Змей! Господь повелевает тебе знаком тетраграмматона через ангела и льва!
Михаил! Гавриил! Рафаил! Анаил! Да течет влага через Элохима. Да длится сушь земли через Адама-Иотхабаха! Да будет прозрачной даль небес через Яхве-Себаоф. Да будет суд чрез огонь мощью Михаила!
Маг замолк и внимательно рассматривал клубы курений под сводом. Они лениво поднимались двойной колонной с алтаря и из треножника и сливались под сводом дугой…
Вируш воткнул стилет за пояс и, взяв чашу с водой, трезубец Парацельса, орлиное перо и шпагу, закончил формулу заклятия:
— Ангел о мертвых очах, слушай меня или отплыви с этой святой водой!
Змей быстрый, ползи к моим ногам или да покарает тебя святой огонь, и тогда улетучься вместе с благовониями, что я воскуряю!
Орел связанный, покорись моему знаку или отступи с этим дуновением!
Крылатый бык, работай или вернись на землю, если не хочешь, чтоб я пронзил тебя шпагой!…
Да вернется вода к воде; да горит огонь и вихри взовьются в воздух; да падет земля на землю по велению пентаграммы и во имя тетраграмматона, вписанного в центр светозарного креста!…
Курения дрогнули, заколыхались и заклубились… Из аркады возникла прозрачная, словно тюль, завеса и опустилась вниз, отделив нишу от подземелья. За первой клубилась вторая, третья, четвертая… Лентами перевились они вместе и образовали непроницаемый млечно-белый заслон, за ним исчезла ниша с лежанкой и спящим на ней человеком.
Маг дунул на поверхность воды в чаше, всыпал две щепоти соли и, погрузив в раствор пучок из веточек ясеня, барвинка и шалфея, окропил раствором алтарь, шепча ритуальные слова:
— Да удалятся от этой соли стихийные творения, дабы сделалась солью небесной и спасла души наши и тела наши от всякого порока и порчи, надежде нашей крылья дала для полета.
Затем, вытряхнув из кадильницы остатки пепла, произнес слова заклятия:
— Да вернется прах сей в источники живой воды и оплодотворит собою землю, дабы произвела древо жизни.
Он опустил ясписовую ложечку в сосуд и помешал. Когда соль и пепел начали в воде соединяться, из уст его прозвучало приказание:
— В соли вечной мудрости, в воде возрождения и в пепле, рождающих новую землю, да станет все во имя Гавриила, Рафаила и Уриила!
Теперь Вируш молча всматривался в дымную завесу. Под ней пробегали волны, вызванные силой его взгляда. И тогда, совершив знамение чашей, он громко призвал:
— Заклинаю тебя, креатура воды, дабы стала мне зеркалом Бога живого в делах его, источником жизни и омовением от гехов! Аминь!
Дух моря, страшный владыка вод, ты, кто владеет ключами небесной милости, властелин потопов и ливней весенних, страж источников и фонтанов, призываю тебя!…
В дымной завесе замерцало: однородная серо-белая завесь расслоилась, распалась и образовала контур человеко-зверя. Покачивая огромной головой в морских водорослях, он впился ненавистным взглядом в заклинателя.
— Чего ты ждешь от меня?
— Если ты или кто-нибудь из подвластных тебе обитателей вод, жаждущих воплощения, воспользовался сном этого человека и присвоил себе его мумию, повелеваю во имя пентаграммы вернуть ему оную немедля!
Личина креатуры исказилась злобной усмешкой. Человеко-зверь искоса взглянул в сторону ниши, ударил несколько раз ластообразным хвостом по брюху и рассеялся в дымке курений.
— Не они, — заключил Анджей, взглянув на меня. — Перейдем к их огненным антагонистам!
И подбросив в чашу треножника камедь, камфору и серу, он трижды призвал:
— Джинн! Самаил! Анаил!
И сотворив знамение трезубцем Парацельса, громко произнес:
— Заклинаю тебя, креатура огня, знаком пентаграммы и во имя тетраграмматона, в коих воля силы и правая вера! Аминь!
Феркун, господин огня и владыка ящеро-саламандр, властелин гор, зияющих раскаленной лавой, и громов, предстань предо мной в своем собственном виде или в образе одного из творений, подвластных тебе! Дух огня, призываю тебя!
Раздался оглушительный гул испепеляющей стихии, и вся ниша наполнилась пламенем.
— Джин! Самаил! Анаил! — гремел в красных языках пламени голос мага.
На фоне огнистого потока возникла фигура обнаженной медноволосой женщины со знаком ящерки на правом бедре.
— Кама! — крикнул я, бросаясь к моей пламенной любовнице.
Но стальная рука Анджея легла на плечо:
— Ни шагу дальше!
— Кама-Саламандра! — услышал я его голос, перекрывающий гул огня. — Исполни волю мою! Во имя пентаграммы приказываю тебе вернуть спящему его собственность…
Кама вперилась в мага полыхающим гневом и ненавистью взглядом. С пурпурных уст сорвался стон боли и жалобы. Знак ящерки на бедре ожил и начал чудовищно расти. Из лона возник флюидный шнур-пуповина и тонкой струйкой коснулся груди спящего человека. По мере того, как ящерка разрасталась, поглощала тело Камы, тело человека на лежанке проявляло все больше признаков жизни. Запавшие щеки окрасились притоком крови, исчезла мертвенная неподвижность членов, грудная клетка начала ритмично дышать… И когда саламандра безраздельно завладела образом Камы в огненных завитках и извивах, спящий проснулся…
Пламя и видение чудовищной ящерицы тотчас погасло, а разбуженный, открыв удивленные глаза, сорвался со своего лежака и, не обращая никакого внимания на нас, бросился, будто одержимый, в колодец, ведущий в глубь галереи…
— Скорей! — крикнул Вируш, сбрасывая одеяние на догасающий алтарь. — Скорей! Его нельзя упустить!
Мы выбежали со светильниками в коридоры подземелья.
Погоня продолжалась долго, ибо Ястронь избрал дорогу дальнюю, к рыбачьим домишкам на берегу в нижней части города. Наконец впереди показался выход. Отсюда бежать пришлось уже по земле. Ястронь далеко опередил нас, и нам никак не удавалось сократить разрыв. Миновали прибрежные переулки и свернули на уличку Святого Флориана. Ястронь бежал к мосту…
Смеркалось. Подслеповатые огни фонарей на берегу скупо освещали дорогу. Недавно, по-видимому, прошел дождь, мы несколько раз по щиколотку оступались в лужи, дремлющие в выбоинах улиц. Наконец, у фронтона моста в свете вечного огня заблестела каска Святого Центуриона. Фигура беглеца явственно темнела метрах в трехстах впереди на середине моста. С противоположной стороны, из-за реки, спокойным шагом на мост вошел какой-то мужчина…
Внезапно и дико, когда он и Ястронь миновали друг друга, бандит, подобно разъяренному кабану, бросился на прохожего, стиснул когтистые пальцы на его шее. Незнакомец понапрасну пытался освободиться от стальных когтей нападавшего. Борьба продолжалась едва ли несколько секунд. Пока мы добежали, несчастный был уже мертв. С силой, невероятной в столь истощенном теле, Ястронь взвалил жертву на спину, донес до парапета моста и сбросил в воды Дручи. Затем постоял, склонившись через парапет, словно наблюдая за волнами; при звуке наших шагов он очнулся и стрелой помчался за реку. Гнаться за ним не имело смысла. Следовало оказать помощь пострадавшему.
Мы отвязали лодку и начали поиски, освещая воду светильниками. Под одной из арок моста заметили тело жертвы. Баграми удалось втащить тело в лодку.
Вируш, направив свет в лицо несчастного, сдавленно вскрикнул. Задушенный Ястронем человек оказался тот самый высокий, широкоплечий мужчина, накануне вечером приходивший к моему другу со словами прощения…
