Гэлана покорила ее искренность, однако он по-прежнему считал ложью объяснение ее отлучки из замка. По крайней мере теперь он понял, почему Сиобейн не желала назвать ее имя. Разве он не поступил бы так же ради своего брата?

— Милорд, Йэна Магуайра любила юная, неопытная девочка! Отказаться от этой любви Сиобейн вынудили обстоятельства, а с тех пор она выросла и стала мудрее. Йэна она не забыла — но давно уже не любит его. Она принесла себя в жертву — стала живым залогом за эту землю у клана О'Рурков. А Йэн так и остался ни с чем, и снова на его глазах она выбрала другого! Но это не должно влиять на ваши отношения с моей сестрой… это касается только ее и Йэна!

Гэлан отвернулся, стараясь обуздать свой гнев и не дать ходу самым черным, самым жутким мыслям. Он не поверил этой странной женщине, выдающей себя за колдунью, но не мог и не прислушаться к ее словам.

Так прошло несколько минут, и Рианнон не сводила взгляда с грозного лорда, застывшего в высоком кресле.

— Я готова покорно принять любое наказание.

— А вот это, женщина, решать не тебе! — буркнул он, все еще глядя в сторону.

Он повелительно взмахнул рукой, и Рианнон вышла, оставив его наедине со своими страданиями.

Он тихо вошел в спальню и увидел, что Сиобейн сидит возле камина. Она не услышала его шагов, предаваясь каким-то невеселым размышлениям. Пендрагон прошел к своему сундуку, снял мокрую одежду и сапоги и вытащил чистую рубашку. Сиобейн сидела все так же неподвижно: спутанные волосы свесились на бледное лицо, руки напряженно стиснуты на коленях.

Внезапно Гэлан заметил, как ей на руку упала слеза, и не сдержал стона. Она вздрогнула, а он опустился перед ней на колени.

— Сиобейн, поговори со мной!

Она протянула к нему руки и взмолилась:

— Гэлан, Гэлан, делай со мной что хочешь, но не причиняй зла Конналу!

Он растерялся. Он ожидал от нее чего угодно — только не этого!

— Хорошо.

— Обещай мне… Лучше поклянись! — Она запрокинула голову, жалобно глядя ему в лицо. — Обещай, что бы со мной ни случилось, вырастить Коннала как своего сына, стать ему опорой и защитой! Пожалуйста! — Она говорила не умолкая, а Гэлан изумленно смотрел в эти огромные, полные слез изумрудные глаза.

— Я… Да, я клянусь, любимая, я клянусь!

Она замолчала наконец, словно осмысливая его слова, а потом без сил рухнула к нему на грудь. Этот отчаянный жест разбередил в Гэлане смутную тревогу, посеянную странными признаниями ее сестры. Она говорила так, будто не надеялась, что успеет сама воспитать своего сына. Конечно, Гэлан был тронут и горд таким доверием — ведь для нее не было никого дороже маленького принца, — но аналитический ум привычно пытался сложить воедино все части головоломки, составлявшие удивительный характер этой женщины. Теперь надо было найти место для кусочка под названием «Коннал». Кажется, Дрисколл говорил, что Коннал родился в аббатстве, где они застряли из-за снежной бури.

Но ведь Тайгеран погиб весной, а у Сиобейн, по словам Дрисколла, не было заметно ни малейших признаков беременности до самого отъезда. Гэлан несколько раз пересчитал недели, складывая их в месяцы, пока не утвердился в очень неприятном открытии. Коннал не мог быть сыном Тайгерана!

Сиобейн обнаружила Гэлана на плацу, и сердце ее тревожно замерло при виде Коннала верхом на Сером. Она помчалась было к ним, но Гэлан не обращал на жену внимания: он не спускал глаз с Коннала. Держа в руках веревку, привязанную к поводьям, он медленно поворачивался на месте, пока конь рысил по кругу.

— Тебе не кажется, что для первого раза твой Серый немного великоват?

— На моего коня можно положиться. Ты лучше посмотри, какая отличная посадка у твоего сына!

Сиобейн посмотрела на малыша, и Коннал гордо улыбнулся ей в ответ, изо всех сил стараясь удержаться в седле в такт тряской рыси.

— Не дай Бог, он заметит, что ты боишься! — шепотом предупредил Гэлан. — Я и так все утро уговаривал его подойти к коню!

Ее сын был так горд своими успехами, что у Сиобейн слезы навернулись на глаза. С каждым новым кругом он держался в седле чуть-чуть прямее и увереннее. Английские и ирландские воины шумно хвалили маленького наездника, сиявшего от счастья. Принцесса давно не видела на лице у сына такую по-детски безмятежную улыбку.

— Вот так и держись, малыш! Отлично, отлично! Работай коленями! — громко советовал Гэлан и спросил вполголоса: — Как по-твоему, он не устал? Не хочу, чтобы он стер себе задницу, — это надолго отобьет у него охоту садиться на лошадь.

— Он так счастлив!

— Ты плачешь? — нахмурился Гэлан.

— Я не плачу! — Она торопливо смахнула невольные слезы. — Просто я не понимала до сих пор, как ему не хватает мужского воспитания!

— Он хороший мальчик, но женщины вырастят его слишком изнеженным, а у хозяина Донегола должна быть твердая рука, — серьезно ответил Гэлан.

Наконец Гэлан остановил Серого, подошел к коню и снял Коннала с седла.

— На сегодня хватит. Сейчас тебе нужно пройтись, чтобы размять ноги. Постарайся пока не садиться — иначе завтра утром тебе не захочется сесть вот сюда. — И он похлопал рукой по седлу.

— Я что, и завтра буду учиться?

— Да, если захочешь, — заверил Гэлан, опускаясь перед малышом на корточки. — Пока однажды не станет ясно, что ты можешь проехаться сам. Но прежде, — добавил он, увидев, что Конная готов лопнуть от счастья, — тебе придется узнать, как ухаживают за лошадьми.

Мальчик согласно кивнул, а Гэлан, жестом подозвав, Риза, вручил ему поводья и моток веревки.

— Покажи Конналу, как надо заботиться о коне. Только пусть не суется в денник!

— Слушаюсь, милорд!. — Риз глянул на Коннала: — Ну что, пойдем? Вот тебе для начала! — И он отдал мальчику веревку.

Коннал гордо прижал ее к груди и вприпрыжку кинулся за оруженосцем.

Сиобейн проследила за сыном и посмотрела на Гэлана.

Он стоял неподвижно, уставившись куда-то вдаль. Ему все еще не давало покоя открытие, сделанное прошлой ночью.

— Сиобейн…

— Да? — Она ждала слов мужа, следя за странным выражением его лица. — Милорд?

А он в эту минуту видел Сиобейн в объятиях Йэна, Сиобейн, беременную ребенком Магуайра. Спуталась ли она с этим типом сразу после отъезда Тайгерана или до его гибели? А может, мальчик все-таки от О'Рурка и он напрасно терзается? Ведь разница составляет всего каких-то пару недель, и Гэлан понимал, что мог ошибиться в подсчетах. До сих пор ему не приходилось интересоваться сроками беременности у женщин.

— Ты уверен, что не хочешь мне что-то сказать?

В ее голосе слышалась такая обида, что Гэлану немедленно захотелось исправить это — не важно, что при этом чувствовал он сам.

— Сиобейн, я…

— Не надо! — Ей слишком больно было обсуждать эту тему и уж тем более выслушивать его объяснения. — Просто не забывай свое обещание позаботиться о Коннале!

Опустив голову, она медленно пошла к замку, не обращая внимания ни на новые здания казарм, ни на пристройку к конюшне, ни на заново перекрытую крышу на самом замке.

Она не замечала ничего, кроме боли в разбитом сердце, медленно разваливавшемся на куски.

Так прошло два дня. Они занимались каждый своим делом и старались держаться подальше друг от друга. Она добросовестно выполняла свои обязанности по дому: кормила его и готовила ванну, следила за тем, чтобы его одежда была чистой, а вино в меру подогрето и подслащено. Она даже умудрялась улыбаться ему на людях — такой натянутой, фальшивой улыбкой, что у него каждый раз тоскливо сжималось сердце.

Сиобейн затаила свою обиду и ждала, когда он извинится.

Гэлан мучился сомнениями и подозрениями, проклиная себя за то, что никак не решится сделать первый шаг к примирению.

Каждую ночь они ложились в общую постель — вместе и в то же время отдельно, страдая от одиночества, но не смея протянуть руку и прикоснуться друг к другу и предпочитая по прежнему прятать свою боль за каменным молчанием.