— Опять немец летает! — Заметил кто-то из пехотинцев. От нас южнее, ближе к городу, кружил на четырёхкилометровой высоте, очередной "Юнкерс", только немного другого типа. Кроме наших истребителей, которых почему-то не видно, на этой высоте, ему больше ничего не грозило, и плевать он хотел на усилия советских зенитчиков, им нужно быть чертовски везучими, чтобы попасть в него.

— Высоко летает гад, как считаешь, ты бы попал по нему? — Задал вопрос уверовавший в чудеса Терентьев.

— Из чего покрупнее попал бы, но в него не надо попадать, это разведчик. Сейчас он найдёт тех, кто обидел маленького Фрица и позовёт друзей постарше, вот в тех, будем палить со всей своей пролетарской сознательностью.

— Ёлки зелёные! Так надо ротного предупредить! — Забеспокоился здоровяк.

— Думаешь наше начальство не понимает? Их в военных училищах обучали, сами разберутся. — Спокойно рассудил, не желая прослыть паникёром. На что напарник выдал следующее. — Какое в дупу училище?! Он бригадир с подшипникового завода, нас вместе призывали.

— Командир разведроты? Бригадир? — Мягко говоря, не поверил. — Ну, значит другие скажут. Не все же с завода?

— Кадровых командиров мало, в основном из запаса и мобилизованные. У пехоты знаешь кто командует? Два полка, как положено – полковники, а в сто сороковом? — Напустив на себя важный вид, напарник сделал паузу. — Даже не майор, или капитан, а старший лейтенант. — Увидев моё охреневшее лицо, он поспешил добавить. — Да ты не журись, отслуживших здесь много, народ призывали из старших возрастов.

Сороколетние солдаты и лейтенанты в командирах полка. Много же мы навоюем с таким составом. Ну, на фиг, схожу-ка до Игоря свет Владимировича, потолкую о возможной мести люфтваффлеров.

***

Боестолкновений, как таковых, ещё не было, а первые потери вот они – немолодой стрелок из сто сорок четвёртого застрелился на глазах товарищей. Что с ним было не то? Слишком тонкая душевная организация? Так у него башка наполовину седая и в семье все живы здоровы. Испугался и поехал кукухой?

— Коля, — Голос Фёдора оторвал меня от разглядывания занесённого снегом трупа. — пойдём в хату, погреемся.

— Почему его не хоронят? — Спросил по дороге к дому. Обстучав сапоги о высокий порог, Фёдор ответил. — Наверняка не знаю, но мужики говорили что это приказ Смолянцева – труса не закапывать.

— Слыхали о наступлении? — Спросили нас красноармейцы набившиеся внутрь. — Приказ Жукова. В восемь утра выступаем на Руднево.

Етить колотить, наконец-то. Задолбало ничегонеделание.

— Всей дивизией? — Уточнил Федя. — С пушкарями?

— Здесь один дивизион оставят с полком Смолянца. Вроде как в резерве. — Ответил артиллерийский летёха, знавший больше других.

***

Я снял противогаз и протёр вспотевшее лицо. — Фёдор Михалыч, дай водички глотнуть, пока эти тараканы опять не полезли.

Здоровяк отвлёкся от набивки магазинов. — Держи. — Произнёс он протягивая полупустую фляжку.

— Что с патронами? — Спросил, лишь бы нарушить тишину. Так-то и сам контролировал наш боезапас, но решил дать напарнику почувствовать себя полезным. А то я воюю во всю, а Феде только и остаётся, что набивать банки и гадать, куда это я стреляю.

— Бронебойные. Четыре по тридцать осталось, остальное израсходовали. — Произвёл он нехитрый подсчёт. И не преминул напомнить. — Ротный приказывал беречь патроны, а ты палишь и палишь.

Я хмыкнул. — Не израсходовали, а использовали по назначению. — Говорить, что Игорь Владимирович погиб пару часов назад, пока не стал.

Приноровиться к этой бандуре было несложно. Это не привычного мне вида ДШК с ленточным боепитанием, здесь конструкция попроще. Испытав его в деле, заметил, что скорострельность в нём небольшая, как будто под меня делали – легче делать отсечки, главное, не вжиматься в рукояти, чтобы не поймать отдачу: навёл на цель, нажал гашетку и тут же ловишь взбрыкнувший пулемёт расслабленными ладонями. Стреляя таким макаром, из первых пяти магазинов, всего пару раз промахнулся, но, последующие были уже не такие результативные, траектории выстрелов стали менее предсказуемы, винил в этом перегрев ствола, ничем иным, такое падение точности, объяснить не смог. Под конец, на расстоянии более километра, рассеивание стало слишком большим и мне приходилось подпускать фрицев всё ближе и ближе.

Спустя полчаса и ещё два магазина пришло время решать вопрос с нашей эвакуацией. — Вот что Фёдор Михайлович, давай-ка мы с тобой в быстром темпе достреливаем остаток и уходим, иначе нас зажмут: к немцам, вон с той стороны, подкрепление подходит. Я, конечно, попробую их проредить, но их слишком много и похоже они связь тащат, значит с ними идут корректировщики, а попадать под артиллерию мне чего-то не хочется.

Договорив, я жахнул двумя пулями по офицеру, но в очередной раз промахнулся. — Тьфу!

Федя, сидевший в углу чердака, посмотрел на меня и завис в раздумьях.

— Мы одни остались, нет больше роты. Ещё минут десять и мы здесь останемся. — Любовно погладив славно потрудившийся механизм, уточнил. — Уходить будем с пулемётом. Только крепёж придётся оставить.

Его мы прибили намертво к широкой дубовой балке, проходившей через весь чердак. Не перепилишь, а костыли вырывать — ну, это надо быть суперменом.

— Точно все погибли?

Нет, мля, это я так шучу! Вместо ответа завёл свою "шарманку". — Тды-тды! Тды-тды! Тды-тды...

С закрытыми глазами снял опустевшую банку и протянул руку за следующей. Пыль, поднимающаяся после каждого выстрела, снова заполонила всё пространство. Фёдор Михайлович не глядя сунул мне шестикилограмовую банку магазина и свесился в дыру проёма — продышаться. В начале, мы, конечно, проливали пол водой, но так как я стрелял прямо через кровлю, новая труха постоянно образовывалась сама собой. Мне деваться было некуда, спасал противогаз с опущенным в сумку шлангом, но, учитывая, что температура воздуха отнюдь не плюсовая, это был тот ещё мазохизм.

На всякий случай, последний магазин оставил на дорогу. Вещи и оружие собраны, пустые магазины бережливый Федя покидал в мешок. Вроде бы всё, можно уходить, стукнул Фёдора по плечу, подталкивая его к спуску на второй этаж. — Давай, я за тобой! Сейчас только сюрприз для гостей оставлю.

Отбив у русских этот населённый пункт, Густав Кёльнер, гауптман штурмового батальона, решил лично посмотреть на тех, кто так долго и ожесточённо сопротивлялся.

— Если бы не снайперский огонь, ведущийся из этого дома, мы бы ещё вчера заняли деревню.

— Карл, до наших позиций слишком далеко, ты уверен, что снайпер стрелял отсюда? Здесь даже нет окон на ту сторону. — Удивился гауптман, стоя на крыльце двухэтажного здания.

— Это так. И знаешь Густав, расстояние здесь не самое интересное. Ты ещё больше удивишься, когда увидишь откуда именно они стреляли. — Заместитель гауптмана показал на лестницу ведущую на верх. — Я решил дождаться тебя. Так, глянул краем глаза.

— Хм. Ну пойдём посмотрим на этого чудо‐стрелка.

Карл повернулся к другу. — А его-то как раз и нет – ушёл.

Готовящийся в штаб дивизии доклад гауптмана о неоправданно больших потерях батальона пополнился строчкой говорящей о гибели самого Кёльнера вместе со своим заместителем, оставленная юным пулемётчиком растяжка сработала как надо.

***

Я много позже, узнал, что немцы смогли нас обойти из-за опоздавшей конной дивизии. Наш левый фланг оказался полностью открыт, что позволило им беспрепятственно зайти нам в бок и контратаковать. Как говорится "Заходите гости дорогие, милости просим". В результате, четвёртого декабря наш полк потерял более четырёхсот человек. А из нашей роты, в живых остались мы с Фёдором да четверо раненых, которых мы нагнали по дороге в штаб дивизии, располагавшемся в деревне Лаптево.

— Коля, что мы скажем? Нас же трусами назовут, ведь приказа отходить не было. — Нервничал второй номер.