А вообще досадно. Я-то думал, меня чуть ли не пытать будут, пытаясь узнать расположение мясных сокровищ, которые вот-вот начнут гнить, но складывается впечатление, что никому эти тела и даром никому не нужны.

Ладно. Обойдусь своими силами. Раздербаню тушу по кускам и перевезу в город.

Только теперь нужно озаботиться транспортом и артефактом, без которого я тело не разделаю. Есть специальный нож, который можно использовать лишь на мертвых телах, зато режет он их с легкостью: хоть чешую, хоть толстую кожу. Благо, время у меня пока есть.

Как бы странно это ни прозвучало, но после смерти тело какое-то время продолжает жить. После остановки сердца кровь перестает циркулировать по телу, а потому кислород, участвующий во всех жизненно важных процессах, больше не поступает к тканям. В этот момент, практически сразу после смерти, клетки начинают испытывать кислородное голодание, запускается процесс автолиза — самопереваривания, которое сначала запускается в печени, а потом и в других органах. Клетки и ткани под действием собственных ферментов начинают растворяться, структурные молекулы разрушаются. Но до того, как тело демонической обезьяны начнет гнить, должно пройти порядка двадцати часов — к этому времени бактерии доберутся до печени, а на распространение по всему телу у них уйдет чуть более двух суток, после чего начнется распад тканей по всему телу. По крайней мере, у людей так и происходит, и не вижу причины, почему у схожего организма что-то должно пойти иначе. Печенью, правда, придется пожертвовать — слишком быстро разлагается, зато остальное, если успею дотащить это «остальное» до города, пойдет на продажу.

Я снова пошел на рынок, только по пути завернул в лавку ювелира, где обменял украшения родителей Кабала на серебро. Вышло тринадцать серебрушек. Ощутил, как меня царапнула тоска, когда драгоценности уходили из рук, но эмоция была будто выцветшей, чужой. Отголоском тоски.

Прости, Кабал. Мертвых нужно отпускать. И твоих родителей, и тебя.

— Мне нужен артефакт для разделки демонических животных, — сказал я, когда по оживленному рынку добрался до нужного мне прилавка.

— А оплатить сумеешь? Ходят слухи, что мамка с папкой больше не в состоянии тебя обеспечивать, — хохотнул незнакомый мне урод, который меня, похоже, знал очень хорошо.

Я вынул из кошеля серебрушку, другую.

— Все еще не вижу необходимой суммы, — оскалился торговец.

После короткого, но яростного торга пришлось отдать семь серебряных: взамен получил нож, который от обычного отличался помещенным в рукоять тусклым кристаллом.

Теперь мне нужно к городским конюшням. Насколько я знаю, там можно взять в прокат лошадь и даже повозку. Некоторые крестьяне из соседних деревень, приезжающие с двумя-тремя телегами, по мере продажи овощей, шкур или иного товара выставляют освободившихся лошадок с телегами в самодельный загончик рядом с конюшнями, и готовы сдавать в аренду за малую монету.

На конюшнях меня ознакомили с ценниками. Оказывается, лошадь сдается не меньше, чем на пару дней, и вместе с повозкой обойдется в шесть серебряков. Грабительская сумма!

— А вдруг ты вор какой? — спросил подросток, который и отвечал за городских лошадей. Парнишка шмыгнул носом, стер рукавом соплю и добавил. — Плата ведь за риск!

Как завышенный ценник мог помешать мне уехать с лошадьми в закат, я так и не понял, потому плюнул и вышел из конюшен к крестьянам. Вот только и те сдавали лошадей за не слишком уж отличающуюся цену. Благо, нашелся другой вариант: у самого края поставленного крестьянами загона стоял ослик. Неподалеку и повозка для него нашлась: миниатюрная совсем, на такой только детей катать. Но для моих планов более чем подходила.

— Почем будет ослика с повозкой взять до вечера? — спросил я.

— Дык, смотря в каком состоянии вернешь, — почесал голову мужичок. — А залога за наём будет полторы серебрушки. Если животина в порядке будет, половину серебрушки обратно отдам, а ежели это самое... заэтываешь животину, в общем, не обессудь.

Я передернулся от косноязычия крестьянина. Такими выражениями мой слух в этом мире еще не ласкали.

— Согласен, — быстро сказал я, чтобы не болтать с этим человеком больше необходимого. — Запрягите осла. Вот деньги.

Крестьянин сноровисто запряг ослика в повозку, сгреб с ладони монеты, и спустя несколько минут я уже шагал к воротам.

На воротах, как и вчера, стоял дядька Пит, а вот Кирбы, который заступился за меня в прошлый раз, не было — вместо него в паре с толстяком стоял какой-то новичок, с которым я и знаком не был.

На выезжающих из города пристального внимания не обращали: пока толстяк ходил вокруг повозок какого-то купца, новичок мазнул взглядом по пустой повозке и без всяких слов пропустил меня дальше. Пит меня даже не заметил.

Ослик шел бодро, и вопреки историям про этих животных, не упрямился. Я же шагал рядом с повозкой и размышлял о всяком разном.

Про падальщиков, о которых говорил явно знающий свое дело администратор Гильдии, я предпочитал пока не думать. Вот увижу этих монстров или хотя бы пойму, что они там есть, тогда и решу, как от них избавиться. Все равно выбора у меня нет: я уже поставил все монеты на эту добычу. Если падальщики уже сожрали тела, или обезьяны вернулись в свое логово, как дурак, вернусь с ослом в город. Будет у меня кинжал для разделки и кошель с пятеркой серебряных монет взамен кошеля, туго набитого серебряными монетами и украшениями.

Хотя, я смогу вывернуться, даже если пещеры оккупированы падальщиками: подготовлюсь и проведу ритуал вызова демона, или придумаю, как использовать навык контрактов для привязки животных к другим людям. Это сейчас, пока у меня есть деньги и другие пути обогащения, я такой разборчивый в средствах: хочу держать свои способности в тайне, не связываться с нечистью, пока будет хоть какая-то вероятность, что ритуал пойдет не так. Стоит пропасть хорошим вариантам, я займусь плохими. А если и с плохими ничего не выйдет, начну бегать по городу и искать, как можно заработать. Чем сильнее на тебя давит мир, тем сильнее тебе нужно вертеться, чтобы обеспечить свою жизнь и выдержать это давление.

Повозку с осликом я до опушки тянуть не стал: спрятал за холмом, в полукилометре от деревьев. Ослика распряг и стреножил, чтобы тот далеко не убрел, а пощипывал траву у повозки.

Заросший пыреем провал в пещеру я нашел быстро. Правда, пройти удалось не больше двадцати метров, прежде чем насторожилась обезьянка, а потом и я услышал шорох впереди. Похоже, монстры все же навестили эту пещеру. И вряд ли они против того, чтобы полакомиться не только гнильем, но и человеком.

Я долгие минуты стоял на месте, прислушиваясь.

Угуканья так и не услышал, так что надеюсь, это не обезьяны вернулись в пещеру. В то, что меня спасет Горо, остановив сородичей, не слишком-то верится.

Чем можно выгнать из пещеры падальщиков?

Можно разжечь огонь, только вот у меня нет для этого никаких инструментов — Кабал собирался буквально никак, захватив в поход веревку, кинжал и рюкзак. Что говорить — он даже найденного детеныша хотел утащить в рюкзаке, даже не задумываясь о том, что догнать и засунуть в сумку даже чужую кошку сложно, а тут — дикий зверь. Может, с яйцом это и сработало бы, но с той же обезьянкой, не будь она ранена — нет. Да и я протупил...