Шатаясь из стороны в сторону, мистер Сальваторе как всегда с осанкой и солидным видом вошел в зал. Черные кудри его были слегка взлохмачены, на лицо он надел фальшивую улыбку, а в зрачках его плясали черти. Он сразу же направился к фуршету и налил себе шампанского. «Как же все здесь у вас тоскливо! Умереть от скуки можно, сыграли бы чего веселее, болваны!» – он ругал про себя музыкантов, хотя, в сущности, он был зол только на Кэтрин, но от этого ему хотелось обозлиться на все вокруг.
- Что ж вы все такие грустные? – спросил он с наигранно глупым выражением лица музыкантов, которые отдыхали перед очередной партией, – мазурку мне! – крикнул некто внутри него, изрядно пьяный.
- Ээ, простите, мазурку, сэр? – спросил почти боязливо его виолончелист,– конечно, сыграем. А вы идите пока, отдохните перед танцем, – музыканту уже хотелось скорее прогнать его.
Как только раздались веселые звуки мазурки, Деймон, осушив очередной бокал шампанского, пригласил на танец самую вульгарную дамочку и отправился вглубь залы танцевать с ней. В эту ночь он протанцевал со всеми самыми хорошенькими и самими доступными девушками, которые были на балу. «Отчего же я раньше так не веселился? Я нравлюсь женщинам, чем я хуже тебя, милая Кэтрин? Это же просто глупо, вот так просадить свою молодость!» – думал он. Никогда прежде Деймон так много не пил, он весь светился наигранной радостью.
Стефан вместе с извозчиком пытался привести коляску в рабочее состояние. Элизабет, не выдержав, оседлала лошадь и сама отправилась искать Деймона. По дороге она спросила у прохожих, где проходил этот бал, и сейчас же отправилась туда.
В один из перерывов между танцами к Деймону подошла хозяйка публичного дома (она сразу же по одному его виду поняла, что он «ее посетитель») и сказала, что он сегодня желанный гость. Мистер Сальваторе, не задумываясь, согласился. Пока он с фальшивым пристрастием болтал с этой женщиной, память его невольно, как бы противоположно его разуму, рисовала ему августовскую жару в полдень. Кэтрин босиком вбежала в распахнутую дверь, ведущую на задний двор в сад, с огромной охапкой цветов в руках, из-за которой было почти не видно ее лица. Она по-детски сбросила их на стол. Но вот уже ее тонкие руки с женственной изящностью перебирают каждый цветок, а она вдыхает аромат каждого из них, закатывая глаза и смеясь. В комнате так много света, он слепит глаза. Его лучи играют в локонах жены и в лепестках цветов…
Почти падая, Деймон брел по мостовой, обтирая свой фрак о грязную оградку. Как только Элизабет увидела его, то сразу же подъехала к приятелю, слезла с лошади и бросилась его догонять.
- Деймон, постой! Ну, куда же ты собрался? Пошли, я отведу тебя домой, – молила Элизабет друга, хватая за рукав.
- Куда я собрался? В бордель! – просто и равнодушно ответил он, отчего Элизабет вся покраснела и обомлела, но продолжила идти за ним.
- Боже, да что же ты такое говоришь? Перестань, тебе нужно выспаться…
Она не успела договорить, потому что споткнулась об упавшего на землю приятеля. Деймон сел, закрыв лицо руками. Его пронзил стыд. Он ненавидел себя за все, что сегодня сделал и собирался сделать, за все, о чем думал. Он порядочный, образованный женатый человек сидел сейчас пьяный на мостовой и оглашал, что собирается в публичный дом.
- Я ужасен… это отвратительно. Ты не должна меня видеть таким, я не хочу этого. Я ненавижу себя за то, что сегодня натворил.
- Все хорошо, – сказала шепотом она.
Элизабет откинула полы накидки и присела рядом с другом, обняв его за плечи. Ей было печально смотреть на его падение, но она с удивлением и утешением для себя заметила, что он не заплакал. Любой бы на его месте пустился в пьяный рев, но он сохранил человеческое лицо, несмотря на то, что сегодня почти его потерял.
- Ты должна уйти. Меньше всего я в своей жизни хотел, чтобы такая хорошая девушка, как ты, увидела меня в таком положении, – он резко встал, отшатнувшись, – уходи, я пойду сам.
- Перестань. Обещаю, я забуду об этом и никогда не буду тебе напоминать, но умоляю, позволь тебе помочь! – испуганно ответила она.
Деймону стало противно, что впервые в жизни он похож на того, кто всегда вызывал у него отвращение: ему хочет помочь дойти до дома хрупкая девушка. Нет, лучше он сам. Шатаясь, он гордо пошел в сторону дома, объезжаемый колясками, поднимающими дорожную пыль. «Что я такое? Что же я хотел сделать… Что я доказал себе этим? Единственный, кто виноват, лишь я сам. Как я мог осуждать женщину, которую так люблю?»
Он очнулся в своей постели в четвертом часу утра, не помня, как добрался до дома. Все его тело болело, а мысли путались. Деймон не хотел показываться на глаза домашним, сгорая от стыда.
Утром он с пустыми глазами и равнодушно поджатыми губами перебирал свои бумаги в кабинете. Со всеми, кто заходил спросить, как его самочувствие, Деймон общался холодно, будто ожидая, когда же вошедший, наконец, уйдет. Только Элизабет никогда не входила к нему с опаской, всегда охотно с ним говорила на какие-нибудь отвлеченные темы, чаще про учебу, или предавалась воспоминаниям об университетских буднях: Деймон это любил. Но вскоре она уехала, и в комнате его стало тихо. Ему стало почти все безразлично. Так прошел целый месяц и за ним еще один. Мистер Сальваторе равнодушно наблюдал за счастьем брата, хотя и был рад за него, но все ему надоело.
- Я уезжаю в университет, – объявил Деймон в один из таких дней свое решение за завтраком.
- Ты мне и здесь нужен, – отрезал его отец, – или поедешь свою благоверную разыскивать? – недовольно бросил он. Джузеппе ненавидел Кэтрин после ее побега, ему было жаль своих средств и более всего сына.
- Деймон, останься. Что тебе там делать? – сказал Стефан с тем же своим детским выражением лица младшего брата, – тебе там все быстро надоест, а здесь я хотел вплотную заняться твоим «выздоровлением».
- Все в порядке, Стефан. Не нужно обо мне беспокоиться.
Где-то подсознательно Деймон хотел увидеться с Элизабет. Он был благодарен ей с того вечера, к тому же они после немного даже сблизились. Она понимала его, хоть и не знала всего до конца, это его привлекало в их общении.
Приехав в свой небольшой дом, находящийся в паре километров от здания университета, Деймон, почти не распаковав свои вещи, поехал к Элизабет. Она с лучезарной улыбкой и растрепанной копной рыжих волос в зеленом, под стать ее глазам, платье радостно встретила друга.
- Мне попросить для тебя кофе или чай? Хочешь французского печенья с миндалем? Мне привез недавно брат – волшебство!
- Спасибо за все. Проси, что сама захочешь, я просто хотел увидеть тебя. Я хочу поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделала.
- За что же ты меня благодаришь? Я ведь ничего такого не делала! – смеясь, заспешила говорить она.
- Меж тем, ты сделала много. Наверное, ты и сама не понимаешь, сколько ты для меня сделала. Знаешь, я скучал по нашей болтовне.
Деймон сам не понял, как с восхищением смотрел на подругу. Что же с ним произошло? Все ее движения заиграли новыми прелестями, все слова приобрели новый смысл и зазвучали притягательнее. Элизабет стала теперь его постоянным собеседником, они вместе проводили научные работы, ходили в театр. Одним холодным вечером он сидел у нее дома, они писали домашнее исследование по заданной теме. Они увлеченно говорили, потом умолкали, в какую-то секунду оба замерли в нескольких сантиметрах друг друга. Элизабет облизнула губы и с предвкушением посмотрела в глаза Деймона: на его встревоженное лицо упала непослушная, выбившаяся кудрявая прядь, какие обычно волнуют женское сердце. Она закрыла глаза и в блаженстве приблизилась к нему. Сначала он был вроде бы и счастлив и окрылен, но в его голову пришла такая простая, но столь понятная мысль: «Нет, я не хочу ее целовать: я люблю другую женщину».
- Прости меня, – бросил Деймон, поднимаясь с ковра, – доброй ночи, – он отрывисто поцеловал ее поникшую руку.
Элизабет была многим лучше Кэтрин: в этой девушке не было эгоизма, пустого отношения к жизни, зато была ответственность за свои поступки, добросердечность. Но в ней не было главного – она была не Кэтрин. Несмотря на все хорошее в ней, Деймон не мог поверить, как он будет ее целовать, это показалось ему странным. К тому же они долго дружили, к чему было портить это ненужной романтикой.
