– Ага, только кому-то подбрасывают, а кому-то не подбрасывают, – обиженно ответил Ромыч. – А так честно, сто пудов.

– Садись, Лага, – кивнул на стул, оставленный проигравшим, Чехов.

Игорь сел.

– Кто сдает? – бодро спросил он.

– Ты, конечно! – рассмеялась Королева.

В подвале было тепло, даже жарковато. От труб текла волна сухого, прогретого воздуха. Игорь расстегнул куртку и подобрал карты. Он хотел тасовать колоду быстро и уверенно, чтобы Королева оценила его мастерство, но карты уже были растрепавшиеся, одна вылетела и упала на стол. То ли Шинкарева, то ли Рачкина фыркнула.

Испытав к одноклассницам мимолетный укол обиды, Игорь стал мешать медленнее. Карты терлись друг о друга.

– Тит! Титаренко! – позвал Чехов. – У нас следующий заход. Ты как?

– Не, – сказал Титаренко под стук шарика, – без меня, я тут Чиру выношу…

– Хрен ты выносишь! – вставил Чира.

– Возьмите Ляпу, – предложил Титаренко.

– Ляпа кино досматривает!

– Ну, Ромыча обратно.

– Они жулят! – крикнул Ромыч.

– Блин, тогда Таньку или Ленку!

– Танька, – пихнула Королева подругу, – садись давай вместо Титаренко. Ты же хотела.

– А чего я? – сказала Шинкарева. – Пусть Ленка.

Рачкина возмущенно откинулась на диванную спинку, вздернув худые ноги.

– Вы чего? Я вообще играть не умею!

– Так я раздаю? – спросил Игорь, ища взглядом глаза Королевой, будто спрашивая у нее разрешения.

– Все! Тихо! – повысил голос Чехов. – Раз никто не хочет, на правах хозяина объявляю перерыв. Джипси-тайм!

– Чего? – удивился Игорь.

– О, я тоже хочу! – привстал Ляпа, вдруг совершенно расхотев смотреть свой «День независимости».

– И я! – втиснулся на стул рядом с Игорем Ромыч.

Чехов подошел к шкафчику у стены и вытянул из-за ворота футболки шнурок с ключом. Обернулся.

– Кто будет?

– Я! – высоко вверх вытянула руку Королева.

– И мы тоже, – сказали хором Шинкарева и Рачкина.

– Титыч, ты как? – крикнул Чехов.

– Всегда «за», – сказал Титаренко.

Чехов выпрямился и принялся загибать пальцы:

– Ромыч, Ляпа, Титыч, Чира, само собой, девчонки и я. Итого восемь «кораблей». Лага, ты как, будешь?

– Что буду? – спросил Игорь, не понимая.

Королева звонко рассмеялась.

– Антон, Игорь что, не в курсе? – спросила она.

Глаза ее весело сверкнули.

– Сейчас будет в курсе, – заверил ее Чехов и открыл шкафчик. – Мы, Лага, – сказал он, достав десяток тонких, похожих на сигареты бумажных цилиндриков, – немножко балуемся растительным миром.

– Чем?

– Травкой, – сказал Чехов.

– Марьей Ивановной, – сказал Ромыч, поправив очки.

– Дымим мы, – сказал Чира от стола.

– Курите? – сообразил Игорь.

– Мы не просто курим, – Чехов пошел в обход компании, каждому раздавая сигаретины, – мы потребляем, так сказать, продукт, позволяющий иначе воспринимать ту реальность, в которой мы только гости.

Ляпа вдруг заржал.

– Ляпа, – обернулся Чехов, – ты что, пыхнул уже где-то?

Он сходил к Титаренко и Чире, а затем встал перед Игорем. Последняя сигаретина лежала у него на ладони, из неуклюже завернутого бумажного конца торчала короткая соломинка.

– Будешь?

– Но это же…

Игорь посмотрел на Ромыча, на Шинкареву с Рачкиной, на Ирку, которая деловито катала свой цилиндрик в пальцах.

– В Штатах, – сказал Чехов, – марихуана, между прочим, разрешена. Считается вообще лечебным препаратом.

– Ага, я тоже слышал, – поддакнул Титаренко.

– Я не знаю, – выдохнул Игорь. – Я вообще не курю.

– И все же? – Чехов с улыбкой покачал сигаретиной перед его лицом. – Другого шанса не будет.

– Я…

– Не очкуй, – подал голос Чира.

Злость вспыхнула в Игоре.

– Я не очкую! – громко сказал он. – Я не очканавт. Мне просто через час дома надо быть.

– Без проблем, – сказал Чехов. – «Косячок» как раз где-то на час действия. Полетишь домой как на крыльях. Кофе только зажуешь, прямо из банки, без воды, насухую, чтоб запаха не было. Итак, Лага...

Игорь так и не понял, как сигаретина оказалась в его пальцах.

– Ну, я не знаю…

– А Ирка тебя поцелует, – сказал Чехов. – За храбрость. Поцелуй за храбрость – круто звучит, да?

– Я могу, – сказала Королева.

– Не, ну это… – смутился Игорь. – Так-то зачем? Как будто я за поцелуй…

– Ты против? – шутливо возмутилась Ирка.

– Нет-нет, – быстро сказал Игорь. – Почему? Я готов.

– Ну, Лага, ты попал! – сказал Чехов.

Все засмеялись. Ромыч потеснил Шинкареву. Ляпа лег на пол. Чира и Титаренко, пихая друг друга, угнездились в кресле. Игорь, глядя на остальных, сунул сигаретину в рот. Чехов снова оказался рядом, предупредительно поднес зажигалку. Пыхнул оранжевый огонек.

– Сильно не затягивайся, – сказал он. – И сядь.

– А то что? – спросил Игорь.

– Ничего. Хорошо будет.

Кончик сигаретины заалел.

– Ну, – сказал Чехов.

Игорь, опустившись на свободный стул, втянул в себя сладкий, какой-то ласковый дым. Секунда, другая – и мир сделался бархатным, мягким, расслабленным, голова улетела под потолок, тело закачалось на невидимых волнах, где-то на небе заиграла музыка, и мысли поплыли ленивые, медленные, как ленивцы. Через час домой. А на черта домой? Что там дома? Дома, представьте, черти.

Игорь засмеялся.

Черти. Папа-черт. Мама-черт. Или чертиня? Ха-ха-ха. Четыре… нет, два черненьких чернявеньких чертенка...

– Ну как? – из мягкого, уютного тумана показалась физиономия Чехова и моргнула заботливыми серыми глазами. – Все хорошо?

– Круто! – кивнул Игорь. – Даже это… совсем...

Его вдруг обволокло такое настоящее, такое бескомпромиссное счастье, что ни говорить, ни куда-то идти, ни вообще двигаться стало незачем. Он смотрел на Чехова и Королеву, на Ромыча, на Шинкареву и Рачкину и любил их всех. Какие они все замечательные! Смеются. Он загоготал в ответ. Никогда не подозревал, что умеет издавать такие звуки. Кайф!

С новой затяжкой голова сделалась еще легче. Игорь даже придержал ее за ухо, чем вызвал взрыв хохота на диване.

– Вы что? – удивился он. – Улетит же!

– Куда улетит?

– У тебя – шея!

– Она что, вытягивается? – спросил Игорь. – Как у жирафа?

– Нет, блин, ты – утконос! – заржал Ромыч.

Утко нос. Утку носит. Что за утка такая, что ее приходится носить? Жирная, видимо. Или дохлая. Игорь захихикал.

– Игорек!

Из диванного подпространства навстречу ему выдвинулась улыбка. То есть, сначала Игорь увидел улыбку, а потом – зеленые, смеющиеся, игривые глаза. Королева! Огонек сигаретины проплыл, затирая все остальное приторным дымком.

– Ирка? – выдохнул он.

– Я же обещала, – сказала Королева.

Она обвила шею Игоря руками. Лицо ее оказалось совсем близко. Волосы щекотно мазнули по щеке. Губы у Ирки были припухшие, левый зуб-клычок стоял неровно, пятнышко от скорлупы темнело у крыла носа, а в глазах был он, Лага, Игорь Лаголев собственной персоной.

Остановись, мгновенье, ты прекрасно! – чуть не заорал Игорь. Он не знал, что с ним. Он не знал, где он. Он был все. Внутри него, стиснутая грудной клеткой, пыталась образоваться новая вселенная.

Кто-то заухал, с кресла, кажется, присвистнул Чира, Чехов, подняв руки, захлопал ладонями над головой.

Поцелуй у Королевой вышел короткий, но чувственный. Сладковатый. Игорь ощутил, как чужие губы втиснулись в его губы, ощутил касание, единение кожи, Иркины ресницы ласково укололи переносицу.

Где-то под черепом запустили фейерверк.

– Ну, как? – спросила Королева, отступив.

– Еще! – попросил Игорь.

Он протянул руки. Ему казалось, достаточно попросить. Как, как можно отказать в том, что необходимо?

– Ну, Лага, ты не наглей, – сказал Чехов, усаживая Королеву обратно на диван. – Это было поощрение, а не постоянная привилегия.

У меня есть писюн, то есть, член, подумал Игорь. Надо сказать об этом. Тогда все станет ясно. Я видел, как это делается. Видеосалон на Кузнечной, вечерний сеанс, по пятерке с носа. Мы – взрослые люди...