О героическом подвиге британских разведчиков из так называемой "ливерпульской четверки", их борьбе с крупповским злом и трагической гибели, один из их коллег Дж.Р.Дж.Толкин написал книгу "Властелина колец", в которой рассказывалось, как четыре мужественных хоббита были сброшены в кипящее жерло вулкана Круппдруин. Выход этой книги в Британии был расценен двояко - с одной стороны книга была на злобу дня и имела коммерческий успех, обскакав даже произведения Конан Дойла, с другой стороны, автор произведения был привлечен к суду, так как кому-то из высших чинов показалось, что в данном произведении в скрытой форме преданы огласке государственные тайны, а также методы работы британской разведки. Если бы не вмешательство королевы Англии, которой данное произведение очень понравилось, то Толкина, наверняка бы ожидали черные дни. Но ему, что называется повезло и он попал в струю - его торжественно возвели в пэры, и вскоре он уже являлся начальником своих бывших начальников, и конечно же воспользовался данной ситуацией и довольно зло на них отыгрался, разразившись очередным литературным творением. Благо и повод подвернулся - группа германских военнопленных из одиннадцати человек, захваченных еще во времена мировой войны и содержавшаяся в одном из французских концлагерей, во время выполнения хозяйственных работ на аэродроме возле города Лигескур, совершила дерзкий побег, на бомбардировщике "Хендли-Пейдж" 0/400, прихватив с собой одного из бывших начальников Толкина, вместе с очень важными и секретными бумагами. Как в последствии удалось выяснить организатором побега был Фридрих фон Арнольд де ла Перьер, родной брат, небезызвестного Лотара фон Арнольда, командира "Шеера". Фридрих был морским летчиком и был первым из германских летчиков, кому удалось бомбардировать территорию Англии. Бомбы, сброшенные с его самолета 26 декабря 1914 года упали в предместье Лондона. В декабре 1915 года он был сбит под Дюнкерком и попал в плен к французам. И Вот спустя почти четыре года он сумел вернуться домой. О том, что бумаги, захваченного им британского полковника являются бомбой, Фридрих узнал позже, уже из газет.

Убийство в Сараево, как следовало из данных дипломатических документов, было подготовлено французской и английской разведкой по указанию их правительств, после того как правительства Англии и Франции согласовали данный вопрос с правительством САСШ. Там же были и документы, о разработке плана обороны турецких проливов силами Англии и Франции от русского десанта. Понятное дело, что уже через час после того, как с этими документами была ознакомлена Берта Крупп, все это грязное белье было вывешено во всех германских газетах. Для красного словца, немецкие газеты добавляли, что вышеуказанный полковник сам организовал свое бегство в Германию.

Скандал в Лондоне и Париже был отменный, помимо того, что он стал пищей для британских и французских газет, а также для политических игрищ различных партий, он еще способствовал дезорганизации работы разведывательных ведомств. Правительство САСШ, как и всегда, заявило о своей непричастности к данному вопросу, но дело шло к образованию различных сенатских комиссий в соответствии с какими-то там поправками к их основному закону. Именно сюжет этой истории и лег в основу книги "Почтальон" написанной Толкиным.

Название городка на указателе, прочитать никто не смог - что-то вроде "Кжитожи…" ну и ладно - какая им разница как он называется! Гарнизон - от силы взвод, пожилого возраста - видимо у ляхов уже всех молодых на фронт угнали. Главное что в городке есть рынок, и на нем торгуют не только продуктами, но и рабами. А значит от него не останется и камня на камне. Дозорный на колокольне их заметил слишком поздно, когда они уже ворвались на центральную площадь. Он выстрелил в воздух, и ударил в колокол. Лучше бы он этого не делал, ибо выбежавшие на сигнал тревоги солдаты гарнизона, тут же полегли под очередями двух ручных пулеметов, так и не успев сообразить что случилось. Федор глянул на убитых польских жолнеров и сплюнул - этих то наверное неделю назад под ружье призвали - обычные крестьяне, никогда не помышлявшие о войне и погибшие за дурь ляхской шляхты. Если кого и жаль в этом городе, так это их - проведших за плугом и сохой всю свою жизнь, а не тех, кто торгует русскими людьми. Расправа была короткой - всех жителей городишка согнали в к центральной площади, и Федор начал свой праведный суд - выводили по одному, и он определял - этого или эту направо, этого или эту налево. Направо попадали те, кого трогать не собирались - как правило поляков, за исключением детей, среди них не было. Налево попадали те, кому уготована сразу смерть или нелегкая женская доля исполнения плотских желаний победителей. Угрызений совести по поводу надругания над полячками Кузьменчук уже давно не испытывал. Суровые законы войны - сегодня мы убиваем их мужчин и берем их женщин, а завтра они будут убивать нас и насильничать наших женщин. Но не мы это начали, поэтому мы имеем право поступать так же как они - ляхи. Торговцев людьми в его отряде убивали с особой жестокостью. Очень часто в этом участвовали и партизанки его отряда. Некоторые из поставщиков рабочей силы, конечно же пытались спрятаться или изобразить невинных овечек, но в маленьких городках все просто - достаточно опросить некоторых из освобожденных рабов работавших в городе, как все очень быстро становилось на свои места. Вот и сейчас, рядом с Федором стояли трое крестьян из Смоленской губернии, и комментировали каждого кто выходил из толпы горожан.

"Коммивояжер по вопросам рабочей силы" оказался скулящим и ползающим по земле существом. Больше всего Кузьменчука взбесило, что эта тварь говорит по русски. Таких Иуд по-мнению Федора, нужно было варить в масле на медленном огне. Особенно взбесило его то, что эта христопродажная тварь называла его "товарищем" и говорила, о каком-то Ульянове, с которым вместе училась в Казанском университете. Ляхи, этой суке товарищи! А вот информация о том куда этот урод поставил рабов за время работы в городке оказалась полезной - в три поместья в округе продал послсотни душ. Значит туда и наведаемся. Наконец процедура суда на площади закончилась. И мстители принялись за работу. Жестокость порождает жесткость. Наличие немцев в отряде уже сказалось на почерке действий партизан - осужденных на смерть расстреляли по военному очень четко, и так же четко принялись исполнение прав победителей в захваченном городе. И Федор не стал отказываться от своей доли женских утех. И право первому выбрать женщину из числа побежденных ему полагалось как предводителю. Он взял эту миловидную пани, на очередной ставшей уже привычной широкой господской кровати в доме местного губернатора. Взял жестко и грубо, ибо таково было его право - право человека не желавшего жить в рабстве. Их никто не просил приходить на нашу землю и превращать нас в скотов - пускай теперь пожинают то, что посеяли.

Пополнившийся партизанский отряд двинулся дальше, оставляя за собой подожженный город. То, что в горящих домах оставались пани, исполнившие свой долг перед победителями никого не волновало - бог даст - выживут, не даст - как говориться горе побежденным. Пока не хватились ляхи нужно было успеть разобраться с еще тремя поместьями в округе, а затем быстро уходить в другой район, пока по следам не пустили карателей.

Казненный Иуда-торговец не врал - освобожденные рабы принятые в отряд подтвердили наличие трех поместий в округе. Начали с самого ближнего. И опоздали. К тому моменту когда предовая группа оцепила поместье - там уже все свершилось - работники сами расправились со своими хозяевами. Заслышав стрельбу в городе, рабы ждать не стали - и семья владельца получила свое сполна, а три десятка человек присоединились к партизанскому отряду. Панов из следующего поместья перехватили по дороге в город - видимо почуствовали ляхи, что расплата грядет и решили удрать в места по спокойней, но не повезло и еще одна дворянский польский род пресек свою линию, а может и не пресек а разбавился русской и немецкой кровью - все зависит от того что станет с хозяйкой, брошенной в лесу рядом с трупами мужа и управляющего, которая, к тому времени когда отряд возвращался по дороге из оставленной всеми усадьбы, уже очнулась, и брела как лунатик по обочине навстречу отряду, прикрываясь обрывками платья. Если наложит на себя руки, то род угаснет, а если нет, то будет ли он польским? Горе побежденным!