– Лага! – захохотал Ромыч. – Ты руки-то опусти!

Он спародировал позу Игоря после поцелуя. Получилось смешно. Как будто милостыню выпрашивал. Еще голову наклонил, придав лицу жалостливое выражение. Подайте копеечку!

Взвизгнула, застучала ногами по полу Рачкина.

– Ой, не могу!

С минуту подвал трясся от смеха, рычал, фыркал, икал, подвывал и колыхался в зыбких конопляных волнах.

– Шинкарева, поможешь?

– Вот еще!

– Может ты, Рачкина, подаришь поцелуй?

– Ой, ха-ха!

– Давайте я! – поднял руку с пола Ляпа.

Игорь смеялся вместе со всеми. Его корчило. Поцелуй горел в углу рта. Пробуешь языком – сладко. Сигаретина куда-то делась, выродилась в чинарик на полногтя. Но круто! Кайф! Кайф оф лайф!

– Что, Лага, – крикнул Чехов, – распробовал?

Игорь закивал. Все было классно. В голове звучала музыка. Или это в подвале кто-то врубил мафон? Ха, не важно. Он выстучал ритм по спинке стула – тра-та-та-та. Вечно так и сидел бы. Или лечь, как Ляпа?

– Сегодня вообще приход кайфовый, – авторитетно заявил Ромыч. – Травка – супер.

– Дерьма не держим, – сказал Чехов.

Игорь запрокинул голову. Потолок странно пульсировал. Он был серый, с видимыми швами, но волны по нему бежали зеленые. Он отдалялся, уносился вверх, в квартиры живущих над ним людей, увлекая за собой, как в трубу или в воронку.

Какие-то новые, необычные мысли елозили в голове. О жизни, о школе, о Королевой. Что отец – старательный неудачник. Что мать – без пяти минут истеричка. Что все вокруг связано невидимыми нитями. Дернешь за одну, а отзвук через сотню километров слышится. И вообще, надо открыто спросить, нравится ли он ей. В смысле, у Ирки. Хи-хи. Все сделается проще. А то ходит она тут, а джинсы для эрекции не приспособлены. В отказе, конечно, мало приятного, но тогда с чистой совестью можно переключиться на Куликову Аньку.

Или вот на Таньку.

Игорь улыбнулся Шинкаревой и зачем-то помахал ей рукой.

– Может, еще по одной? – спросил кто-то.

– Ай-яй-яй, Титыч, – расслабленно отозвался Чехов, – ай-яй-яй. Я же не… – он замялся, подбирая слово. – Ну, ты понял, я думаю.

– А если я попрошу? – спросила Королева.

– С поцелуем, как для Лаги? – уточнил Чехов.

– Антоша, – сказала Королева, небрежно запуская руку в его волосы, – я способна не только на поцелуи. Ты просто меня не знаешь.

– Не знаю?

– Нет.

– Э!

Игорь сфокусировал зрение на диване.

Ирка, оказывается, уже перекинула одну ногу через ноги Чехова и прижималась к нему всем телом. Курточка снята. Красно-белый свитер слегка задрался вверх, открывая светлую полоску голой спины. Носом Королева тыкалась Чехову в челюсть. Чехов улыбался, кайфовал видимой Игорю половиной лица, а свободная рука его путешествовала по интересным девчоночьим местам.

Игорь вскочил.

– А я?

Все рассмеялись. Королева повернула голову. В глазах ее, таких притягательных, таких зовущих, стоял туман.

– Ты?

– Я, может, тоже...

Игорь двинулся к дивану.

– К нам? – Королева захохотала.

– Куда? – лениво оттолкнул его ногой Ромыч, который головой уже лежал у Шинкаревой на животе.

Игоря, впрочем, это не остановило.

– Я с вами. Я умею. Я фильмы…

– Какие фильмы?

Веселый Чехов, освободившись от Королевой, поднялся и отбросил Игоря обратно на стул. Падая, тот под общий смех задел стол, сшиб пустую бутылку и карты.

– Вы чего?

Обида обожгла, выдернула с четверенек на ноги. Посыпалась шелуха. Игорь посмотрел на сидящих, лежащих, таких, казалось бы, свойских ребят.

– Вы вот так?

Голос его сделался тонким. Словно ржавая пружина, разворачиваясь в животе, острыми краями врезалась в кишки. Прочь! Прочь! – зазвенело в голове. Они сами по себе, значит, ты тоже сам...

Со всей душой...

– Идите вы!

Он кинулся из подвала к двери.

– Блин, как он громко! – сказала Рачкина недовольно.

– Ты куда, олень? – крикнул Чехов.

– Все! Пока!

Игорь проскочил мимо стола для пинг-понга.

– Не туда! – захохотал Чехов. – Там туалет!

– Ой, не могу! – застонала Королева.

– Олень! У Лаги новая кличка! Он теперь Олень!

Игорь развернулся.

– Сами вы!

– Возьми кофе, зажуй! – потряс жестяной банкой Чехов. – Спалишь всю контору, олень.

– И спалю!

Под хохот и стоны, словно подхваченный мутной, шипящей, гремящей волной, Игорь за секунду пролетел через тамбур и задергал железную дверь, преградившуюю ему путь. На воздух! На волю! Отклонившегося сторожа Саню, взирающего на него с удивлением, он заметил только через минуту.

– Открой! – потребовал он.

– Ты как? – спросил Саня, складывая на коленях книжку.

– Я в порядке! – заявил Игорь.

Он притопнул ногой в дурацком ботинке и затряс дверь снова, чувствуя, как в уголках глаз копится злая обида.

– Подожди, здесь просто, – сказал Саня.

Он протянул руку, громыхнул запором, и вечер распахнулся перед беглецом, а свежий воздух ударил в лицо.

– О-о! – выдохнул Игорь.

Полутона и оттенки темноты, запахи, звуки ошеломили его. Во всем была удивительная красота, гармония, даже в шершавой бетонной стенке, которую косой полосой пометил свет лампы.

– Прошу, – показал рукой Саня.

– Ты это… Они там – дураки, – сказал Игорь. – Смеются, над чем… Сами… Я фильмы смотрел! Ты видел Королеву?

– Видел.

– Глаза – зеленые, заметил?

Посчитав, что сказал все, что хотел, сказал понятно, Игорь взбежал по ступенькам на тротуар, будто из одного мира в другой. Сизый дымок поплыл рядом, дружелюбно обвивая руки, ноги. Зажевать, да. Обязательно зажевать. А зачем? Ах, да, чтобы что-то там…

Улица танцевала под ногами. Взбрыкивала, как норовистый жеребец. Фонарные огни оставляли дымные следы. Дома прорастали в темноту. Или темнота оформлялась в дома, это было не до конца ясно. Странную силу вдруг приобрел ветер. Легкого порыва теперь было достаточно, чтобы сдвинуть его с места, сбить с шага, вытащить на проезжую часть. Ветер играл им, мотая по всей улице. Игорь смеялся. Потом свет фар заставил его забраться в кусты, и минут пять, напуганный, он наблюдал оттуда за шуршащей, обманчивой темнотой. Как он очутился у ларька, где к стеклам прилипли цветные обертки от конфет, водочные и пивные этикетки, Игорь, даже если бы напрягся, сказать не мог. Вылепилось окошко, в него, наверное, стоило постучать. Тук-тук, кто-кто в теремочке…

– Чего тебе? – дохнуло теплом из ларька.

– Кофе!

Игорь кинул десятку на приколоченное блюдечко.

– Этого мало, – сварливо сказала возникшая из глубины недовольная физиономия.

У физиономии имелись маленькие глаза, крупный нос и обведенный красной помадой большой, громкий рот.

– А мне и надо мало, – сказал Игорь. – Я же не прошу много. Я прошу отсыпать на десять рублей. Ложечку, буквально…

– Может, тебе в пакетике? – смягчилась физиономия.

– Ложечку, сударыня. Пакет для меня слишком большой. Вот сюда.

Игорь высунул язык. Физиономия свела брови.

– Наркоман, что ли?

Игорь хохотнул и тут же зажал себе рот ладонью.

– А как вы узнали?

– Все! – Женщина взяла десятку и бросила на блюдечко коричневый пакетик. – Бери кофе и иди отсюда! Пять рублей сдачи.

К пакетику добавилась монета.

– Спа… – Игорь поклонился. – Бладарю!

Пакет он оприходовал тут же, и двух метров не отойдя от ларька. Сладко-горькая смесь склеила губы, заскрипела на зубах. Пытаясь как-то прожевать ее, Игорь медленно побрел к свету одинокого фонаря. Спасение приходит неожиданно, думалось ему. Как в кино. Мы все – герои кинофильма. Главное, уметь ждать. Кто терпеливей, того и спасение.

Минут через десять, когда эффект от марихуанны притупился, он обнаружил, что сидит на корточках не понятно где, вокруг темно, а в руках у него – мокрая, осклизлая палка. Где он ее достал и от кого прячется, так и осталось загадкой.

Место Игорь, слава богу, узнал, выбрался из узкой траншеи, что прокопали ремонтники недалеко от детской площадки, мелкими перебежками, влетев ногой в лужу, добрался до подъездной двери. Притормозил, обнюхал куртку, дохнул на ладонь – пахнет ли травкой. Ничего вроде бы не учуялось. Отец-то ладно, а вот от матери могло и влететь.