Появилась Меган — с лицом белее мела она кинулась в ноги Пендрагону. Сиобейн вскочила, поднимая служанку на ноги.

— Меган, успокойся! Что с тобой?

— Идемте, прошу вас, идемте! — взмолилась Меган, не сводя глаз с Гэлана.

Телохранители уже прокладывали им путь через толпу. Гэлан кинулся за ними к лестнице, ведущей в подвалы и казематы.

— О Господи! — Обе женщины суеверно осенили себя крестами, и Сиобейн, стараясь избавить Меган от жуткого зрелища, приказала ей подняться в зал.

Двое пленников умудрились повеситься на решетке дверей своей темницы. Они разделись догола, чтобы свить веревки из одежды, но и после этого им пришлось потрудиться, чтобы расстаться с жизнью, поскольку потолок здесь был очень низкий.

Гэлан резко взмахнул рукой:

— Снять и похоронить!

Воины кинулись выполнять приказ.

— Мне очень жаль, что ты это увидела!

— Мне довелось повидать многое, но не в стенах собственного дома!

Она всем сердцем ненавидела это место. Оно насквозь было пропитано смертью и страданиями. Тайгеран всегда следил, чтобы казематы не пустовали, и отправлял сюда людей за любую провинность.

— Почему они предпочли убить себя? — задумчиво спросил Гэлан, и вдруг уловил аромат… — Чем это пахнет? — Он пытливо взглянул на Сиобейн.

Стараясь не поворачиваться к мертвым лицом, она принюхалась.

— Кажется, мятой.

Она не могла сказать с уверенностью — слишком густо висел в этой камере запах смерти. Гэлан велел привести к нему Меган.

— Никто не спускался сюда перед тем, как ты понесла им еду?

— Нет, милорд, я не видела!

— А сэр Оуэн?

Меган снова мотнула головой, и Гэлан отпустил женщину.

Гэлан вышел во двор и направился к воротам. Он приказал одному из солдат отыскать сэра Оуэна, но не успел тот сделать и пару шагов, как рыцарь сам вышел из-за угла поварни и замер от неожиданности.

— Ты опоздал! Где тебя носило?

Оуэн вытянулся в струнку, вперив взор в голубую даль.

— Я был… не в форме, милорд!

— Что?! Разве это дает тебе право опаздывать на дежурство? — От Гэлана не укрылись виноватая мина и предательский румянец, покрывший щеки молодого рыцаря. — Явишься ко мне с докладом, когда сменишься с поста! И не вздумай опаздывать!

— Слушаюсь, сэр! — И Оуэн поспешил к воротам. Гэлан проводил его мрачным взглядом, проклиная волну подозрений и недоверия, разбуженных в его душе последними событиями.

Когда Сиобейн проснулась, он стоял у окна, подставив волосы легкому ветерку. Вот он тяжело вздохнул и потер ладонью лицо, и она в тревоге соскользнула с кровати. Он оглянулся, протянул ей руку, и она молча, без колебаний приникла к его сильному телу и опустила голову ему на плечо.

Его мужественные черты исказила тревога.

— Скажи, что не дает тебе покоя? Я ведь обещала хранить твои тайны!

Он долго колебался, и в глазах его промелькнула боль.

— Я чувствую, как эта земля горит у нас под ногами!

— Но теперь ты сам будешь нас защищать! Он ответил ей недоверчивым взглядом.

— Я никогда не подвергала сомнениям ни твою силу, ни воинское искусство, Пендрагон! — задиристо воскликнула она. — Меня волновало лишь то, насколько ты предан моим ирландцам!

— Тебя до сих пор это волнует? — Он машинально погладил ее по бедру, ласково проведя ладонью по нежной коже. Сиобейн долго всматривалась в его беспокойные глаза, как будто молившие ее о поддержке и дружеском слове.

— Теперь уже нет, милорд! Я вижу твою искреннюю заботу о нашей безопасности!

Гэлан раздвинул губы в улыбке, и Сиобейн поняла: он что-то скрывает.

— Я никогда не смогу победить, если не узнаю, кто мой враг, — устало сказал он.

— Ты все еще считаешь, что несчастный случай с Конналом кто-то подстроил?

— Если я прав — значит, преступник укрывается в этих стенах!

— И он же учиняет резню в деревнях? — нахмурилась Сиобейн.

Гэлан нерешительно посмотрел на нее, а затем все же показал ей золотую шпору.

— Вот это я нашел на месте первого набега. Ее чуть не втоптали в грязь… — И он бросил шпору ей на ладонь.

Сиобейн побледнела. Шпора английского рыцаря!

— Может, ее обронили уже давно?

— Может, да, а может, и нет! — Он растерянно покачал головой. — Если бы я понял, чего они добиваются, я бы смог их найти!

— Ты о чем-то умалчиваешь?

— Сэр Оуэн дважды опаздывал на дежурство в эти дни. И оба раза отказался объяснить причину!

— Но ведь ты не станешь обвинять его в убийстве пленников, милорд! Это было явное самоубийство! Вдруг их кто-то вынудил к этому?

— Нет, я не могу в это поверить. — Сиобейн замотала головой. — Кто угодно, только не Оуэн! Он, конечно, недолюбливает ирландцев, но никогда не пойдет на подлость.

— Теперь я не уверен даже в нем!

Гэлан помрачнел. Получалось, что верить нельзя никому. Шайки разбойников, враждебные кланы… Ни Йэн Магуайр, ни О'Нил не вызывают доверия. И все-таки Гэлан был уверен — есть кто-то еще, и этот кто-то живет в старом замке. Ведь золотая шпора явно указывала на англичанина. А возле Донегола нет и не было никакой другой армии, кроме той, которую привел он сам.

Неведомые негодяи разили в самое уязвимое место, и каждый их выпад подрывал доверие к новому лорду и сеял новую волну паники. Неужели им невдомек, что эта резня больше вредит ирландцам, чем англичанам? И кто, кроме Магуайра, безответно влюбленного в принцессу, мог бы решиться на такой риск, лишь бы подставить Пендрагона? И на кого направлено острие этой вражды: на него, на Сиобейн? Или это отголоски старой ссоры, затеянной еще Тайгераном?

В памяти снова всплыла мрачная картина поединка, так круто изменившего его жизнь… Тайгеран был чрезвычайно опасным противником. Однако Гэлан положился на свой опыт и постарался разозлить ирландца, пообещав сжечь дотла его вонючий замок, но прежде на славу позабавиться с его молодой женой. На злобной физиономии Тайгерана вначале проступило недоумение, а потом такая неистовая ярость, что Гэлан едва сумел отбить самый первый, отчаянный выпад. Теперь-то он понимал, за какое сокровище бился с ним ирландский король.

Гэлан любовался ее милым лицом. Он знал — принцесса по-прежнему что-то утаивает от него и до сих пор он приручил только ее тело, но не упрямое, беспокойное сердце.

Как не добился пока ее полного доверия.

Это настолько лишало Гэлана самообладания, что он готов был покаяться перед женой в собственных грехах, пока она не узнала правду от кого-то другого. Но всякий раз в последний миг сдерживал себя из страха потерять ее ради никому не нужной правды. Нет, только не сейчас! При одной мысли о том, что он снова может остаться один и вернуться к прежней жизни, Гэлану хотелось умереть.

Он прижал жену к себе, и казалось, никакая сила не сможет вырвать ее из его объятий.

— Ты моя, Сиобейн! — шептал он, щекоча языком розовое ушко и лаская ее пышные груди. — Моя!

Сиобейн удивило отчаяние, прозвучавшее в его хриплом голосе, однако слишком велика была страсть, слишком откровенны ласки.

Он делался то ласковым и чутким, то жадным и нетерпеливым, и ее экстаз захватил Гэлана в свой волшебный вихрь, проникая в самые сокровенные уголки его темной, порочной души. В эти минуты он был готов на все ради жены, ради их любви.

Но когда страсть была утолена, Гэлан снова почувствовал, как зашевелился в нем прежний демон недоверия и подозрений.

Стоя во внутреннем дворе, Гэлан нежно поцеловал принцессу и невольно вспомнил их любовные игры прошлой ночью.

Внезапно что-то кольнуло его в плечо. Оказывается, это Коннал выстрелил в него из засады между амбарами. Мальчишка вполне успел бы скрыться вовремя, но его выдал бестолковый ягненок, не сразу последовавший за хозяином. Чего добивается этот глупыш своими ежедневными нападками на английского рыцаря? Коннал позволял себе подобные выходки только тогда, когда рядом находилась мать, всегда готовая его защитить.

— Прости его, милорд! Это просто детская шалость!