– Приводи себя в порядок, живо! Через две минуты на кухне чтоб был!

Парень, перепуганный видом своего отца и его злостью, торопливо закивал, пытаясь раскатать свернувшиеся в жгут трусы и натянуть их вместе со штанами. Сплюнув на пол, Андрей Семёнович быстро шагнул на лестницу. Сковывавшее его совсем недавно оцепенение прошло, и в его голове зарождался план. Девчонка, хотя и непредумышленно, подставила его под удар. Но возможность спастись у него ещё оставалась. Главное теперь – действовать быстро.

52.

Ажиотаж вокруг леса стих. Грачёвцы, поначалу принимавшие участие в поисках, к третьему дню вернулись к своим домам, участкам и домашнему скоту. Волонтёры измотались, проведя двое суток практически без сна, и не отыскав в лесной чаще никаких следов пропавшей. Наташа, с красными воспалёнными глазами, побледневшая и вялая, прихлёбывала чёрный кофе из жестяной чашки и хмуро глядела на своё изрядно поредевшее войско.

Очень скоро они оставят это место поисков. Останутся самые упорные, сформируют свой собственный штаб. А она, в соответствии с полученными от волонтёрской организации инструкциями, отправится на новое место, искать нового потеряшку. У них не хватало ресурсов на затяжные операции, поэтому максимум усилий организация бросала на первые трое суток, когда, согласно статистике, шансы отыскать пропавшего живым наиболее высокие.

И, если следующие поиски пройдут более удачно, то после возвращения к своей обычной жизни, она не будет мучиться от чувства вины перед Катей и её роднёй слишком долго. У каждого волонтёра личное кладбище не меньше, чем у реаниматологов или хирургов. Но к каждой новой отметке в списке тех, кого отыскать не удалось, Наташа относилась очень болезненно.

53.

Поначалу дядька Митяй рассчитывал добраться прямиком до участкового, но силы оставили его примерно на половине пути. Сгорбившись, он сошёл с пыльной дороги и с громким вздохом уселся на лавочку возле одного из домиков, старого и покосившегося, помнившего как времена расцвета Грачёвска, так и самое начало его упадка. Дверь приоткрылась, и в щель выглянула старушка, чьё сморщенное маленькое личико напоминало обезьянью мордочку.

– Ми… – старушка замялась. – Митька, ты штоль? Митя?

Дядька Митяй обернулся, и бабка со вздохом отшатнулась, судорожно крестясь.

– Шойта… Митя, шойта с тобою…

Старик улыбнулся, чувствуя, как корка запёкшейся крови на лице покрывается трещинами. Кожа под ней зудела, будто на его щеках и подбородке копошились тысячи мелких жучков.

– По морде получил, не видишь?

– Ох ты, батюшки святы…

Ещё раз торопливо перекрестившись, старушка вышла из дома, старательно прикрыв за собой дверь, и присела на лавочку рядом с Дмитрием Юрьевичем. Кроме сочувствия, в её глазах стало появляться жадное любопытство.

– А хтойта тебя так, а, Мить?

Не прекращая улыбаться, избитый дед сунул в рот «козью ногу» и, с трудом сжав её мелко дрожащими губами, закурил. Он не торопился с ответом. Дядька Митяй не мог открыто противостоять стареющему, но всё ещё сильному мужику – его худому и измученному болезнями телу было попросту нечего противопоставить кабаньей туше Андрея Семёновича. Но сможет ли толстяк противостоять сплетням?..

– Андрей Семёныч.

Бабка прищурилась и прислонила сложенную лодочкой ладошку к уху:

– Ася? Чаво?

– Андрей Семёныч! Андрей Семёныч! Пашки-дурачка отец!

– Чаво-о-о?!

– Андрей Семёныч! – рявкнул дядька Митяй так, что во дворе ближайшего дома загавкала собака.

– Да слыхала, слыхала я! – обиделась бабка. – А чаво он тебя тузить вздумал? Чаво не поделили?

Глубоко затянувшись и неторопливо выпуская дым, старик огляделся по сторонам, как бы проверяя, не подслушивает кто. Городок уже проснулся, и по улицам ходили редкие в ранний час прохожие, но дядька Митяй сделал вид, что не замечает их.

– Слыхала, у Маринки Зотовой племянница пропала?

Бабка отшатнулась, удивлённо взглянув на своего собеседника.

– И чаво? Ну, слыхала. Ты штоль скрал-то?

И старушка, чрезвычайно довольная своей шуткой, тоненько захихикала, трясясь всем своим тщедушным тельцем.

– Он украл.

Старуха прекратила смеяться, удивлённо уставившись на Дмитрия Юрьевича. Тот наклонился к ней, будто сообщил эту новость тихо, едва различимо. На самом же деле ему приходилось почти что орать, чтобы она расслышала его. Моргнув пару раз, бабка приоткрыла рот, но дядька Митяй перебил её, растопыренными указательным и средним пальцем показав на свои глаза.

– Сам видел! – рявкнул он. – Тащил её в гараж! Она без сознания валялась, кровь капала!

Бабка снова зажала рот ладошкой и принялась креститься. А дядька Митяй ввернул, не удержавшись:

– Не человек он, а Зверь!

– Ох-хо, ой лишенько… – причитала старуха, безумным взглядом обводя улицу.

В доме напротив приоткрылась дверь, и на улицу, рукой придерживая не завязанный под подбородком платок, высунулась другая старуха: в противовес первой – огромная толстуха с красным лицом.

– Матвеевна, что случилось? – утробно пробасила она. – Что там у вас?

Дядька Митяй не ответил. Зато сухонькая старушка, уже принявшая на веру его рассказ, закричала со слезой в голосе:

– Андрей Семёныч девочку Маринкину в сарае у себя уби-и-ил! Голыми руками разорвал, как зверь!

Толстуха всплеснула руками и захлопнула дверь. Но уже через секунду она распахнула её вновь и выскочила на улицу, завязав платок и вытирая мокрые руки о грязный фартук. Торопливо оглядевшись по сторонам, толстуха широкими шагами пересекла улицу.

– Чего там Андрей Семёныч-то?!

Матвеевна заголосила громче прежнего, мелко кивая головой:

– Девочку Маринкину, племянницу её, украл и убил! И Митьке голову пробил! Весь в кровище!

– Убил племянницу её?! Убил или ещё и насиловал?!

– Он её ишшо и насиловал?!

Старухи, занятые новой сплетней, выискивали в собственных фантазиях всё больше и больше кровавых и мерзких подробностей. Но дядька Митяй этого уже не слушал. Довольный произведённым эффектом, он спешил дальше по улице, туда, где жил участковый.

54.

Андрей Семёнович не был дураком. Скорее хитрым, осторожным и изворотливым чудовищем, хоть и подверженным различным эмоциональным припадкам. Он отлично понимал, что убегать в его ситуации – худшее, что могло прийти в голову. Старик, вне всякого сомнения, поковылял к своему дружку-участковому. Тот, хоть его и доводили до белого каления вечные пророчества сумасшедшего, на его новую жалобу отреагирует. Да и как тут не отреагировать, если доказательствами побоев у дядьки Митяя всё лицо измазано?

Нетерпеливо постукивая пальцами по столешнице, Андрей Семёнович стоял, глядя в окно на гараж. Он вроде бы замаскировал вход в подвал, но настоящей проверки эта маскировка ещё не проходила. Никто не заходил в кособокую сараюшку, не заглядывал в смотровую яму. Старик ведь наверняка укажет именно туда, не так ли? И они непременно заглянут в это тесное помещение, которое всё на виду…

Тряхнув головой, Андрей Семёнович пришёл в себя и отступил от окна. У него ведь оставались и другие вещи, о которых стоило беспокоиться. К примеру нож. Его взгляд упал на клинок, и пальцы на правой руке непроизвольно сжались. Перед глазами маньяка встала картина: холодная отточенная сталь входит в мягкое, обрюзгшее с возрастом тело Дмитрия Юрьевича, лопаются нити слабых мышц, тугие комки кишок лезут наружу через всё увеличивающийся разрез, а кровь, вонючая кровь старого полутрупа льётся ему на руку, и рукоять ножа становится скользкой, но он держит её так крепко, что…

– Стоп!

Мужчина сильно стукнул кулаком по столу. Несколько дней пролежавшие на столешнице крошки оставили на костяшках царапины.

«Не вовремя, не вовремя это…»

Двумя пальцами, словно что-то опасное и агрессивное, взяв нож за рукоять, мужчина отнёс его в комнату и, приподняв кусок рассохшегося плинтуса, сунул клинок в щель между стеной и половой доской. Так себе тайник, но вряд ли будет настоящий обыск…