— Твои коленки очень сильно поранены. Нужно отвести тебя к медпункт, — сказал он.

Затем обернул свою руку вокруг моей спины и взял меня под мышки, стараясь поднять на трясущиеся ноги. Я зашипела от боли.

— Ригли, вечный помощник в печальных делах, — издевательски заметил Стюарт, мальчик, которого я ненавидела с детсада.

— Заткнись, Стью. Иначе, я надеру твой зад прямо перед всеми, и ты знаешь, что я могу, — пригрозил Ригли.

— Ладно, чувак, я просто пошутил.

Как бы не так. Стюарт всегда издевался надо мной. А Ригли помогал мне только потому, что его мама хорошо воспитала.

— Что здесь происходит? — обеспокоенно спросила моя учительница, мисс Санфорд.

Ну, ещё бы, теперь она появилась. Я хотела закатить глаза от такого совпадения. Конечно, мне везло, когда что-то этакое случалось, взрослый обязательно должен был появиться только после того, как действительно был мне нужен.

Можете с таким же успехом уйти, мисс Санфорд. Ригли уже здесь, спасает этот день, — подумала я про себя.

— Просто обопрись об меня, — прошептал он мне на ухо.

— Проводи её к медсестре, пожалуйста.

Ригли кивнул. Его длинные, как у Джастина Бибера, волосы упали ему на глаза. Сейчас так ходили все мальчишки. Я ненавидела это. Но, должна была признать, Ригли больше всех шла эта прическа. Как, впрочем, и все что его касалось, было лучше, чем у остальных. Эта мысль моментально заставила меня забыть о боли. Мне нравился Ригли, правда. Но в тоже время я его ненавидела. Ненавидела то, что ему всё легко давалось. Я ненавидела, что каждый мальчик в нашей школе мечтал быть таким же, как и он. И ненавидела то, что каждая девочка желала, чтобы он стал её бойфрендом.

Но больше всего я ненавидела его потому, что всю свою жизнь, которую провела в пяти домах от его собственного, он играл со мной только потому, что наши родители были друзьями, ему приходилось. Он не догадывался, что уже давно мне очень нравился.

Ригли молчал, пока я ковыляла в медпункт. И я была благодарна за это. Когда мы пришли, женщина, которую видела всего раз в жизни в третьем классе, когда у меня неожиданно заболела спина, взглянула на нас поверх журнала «Хорошая домохозяйка». Заметив мои разодранные коленки, она ахнула.

— О, боже, что случилось?

Она напомнила мне мою маму.

— Я упала.

Она опустилась передо мной, чтобы лучше рассмотреть повреждения.

— Я это вижу. Кажется, довольно сильно, не так ли?

— Да, мэм.

— Она была на улице, когда несколько девочек… уф…

Ригли оборвал себя на полуслове, когда мой локоть врезался ему в живот.

— Я бежала и наступила на шнурки своих кед, — ответила я, свирепо взглянув на него.

Он выглядел ошарашенным.

Медсестра открыла бутылочку с перекисью водорода и смочила несколько ватных дисков.

Я не собиралась становиться сплетницей. Заслужила ли я, чтобы надо мной так насмехались? Нет. Но если я скажу медсестре, учителю или родителям, что в действительности произошло, станет только хуже. Я не была настолько наивной, чтоб не понимать этого.

— Хм… ясно… кажется, шнурки подставили тебя. Сейчас я промою твои раны. Перекись не жжется, но мои прикосновения могут быть неприятны.

Она промокнула чувствительное место. Я зашипела.

— Молодой человек, вы свободны. Можете возвращаться в класс. Я предполагаю, вам не понадобиться записка?

Ригли пристально смотрел, как она обрабатывает мои раны.

— Нет, мэм, перемена еще не закончилась.

— Тогда иди. Я позабочусь о ней, — она послала ему мягкую улыбку.

Он кивнул и встретился со мной взглядом. Я хотела, чтобы он остался, но в тоже время, чтобы ушел. По каким-то причинам, он действительно казался неравнодушным, не только потому, что был должен.

Мне нужно было поблагодарить его, но слова не вылетали из моего рта.

Я испытывала разочарование и спектр других противоречивых эмоций.

Когда он поднялся и направился к выходу, я следила за каждым его шагом. Прямо перед тем, как свернуть за угол, он обернулся и проговорил:

— Надеюсь, ты будешь в порядке, Хэдли.

Затем он исчез. Не думала, что эти слова будут сопровождать меня, пока я буду взрослеть, но знала, что они что-то значили для меня. Новый поток слёз ринулся вниз по моим щекам.

— Я позвоню твоей маме, чтобы она забрала тебя. Думаю, теплая ванна и немного мороженого помогут этим царапинам быстрее зажить, — она подмигнула мне.

Пока она говорила по телефону, слова: «Надеюсь, ты будешь в порядке, Хэдли» крутились в моей голове. Он действительно имел их в виду. Ожесточение, которое я чувствовала к нему, рассыпалось на куски. Эти шесть коротких слов пронзили меня. Вот тогда я и поняла, что влюбилась в Ригли Брукса.

ЛГУ (прим.: LSU — Луизианский Государственный Университет) был всем, на что я надеялась и о чём мечтала. Что ж, учитывая, что я успела увидеть только подъезд к кампусу и внешнюю часть здания своего общежития, это всё равно выглядело идеально. Территория была ухоженной, трава зелёной, и отовсюду медленно стекались студенты, готовые погрузиться в свой первый семестр учёбы. Волнение бурлило во мне, нервы звенели. Я понятия не имела, чего ожидать, но меня преследовало чувство, что это будет совсем не то, что я воображала в своей голове. В колледже вряд ли будут профессора, которые станут вам лучшими друзьями, потому что вы им очень понравитесь. Но не будет и злых девиц, которые будут считать вас другим сортом просто потому, что вы им не понравитесь, и которые не будут позволять вам сидеть за их обеденным столом.

Ну, наверное…

Я не могла представить, что здесь хоть что-то будет похоже на школьную жизнь. Теперь мы стали взрослыми и занимались взрослыми вещами. Например, заставляли себя просыпаться перед уроком. И не потому, что родители сказали нам об этом, а потому, что это было ответственным делом. У нас появилась работа, помогающая оплачивать всякие желанные штучки самостоятельно, потому что мамы и папы не было поблизости, чтобы вручить нам двадцатку. Это был реальный мир. Ну, вроде того. Та его часть, где наши родители всё ещё были рядом, готовые поймать нас, пока мы учимся ходить самостоятельно. Правда не было никакой поддерживающей руки, только шаткие шаги, через которые мы пытались понять жизнь за пределами знакомых нам домов. Миг до того, как нас вытолкнут за дверь и скажут: «Теперь живи».

Оказаться в чужом месте может быть страшно. Но я не боялась. Я была готова побеждать и стать тем, кем должна. Эмм… кто бы это ни был. Для меня старшие классы школы не были заполнены слетами чирлидеров, танцами или футбольными играми. Я сосредоточилась на том, чтобы как можно скорее выбраться из своего городка. Что означало уткнуться в книги и держаться подальше от толпы. Почти подвиг, но на самом деле это было не сложно, поскольку меня никуда и не приглашали.

Я осознанно, даже стратегически, выбрала этот университет, исходя из удаленности от дома. Он находился достаточно далеко для того, чтобы мне пришлось стоять на собственных ногах. Я не могла позволить себе мчаться домой, когда что-то доставит мне дискомфорт, и искать утешения у родителей. Но всё-таки и достаточно близко, чтобы могла доехать до дома меньше чем за сутки. У меня все было спланировано. Я собиралась быть сама по себе. Я хотела оставить Афины далеко позади и стать кем-то другим, помимо девочки, которую все знали с дошкольного возраста.

А потом моя мечта рухнула.

После того, как меня приняли в ЛГУ, по школе распространились слухи, что кое-кто, от кого я отчаянно пыталась сбежать, получил полную стипендию в том же университете. Мои надежды на побег сменились планами того, как избежать столкновения с этим человеком. Колледжа моей мечты больше не существовало, и я отчаянно желала найти другое место для получения образования. Моя мама была единственной, кто знал о том, что я чувствовала, и, если бы не она, то прямо сейчас я бы здесь не стояла, готовясь познакомиться со своей новой соседкой по комнате. Мама сказала, что ЛГУ — это огромный университетский городок. Вероятность столкнуться с кем-то знакомым была очень мала. В итоге я повелась на эти маловероятные шансы. И оказалась здесь.