Косвенный эффект от отступления Буденного превосходил многократно наступательные возможности его отряда. Прерванное снабжение частей польской армии, занимавшейся борьбой с вооруженными формированиями сепаратистов, стало незаметно, но неуклонно подводить войска Великой Польши к катастрофе. Дефицит продовольствия еще как-то можно было восполнить реквизицией его у местных аборигенов, но вот с боеприпасами стало очень трудно. И без того слабо налаженная система снабжения рухнула. Разношерстность польской артиллерии сыграла с ляхами дурную шутку - большая часть артиллерийского арсенала превратилась в бесполезно возимое с собой железо. Этой бедой тут же и воспользовались многочисленные отряды инсургентов - их атаки становились все ожесточеннее, а бои все кровопролитнее для польской стороны. В 10 утра над конницей закружил Сопвич с Французскими розетками на крыльях черно-красным прямоугольником украшенным черепом на фюзеляже, такой же череп украшал французский флаг на хвостовом оперении. - Не стрелять - скомандовал Семен Михайлович - Это свои -

Сопвич был из знаменитой Махновской эскадрильи "АНАРХИЯ ЭФИРА", точнее это был один из двух самолетов входивших в это подразделение, но действовали два самолета, круче любого авиаполка. Два графа - анархиста-авиатора, русский Орлов и француз Де Марвильяк делали в воздухе чудеса. У них была своя группа гениев-механиков - Русский, француз и два немца. Механисьены, мало что содержали аппараты в полном порядке, они еще их периодически улучшали. В частности фельдфебель Гуго придумал подвесные сбрасываемые баки, что в два раза увеличивало дальность полетов, а Марсель Руссо разработал устанавливаемые на крылья, съемные блоки из спаренных пулеметов..

Сопвич Орлова сбросил вымпел с сообщением о дальнейшем маршруте Буденовцев. Дорога лежала на Гуляй-Поле.

Махно. Из детских сочинений:

"Свет от пожара освещал церковь… на колокольне качались повешенные; их черные силуэты бросали страшную тень на стены церкви".

"Многие ораторы умели так захватывающе говорить, что водили за собой толпы. Я помню, Махно говорил речь о свободе и уже уехал он. Только пыль по дороге видна. А толпа все стояла, смотря в даль и шепча: "Батько наш, батько Махно

"Когда мать отдала ему все, что нашла, он еще снял у меня и матери золотые кресты и ушел".

"Они ограбили дочиста нашу дачу, и меня и мать расстреляли, но к счастью и я и мама оказались только раненными и, когда на другой день легионеры были выбиты, нас увезли в лазарет".

"Возле самой насыпи, широко раскинув руки и уставив в небо невидящие глаза, лежал в грязи брошенный солдат; проходящие мимо него крестились и равнодушно проходили мимо".

"На улице до колен лежали всякие новые вещи, примусы, шоколад, материи, тазы"

Возвращение из рейда, всегда дольше чем путь туда, да и понятно. Хлопцы слегка прибарахлились, раненных прибавилось, но тем не менее Гуляй-Поле с каждым днем становилось все ближе. Противник не очень беспокоил. Тем более графы-анархисты ежедневно сбрасывали вымпелы с оперативной информацией. А увязавшийся за буденовцами Уланский полк, аэропланы с черепами на фюзеляжах своими ежедневными штурмовками заставили повернуть назад. Через несколько дней конницу Батьки Семена, встретил пулеметный полк Повстанческой армии Батьки Махно. А еще через несколько дней в Гуляй Поле произошла историческая встреча. Батьки друг-другу понравились и сразу стали разрабатывать совместный рейд в Польшу. А их штабы занялись организационными проблемами, а их было много. Оружие, боеприпасы, обмундирование и тут еще военно-полевая медицина. За время рейда у бойцов появились вши, а там где вошь, там и до тифа недалеко. Семен Михайлович не стал рассусоливать и приказал всем своим конникам побриться на голо и что бы еще больше ударить по возможным эпидемиям, вызвал к себе штабного писарчука Бабеля и приказал написать агитационный стих против вшей. Бабель стал отнекиваться, мол он силен в прозе… На что Батька Семен сказал грозным рыком, что мол пиши прозой, но что бы стих был! Бабель напрягся и выдпл следующий перл -

Ужин в Объединенном Штабе Особой Отдельной Кавалерийской Армии Восставшего Народа был в самом разгаре. Стол ломился от яств в прямом смысле. Окорока и запеченная в перьях дичь, круги домашних ковбас жареных в смальце, груды жареных и вареных кур, ломти домашнего сыра и свежее выпеченные караваи хлеба, жареное мясо и всевозможные домашние соленья и маринады, связки лука и чеснока, а так же то чего нет вкуснее на всем белом свете - САЛО! Бело-розовое, с мясными прожилками, в мясными прожилками САЛО! Головка домашнего сыра, жареное мясо и соленья. Ну и рыба тоже была… Караси в сметане, селедка, связки воблы, осетрина и белуга, ну и для полного куража икра в бочоночках. А закусывать было чего. Казенная Смирновка, Шустовский коньяк и буряковые, пшеничные и прочие самогоны, в разнокалиберных бутылях заткнутых потрадиции початками, ну и всевозможное домашнее пыво (квасы и морсы не в счет). Батька хлебосольничал для своего нового друга от души. Когда большинство участников праздника приступили к пению разных песен одновременно, Семен и Нестор ушли по Английски. Им надо было обсудить совместный рейд. Рейд был задуман уже давно, но только сейчас поступили окончательные развед-данные из Контрразведки Русской Армии. Махно недоверчиво смотрел на карту…

- И Що це за кружочки и зигзаги - Щеголеватый поручик, доставивший карту, весь сияющий новой амуницией, благоухающий французским одеколоном, поскрипывающий желтыми крагами и выглядевший в бедной мазанке так же естественно, как бриллиатовая диадема на дерюге, терпеливо объяснял…

- Кружочки господин Атаман это польские базы продовольственного и огневого снабжения. И маршрут вашего рейда проложен так, что бы вы смогли обойтись без обозов. Конница, тачанки, вьючные лошади, конная артиллерия и Тяжелая бронебригада в подкрепление -

- А что за броневики - Оживившись спросил Семен Михайлович

- Гарфорды и Остины, плюс грузовики с горючим и снарядами на первое время -

- И еще. На флангах, будут оперировать отряды Князя Джихара и Командира Дундича. Но у них свои задания. -

Через несколько дней по Польским тылам покатилась волна паники. Пылали и взрывались пакгаузы, висели на фонарях коменданты и легионеры. Секретные склады, устроенные в стороне от железных дорог уничтожались со страшной методичностью. Разведка сработала верно.

Из детских сочинений:

"Сделали обыск и взяли маму в тюрьму, но после 3-х недель отвезли маму в Екатеринодар, я подошел попрощаться, а легионер ударил меня по лицу прикладом - я и не успел".

"Мы занимали одну маленькую комнату, она была вероятно богатых хозяев, так как в ней было очень много дырок от снарядов".

"Через месяц поляки заняли Киев, тогда не было легионеров, а расстреливали на улицах".

Польша. Детские сочинения

"Мне ярко врезался в память расстрел взятых в плен махновцев. Они были взяты во время нападения Махно на Екатеринослав. Среди них были подростки лет 14-15. Наши понесли во время последних боев тяжелые потери, и солдаты решили расстрелять пленных. Их вывели за город и приказали рыть ямы. Меня тоже назначили в конвой пленных. И вот, когда ямы были вырыты, из толпы смертников отделился один моих лет, упал к ногам командира, охватил его ноги и стал, захлебываясь слезами, молить о спасении. Тот приказал его убрать, и этот несчастный так кричал и забился в руках солдат, что я не мог вынести и бросился бежать от этого страшного места"

"Пощадите, ведь я не по своей воле, меня взяли силой!" "Врешь!" слышался ответ и глухой удар по чему-то мягкому, глухой стон, хрипение и опять мольбы; я не выдержал и, вскочив на ноги, подошел к двери и, о ужас! Вся панель усеяна трупами, с разможженными головами, еще ворочающиеся и стонущие производили ужасное зрелище. Но вот крик; я обращаю свое внимание в ту сторону и, о ужас, молодой, скорее еще мальчик, очень красивый, полунагой стоял на коленях перед солдатом с озверевшим лицом и поднявшим над головой мальчика приклад; у мальчика от испуга глаза, казалось, выскочить хотели, в них были ужас, мольбы о пощаде, но солдат очевидно уже ничего не соображал. Едва он еще хотел что-то крикнуть, как приклад опустился на его голову. Я не мог выдержать, хотел броситься к нему, но что я мог сделать с человеком-зверем. После того я никак не мог сладить с собою; я как-то ослабел, я не мог больше оставаться в этой среде, морально я чувствовал себя кошмарно. Ждать долго не пришлось, вскоре я был ранен, и мне пришлось убраться в лазарет"