— Гэлан!

Рядом стоял Рэймонд с зажженным факелом наготове. Гэлан аккуратно сложил знамя, Рэймонд высоко поднял факел, и они ступили под своды туннеля.

Рэймонд устало подумал, что к Пендрагону вернулась прежняя неистовость и одержимость. Он прочесывал окрестности Донегола так тщательно, как прежде готовился к штурму очередного замка. Воины шли частой цепью, переворачивая каждый куст, каждую кочку. Но разве в этих горах можно было что-то отыскать? Однако Пендрагон сумел обуздать свой гнев, когда отправился расспрашивать крестьян. Полированные латы и огромный боевой топор остались в замке вместе со знаменитым шлемом. Он даже не надел кольчугу, и лишь меч был по-прежнему пристегнут к перевязи. Для лорда Донегола это было высшим проявлением скромности.

Гэлан вежливо улыбался — но Рэймонд не видел тепла в его улыбке.

Он говорил медленно и тихо — а из груди рвался яростный крик.

Он предлагал деньги — и был готов отдать свою душу за ничтожную крупицу информации.

Он погладил по голове девочку с длинными рыжими волосами, и Рэймонд заметил, какая мука сковала его черты, остававшиеся непроницаемо-суровыми для посторонних глаз. В последние дни лицо Гэлана все чаще выдавало эту муку в те минуты, когда он считал, что на него никто не смотрит. Рыцарь не хотел показывать перед людьми свои слабости и предпочитал прятаться за жестокой маской бывалого воина, верно служившей ему на протяжении многих лет. Однако глухой темной ночью, когда они становились лагерем и Гэлан остался один в своем шатре, Рэймонд слышал, как молится Пендрагон о спасении ее жизни и какая боль звенит в его голосе.

Если целью неведомого убийцы было поставить Пендрагона на колени, то, по мнению Рэймонда, он почти добился своего.

Де Клэр и сам тяжело переживал свое бессилие, невозможность помочь старому другу, измученному пыткой неизвестности. Где она, жива или погибла? А может, ее давно нет на свете и тело закопано под тем самым холмом, на котором стоит их лагерь?

«Упаси меня Боже полюбить кого-то с такой же силой! — частенько думал Де Клэр. — Ничего нет хуже этой медленной смерти!»

Ему делалось жутко при воспоминании об изувеченном трупе в хозяйской кровати и о том, что пережила в ту ночь Сиобейн. Сотни раз Рэймонд задавался вопросом: какой мерзавец мог с таким садизмом изуродовать женское лицо? И зачем? Совершенно очевидно, что убийца по ошибке принял Меган за Сиобейн, обманутый цветом волос и тем, что горничная спала в хозяйской постели. Но ведь даже Гэлан не имел понятия о том, что принцесса уложила Меган у себя. Значит ли это, что и убийца разобрался в своей ошибке и выместил на трупе свою ярость?

Наверное, здесь орудовал какой-то безумец! Рэймонд сильно опасался, что если им и удастся отыскать Сиобейн и Божьей милостью она окажется жива, ее красота подверглась столь же безжалостному надругательству. Проклиная себя за эти трусливые мысли, он не смел высказать свои опасения Гэлану — тому и так приходилось несладко.

Рэймонд следил, как Пендрагон возвращается к нему от крестьянской хижины.

Вот он подошел к Серому и вцепился в луку седла, чтобы совладать с порывом сокрушить все вокруг. Обменялся взглядами с Рэймондом, отрицательно качнул головой, вскочил в седло и направил коня прочь от этой одинокой убогой хижины на самой границе своих земель. Они долго ехали молча и остановились только в лагере. Англичане и ирландцы мирно делили тепло бивуачных костров и пищу, забыв о своих распрях на время поисков принцессы.

Ирландской принцессы.

Гэлан машинально провел руками по волосам, стараясь не обращать внимания на щемящую пустоту в груди.

— Завтра отправляем всех назад.

— Всех? — растерялся Рэймонд.

— Да. Дальше я поеду один.

— Но как ты сумеешь обыскать все эти земли?

— Рэймонд, мы уже на границе владений Магуайра. Если вся наша армия двинется дальше, мы рискуем развязать войну. И Генриху придется заново перетряхнуть свой мешок с безземельными аристократами.

Рэймонд не мог с этим не согласиться.

— Я прошу тебя позволить мне остаться, Гэлан. Пусть в замок возвращаются Дрисколл, Марк и Эндрю.

— Нет, приятель. Я отправлюсь один. Мне нужен надежный человек в замке!

Пендрагон развернул коня и поскакал прочь от лагеря.

Долгие минуты незаметно складывались в часы, а он все сидел неподвижно на лесной опушке, уставившись в пустоту. От боли в груди было трудно дышать, и Гэлан чувствовал, как неотвратимо катится в пропасть его мир — ведь без Сиобейн ему не было жизни. Земля, дом — без нее это просто камни под ногами да потолок и стены.

Он вернулся в шатер перед самым рассветом, настолько измученный одиночеством, что впору было покончить с этой постылой жизнью.

Однако он не сделал этого. Он продлит свои дни — хотя бы ради того, чтобы прикончить мерзавца, обрекшего его на эту адскую пытку.

Вокруг лежала безлюдная пустошь. Никогда в жизни он не видел такого буйства зеленых красок. Уже несколько часов он ехал один. Гэлана убивала тревога за Коннала, но он не решился прервать свои поиски даже ради того, чтобы утешить маленького принца.

Скорчившись возле костра, он резко дернул себя за волосы, чуть не содрав их вместе с кожей. Она говорила чистую правду. Если он не в состоянии накормить и защитить свой народ, у него нет права считать себя хозяином. Казалось, пустота в душе разрослась настолько, что в груди образовалась огромная дыра. Она была его спасением от одиночества, от чувства собственной ненужности. Не важно, что когда-то ему вполне хватило бы награды, обещанной Генрихом, и он хотел остаться здесь… Нет, не стоит врать самому себе — он хотел спрятаться здесь, укрыться от всего мира, от нечистой совести и своего кровавого прошлого. Гэлан то проклинал Генриха за то, что послал его в эту глушь, то благословлял за полученный шанс познать ее любовь, завоевать ее уважение, несмотря на ненависть к его прошлому, и стать человеком, которого ей не стыдно было полюбить.

«Я буду любить тебя вечно!»

Лишиться ее любви, ее улыбки, ее ласки и ее мудрости — ведь еще скрываются где-то ирландцы, которые спят и видят его бесславный конец, — невозможно, немыслимо!

Не в силах усидеть на месте, он вскочил с яростным воплем, и звуки ее имени разлетелись по ночной пустоши.

Одна за другой, словно пальцы на руке великана, из-под земли вынырнули молчаливые фигуры, колдовские порождения густого тумана.

Гэлан выхватил меч еще прежде, чем их вожак успел выпрямиться в полный рост. Ему были смутно знакомы эти фигуры. Ведь это с ними Сиобейн встречалась в лесу.

Атака не заставила себя ждать. Пятеро воинов в низко надвинутых капюшонах и с масками на лице накинулись на него, как злые демоны. Гэлан отскочил и с размаху снес голову самому ближнему. Голова покатилась в костер, а Гэлан, не оборачиваясь, сделал выпад назад и угодил в грудь второму, метившему ему в спину.

Вонь от тлевшей в костре головы заставила их на миг остановиться.

— Где она?

Вместо ответа третий воин метнул короткий кинжал и поразил ничем не защищенное тело англичанина, рассекая мышцы плеча до самой кости. Гэлан скривился от боли, но не потерял ловкости и увернулся от следующего выпада, выдернув кинжал из раны. А потом с хищной улыбкой метнул оружие в его хозяина. Клинок угодил точно в горло.

Двое оставшихся налетели на него с пронзительным воплем, однако Гэлан, обезумевший от ярости, был только рад найти выход своему гневу. Наконец-то ему подвернулись подходящие мишени! Удар, еще удар — и каждый раз острая сталь поражала человеческую плоть, нанося кровавые раны.

— Ну, давайте! — рычал он, маня рукой своих врагов. — Попробуйте моей крови!

— Если тебе не терпится покинуть эту землю разрубленным на куски, проклятый дьявол, так тому и быть!

Человек в капюшоне сделал выпад. Гэлан даже не стал пускать в дело меч: кулак в толстой кожаной перчатке угодил точно в лицо нападавшему, сминая в лепешку его нос и опрокидывая ирландца навзничь. Неуловимый, стремительный, как сама смерть, Пендрагон моментально развернулся и бросился на последнего врага, окружив его сверканием сияющей стали.