они, распевая и пошатываясь, побрели в свои номера. Он так и не вспомнил потом, что именно пели. Воздух превратился в медовый сироп – казалось, сквозь него нужно плыть – и он остро сознавал, что Монтойя прильнула к его руке. Сознавал ее огонь и огонь, пожиравший его самого, вероятно, распаленный жаром текилы у него в животе.

Возле номеров последовали "доброй ночи" и шутки – все заплетающимися языками – и потом внезапно он оказался один с Монтойя, очень близко от ее опаловых глаз. Она улыбалась так же озорно, как в самую первую их встречу.

– Так, – сказала она тихо. – Почему бы не попросить меня поцеловать тебя снова?

– Я… потому что я… – он наморщил лоб. – Я не понимаю вопроса.

– Ты сообразительный парень, Альфред Бестер, но в некоторых отношениях ты туп, как пробка.

– Слушай, при чем тут сообразительность, – попытался возразить он, хотя вышло "сообразисссть", – потому что мы пьяны, – он вдруг воззрился на нее. – Мы пьяные, да?

– Эй, никогда раньше не напивался?

– Ну… нет. Корпус не…

– Тсс, – и затем она поцеловала его. Это было не так, как в первый раз; это был взрыв. Это было, как будто все мировые константы враз изменились на порядок или два. Из астрофизики он знал, что это означает: все звезды разлетелись, поскольку ядерные реакции стали невозможны, целые галактики рушились…

Конечно, ему было наплевать. Он ощущал ее губы, вкус текилы и соли, и он чувствовал ее ощущение его губ. Он поднял руку, прижав прохладный шелк ее волос, и ответил на поцелуй. Он был, наверное, переполнен желанием и к тому же ни один из них не контролировал своего тела. Они потеряли равновесие и бухнулись о дверь, свалившись прямо на тротуаре. Монтойя рассмеялась и поцеловала его еще. В этом больше не было ничего даже отдаленно похожего на игру. Он видел ее, видел себя через нее, и в это мгновение он хотел по-настоящему узнать ее, все о ней, превратить вчерашнюю иллюзию в пророчество. Он хотел выучить размер ее обуви. Клички ее домашних зверюшек. Ее надежды и мечты.

Как расстегнуть ее лифчик…

Она смеялась, отпирая дверь, но не одурачила его. Она нервничала, как и он – она лишь была смелее, смелой и неистовой и прекрасной, каким он никогда не мог бы быть. Но он хотел этого, удержать это, низвергнуться в ее жар.

– Ветч… Нхан…

– В другом номере, Альфи, – прошептала она. – В другом номере.

Затем она провела теплыми лепестками губ по его шее, и он перестал беспокоиться об этом. О чем бы то ни было.

– Эй, чемп! – сказала Элизабет Монтойя, поднимая глаза от книг, как раз когда он вышел из-за деревьев. Она вскочила с места прямо в его объятия, но когда подалась к нему лицом, чтобы поцеловать, между ними оказались ее волосы. Она рассмеялась и оттолкнула их прочь, и ее лицо материализовалось. Он перехватил инициативу и поцеловал ее.

Год. Год прошел, а она не осознала своей ошибки, не позволила ему найти ей кого-то поприятнее, повыше, получше.

Он ожидал этого. С первой минуты, когда они сошлись в мотеле в Туулу, он ожидал, что она испарится, как всякое счастье в его жизни. Он смотрел на ее красоту на рассвете и горевал о проходящем времени и о боли, которую принесет ему ее окончательное пробуждение. Вместо этого, когда ее глаза открылись, она состроила гримасу на него, нависшего над нею, но все же поцеловала его. Они вместе позавтракали, и временами она употребляла местоимение "мы". Всякие вопросы каким-то образом были заданы и получили ответы ночью.

Год тайных встреч, украденного времени. Всякий раз, когда он видел ее, он боялся, что это последний.

Но теперь…

– Так что у тебя за большая новость? – спросила она, отклоняясь так, что, прижавшись живот к животу, он мог полностью, ясно видеть ее лицо.

Он прокашлялся, вдруг смутившись.

– Мы подходящая пара, – сказал он.

– Я подходящая. А ты сухое дерево. Ты хочешь встречаться?

– Нет, я серьезно. Я имею в виду, мы… э… мы генетически совместимы.