— Это всё у тебя в голове, — припечатал он.

Ригли подошёл прямо ко мне и поднял меня на ноги. Моя голова кружилась, запах пива в его дыхании казался вкусным. Я думала, что он был пьян в пабе, но ошиблась. Должно быть, он выпил не так много, как я предполагала.

— У тебя есть все эти маленькие правила и стигмы в голове, которые ты наложила на всех вокруг. Ты говоришь о том, чтобы не навешивать ярлыки на вещи, но сама пометила ярлыком каждого из нас. Уверен, что я — шутник, Аврора — дерзкая подружка, Ливи — злая королева чирлидинга, ненавидящая всех, а ты ботаник, которого никто не хочет. Кто ещё, Хэдли? Кого-то забыл?

Он отступил от меня.

— Повзрослей. Дерьмо закончилось, и люди не живут так, как написано на бирках. Я гордился тем, что ты рядом со мной. И те взгляды, которые, как ты думаешь, ты получала, это были взгляды зависти к нам. На то, что у нас было.

Слёзы текли по моим щекам. Гнев и горе кружились вокруг.

— Было?

Он пожал плечами.

— М-м, я не знаю. Может быть, и этому нужен ярлык.

— Я думаю, ты должен уйти, — сказала я ему.

Я больше не хотела ничего слышать. Ревность свирепствовала, смешавшись с выпивкой.

Он кивнул.

— Думаю, ты права.

Он схватил свою куртку — я даже не осознавала до этого, что он ее снял — и захлопнул за собой дверь.

Я споткнулась о свою кровать и рухнула лицом вниз. Вместо того, чтобы утопить себя в спиртном, я утонула в слезах. Гнев переполнял меня, и я ненавидела его. Я ненавидела себя. Я хотела, чтоб всё закончилось. Не только этот День Благодарения, но и последние восемнадцать лет. Если б я хотела, то могла бы. Даже если бы это изменило исход для нас.

Прямо сейчас я желала быть где угодно, но только не здесь.

Знаете ли вы, что становится в тысячу раз сложнее сосредоточиться на уроках, на которые ходит парень — объект твоей прошлой влюблённости и нынешнего противостояния — особенно, если вы даже не разговариваете? Ригли пришёл на занятия рано, он сел рядом со мной, как всегда, но не смотрел на меня, не разговаривал со мной и не касался меня. Когда профессор отпустил нас, он вскочил со своего стула, будто тот был в огне, и вышел из класса. Я удержала слёзы и попыталась сказать себе, что всё в порядке. Это временно. У меня было время подумать о разных вещах. У меня было время подумать обо всём.

Теперь был конец семестра, и каждый студент готовился к завершению года. Мы с Ригли не разговаривали более трёх недель. Самое несчастное время в моей жизни. Если бы я не прислушивалась к своим преподавателям в течение семестра, я, вероятно, провалила бы все свои экзамены. Я не могла сосредоточиться ни на чём. Аврора много раз твердила мне, чтобы я просто поговорила с ним и всё исправила. Но я не могла.

Гордость удерживала меня в моей комнате и в моей пижаме в течение нескольких дней подряд. Уверена, что Аврора попробовала ту же тактику с ним, но мы не говорили об этом. В конце концов она сдалась и сказала, что будет рядом, когда я снова буду готова иметь дело с жизнью.

Что бы это ни значило.

Кампус ЛГУ опустел, как только наступил последний день, и большинство студентов уехали домой на следующий месяц, пока не началась весенняя сессия. Мы с Авророй стали так близки, что попросили оставить нас соседками по комнате на следующий год.

Думаю, в колледжах всегда пытались менять тех, с кем ученики жили каждый год, просто чтоб они встречали новых людей, но, если ситуация сложилась хорошо, вы могли попросить сохранить совместное проживание. Я не могла себе представить, как делить своё пространство с кем-то ещё. Её пурпурная сторона комнаты и всё это.

— Чёрт возьми, это место выглядит таким скучным без наших вещей.

Аврора перешла на мою сторону.

— Да. Тебе грустно?

Я фыркнула.

— Не-а.

Она засмеялась и, пихнув меня в бок, обвила рукой мои плечи. Подруга склонила голову ко мне, и так мы стояли — пара девушек, какие они есть.

— Сделай мне одолжение и в следующем году постарайся, чтобы твоя сторона не была такой душной. Мне нужно немного больше цвета в жизни.

Я рассмеялась.

— Больше, чем у тебя было?

— Ага.

— Ярко-розовый.

Мы обе улыбнулись этому и продолжили упаковывать последние коробки.

— Хорошо, я собираюсь выезжать. Обещай, что будешь писать и звонить мне каждый день, чтобы сообщить, как твои дела.

— Я буду, обещаю, — сказала я. — И я хочу услышать всё о том, как проходит визит к семье Бишопа и есть ли какие-либо предложения.

Она заартачилась.

— Чёрт возьми. Я люблю этого парня, но я так не готова ко всей этой путанице.

Я закатила глаза от этой красотки.

— М-хм.

Она подхватила сумку и оставила меня одну, чтобы завершить сборы. Я уезжала во второй половине дня. Папа ехал сюда, чтобы забрать меня и отвезти все мои вещи домой. Я определённо пригоню свою машину сюда в следующем семестре: хватит с меня того, что я вечно без транспорта. Мне хотелось исследовать шире и другие места, например, Новый Орлеан или Шривпорт.

Я села на свою теперь уже не заправленную кровать и позволила эмоциям взять верх. Это было такое напряжённое время в моей жизни. Я позволила тому, что Ригли сказал, сначала разозлить меня. Я была так зла, что написала ему полдюжины писем, крича на него и заявляя, что надеюсь больше никогда его не увидеть. Но потом я попыталась найти разумное зерно в словах. Я произносила их вслух. Я слушала, как сама их говорю. И когда это сделала, я действительно впервые услышала их.

Прошлое осталось в прошлом.

Мне нужно было отпустить его. Мы были детьми. Я была так убита горем из-за его слов, тех, сказанных однажды во время Пасхи, что никогда не отпускала это. Я позволила этому диктовать всё, что делала, взрослея. Не было такого, чтоб меня совсем не приглашали на вечеринки или посиделки. И у меня, конечно, была возможность заводить друзей. И было чувство, которое я носила в себе в течение многих лет, хотя должна была сбросить его, как вторую кожу. Чем больше я думала об этом, тем больше смысла видела.

Здесь уже не старшая школа, и он прав в этом. Взгляды, которые, как мне казалось, я получала от людей — кроме Ливи — не были презрительными или подразумевающими обидные вещи. Это я говорила себе, что «деревенщина» и недостойная. Я пометила ярлыками всех, включая себя.

Недостойная.

Последние несколько недель казались пустыми без Ригли в моей жизни. Он был подобен яркому маяку счастья, согревающему меня простой мыслью о нём. У него был способ заставить меня чувствовать себя хорошо. Он заставил меня почувствовать себя любимой. Но я бы хотела, чтобы он на самом деле понял, что доверился кому-то, кто так ненавидел меня.

Слова, которые звучали так похоже на прошлое, извергались из его уст, и я хотела знать, почему. Итак, я солгала. Я не стану преуменьшать, что много значило для нас обоих. Но это было ново. Я не знала правил, как встречаться с парнем. И, уж конечно, не знала правил, когда дело дошло до встреч с парнем, с которым я выросла, и до того, как рассказать об этом людям.

Раздался стук в дверь, и вошёл мой отец.

— Эй, принцесса, я здесь.

— Папа! — я вскочила с кровати и кинулась его обнимать.

Он помог снести коробки вниз, и мы загрузили машину для долгой поездки домой. Я была благодарна ему. Я также была благодарна за то, что он не был таким шумным или болтливым, как моя мама. Он чувствовал, что со мной что-то не так, но не пытался выведать.

***

Первые дни дома я провела в спортивных штанах, запойно пересматривая «Холостяка» и объедаясь «Ben and Jerry’s» (прим. пер.: марка мороженого в США). Я знала, что так будет. Разбитое сердце и лучшее мороженое на земле — вот что ждало меня в будущем после прошлого с Ригли. На третий день моего пребывания дома, около полудня, моя мама вошла в гостиную, выключила телевизор и встала перед ним.