- Отец, я готов! – еле сдерживая отвращение, крикнул Деймон.

- Да? – отозвался испуганный, замешкавшийся голос, – молодец!

Дальше последовали шелестения и шорохи, и Марта убежала в другую комнату. Джузеппе убрал рукой выбившуюся прядь волос.

- А что там Стефан? Медлителен, как черепашка! – он фальшиво засмеялся, как обычно смеются люди, успокоенные, что их не застукали за их проделками.

Лицо его побагровело, вспотело, а губы, беспощадно раскраснелись от поцелуев. Деймон поспешил выйти на улицу. Натягивая по дороге белоснежные перчатки, он все больше хмурился: лицо его стало, как у обиженного старика, а не у молодого человека. Через пять минут из дверей выбежал Стефан, здороваясь со всеми людьми из прислуги и также с кучером. Деймон вдруг даже размягчился в душе, восхищаясь добродушием и простотой своего братика.

Вечер был скучным и нудным. Деймон ждал, когда же уже начнут играть. Ему было не интересно слушать о какой-то недавно приехавшей красавице, о постыдном и немодном туалете кого-то еще из знакомых его отца. В буфете, естественно, был настоящий аншлаг из хохочущих дам, поедающих кремовые пирожные, которые они запивали шампанским. У одной престарелой дамы из рук сбежала ее маленькая декоративная собачка, и она подняла старческий вопль: «Ах, держите ее! Божи, Изи, ко мне!» Половина мужчин бросилась прислужливо ловить Изи, которая, скрепя когтями по паркету, бешено высунув язык, пронеслась мимо Деймона. Он был одет сегодня с иголочки – так, как всегда желал отец. Черный выглаженный фрак и белоснежная сорочка, изящная бабочка, давившая горло, а также прилаженные черные, как смола, кудри. Держа руки за спиной, он, как подобает, кланялся почти всем.

И вот, наконец, после стольких томительных, скучных ожиданий он сидит в ложе. В его сознание сладкими потоками льется музыка, воскрешая старые и несуществующие воспоминания. Сейчас он чувствовал себя свободным от всего, он открыто мог чувствовать, не тревожась, что это не понравится отцу, или кому-либо еще «очень важному».

Он долго и пристально наблюдал за каштановыми локонами, обладательница которых сидела внизу, очень близко к сцене. У себя в душе он представил, что это она. Так ему стало легче и приятнее. Девочка с локонами непоседливо вертелась из стороны в сторону, восторгаясь музыкой, что для большинства покажется совсем неприличным, но Деймона это, напротив, восхищало. Потом девочка повернулась и оглядела зал. Да, Деймон сразу узнал ее смуглое лицо, эти черты с мягкой дерзостью. Кэтрин все время шептала что-то на ухо сестричке Елене, а та ей согласно кивала.

По всему телу его начал разливаться лениво, а потом очень быстро и неудержимо истинный восторг, он был взволнован до такой степени, что забыл про музыку и все вокруг. «Пожалуйста, посмотри на меня!» - кричало все внутри него. Его глаза, словно в лихорадке, бегали по ней: «Посмотри на меня!»

Музыка прекратилась. Деймон подскочил и торопливо заговорил с отцом.

- Отец, вы знаете, там, внизу сидит ваш приятель – мистер Гилберт, неужели вы с ним не поздороваетесь?!

- Справедливо, – закивал тот головой, – а ты чего такой взволнованный да раскрасневшийся? – нагнулся к нему отец, опираясь обеими руками на трость.

- Ничего! – живо ответил сын, – с чего вы взяли? Я просто восхищен игрой музыкантов.

Больше Джузеппе ничего не спросил. Тяжело встав, он направился к выходу из ложи. Деймон поспешил за ним, ведь ему больше чем отцу нужно было якобы отдать свое почтение мистеру Гилберту. Как только две семьи сошлись, Джузеппе и Гордон Гилберт обменялись рукопожатиями, после чего повели какую-то беседу про свои дела, но позже мистер Сальваторе поспешил пригласить семью приятеля к себе.

Пока ехали к дому, Деймон то и дело смотрел в сторону коляски Гилбертов, он не мог дождаться, когда же приедут к дому, и он сможет поговорить с Кэтрин.

Пока взрослые были заняты ужином, дети носились по дому, играя в догонялки. Елена с Кэтрин все время объединялись: взявшись за руки и приподняв платьица, они бежали прятаться за колоннами большой гостевой залы, где у Сальваторе всегда подавали ужин и устраивали танцы. И пусть это было не так современно и выглядело даже по-староевропейски, но Джузеппе нравился его по-королевски огромный зал.

Сестрички разделились, каждая побежала в разные стороны. Тут-то Деймон и поймал за ручку Кэтрин и прижал к заступу у стены, где их было почти невозможно найти.

- Я позову на помощь Елену! – игриво причитала она и отпиралась ручонками.

- Она тебя не услышит, а если даже и так, я ей тебя не отдам, а перекину через плечо и унесу, – гордо улыбаясь, заявил Деймон.

Он не мог наглядеться на детское озорное личико, на взбившиеся кудри и румяные щеки Кэтрин. Она тяжело дышала от длительного бега и попеременно хихикала. Потом она потянулась рукой к его бровям: « Какие у вас густые брови, мистер Сальваторе!» – она нежно погладила их. Потом вдруг беспечно бросила: «А ну и Бог с ними! Давайте прогуляемся?»

Ради забавы Кэтрин говорила с ним в почтительном тоне и с обращением. Оставив игру, дети отправились гулять по тому самом коридору, в котором четыре года назад впервые поцеловались. Но они не говорили об этом, а совсем о других вещах.

========== 3 Глава. «Кэтрин Гилберт» ==========

1884 год.

Гилберты, вернувшиеся из Парижа, наперебой делились с близкими гостями впечатлениями о своем путешествии.

- Ох, позвольте, любезный Джузеппе, вы не поверите, что задумали в Париже в честь всемирной выставки! – Мэриан Гилберт всплеснула руками, затем, сделав торопливый глоток, чтоб успеть рассказать об этом раньше мужа, продолжила, – в Париже хотят поставить огромный монумент – гигантскую арку в виде башни, вы подумайте только! Ох уж этот безумец-архитектор, ну, как же его…

- Густав Эйфель, – спокойно продолжила за мать Кэтрин.

- Ах да! Совершенно верно!

- Французские ароматы в самом деле такие чудесные, как все и говорят. Я себе купила штук десять разных флакончиков и теперь чувствую себя совершенною расточительной дурочкой, – смущенно призналась Елена, показывая французские флакончики с цветочными ароматами.

- Да не извиняйся, Елена, дорогая! Это великолепие того стоит, – Восторженно продолжала Мэриан, которая уже вся извертелась.

«Как же с ними скучно!» - вздыхала Кэтрин. Ей хотелось схватить за руку сестру и убежать куда-нибудь подальше отсюда. Ей порядком надоели глупые толки матери о парижской моде и скандалах. Мэриан Гилберт вместе с семьей провела в Париже три недели, но она уже знала обо всех парижских интригах, сплетнях и прочих грязных скандалах не хуже, чем о нью-йоркских. Кэтрин демонстративно вздыхала и ерзала по дивану, все ей мешало: ей хотелось чуть ли не раздеться, потому что на нее давило не только платье, в котором было до невозможного жарко, но даже и ее сапфировый браслет и серьги. Она их живо сняла и небрежно бросила на стол, затем, приподняв подол платья, убежала наверх.

- Когда же уже эта девчонка научиться манерам! – закудахтала Мэриан, – как цыганка себя ведет, а не леди!

- Она молода, миссис Гилберт, импульсивна и хочет вам противоречить, – заметил Джузеппе Сальваторе, – с дочерьми нужно быть жестче.

Он сказал слово «жестче» столь мягко и гладко до безобразия, что у Елены невольно заскрежетали зубы от неприязни. С детства они с сестрой не привыкли ни к каким жестким мерам и окончательным запретам. Единственное, чего боялась Елена, так это того, что их семейство обожало тратить деньги, которых уже почти не было (о чем предпочитали не говорить), поэтому их могли заполучить только дочери, в случае выгодного брака. Елена знала, что родители никогда не позволят им выйти замуж по любви за небогатого человека. Подумав об этом, Елена вдруг тот час же успокоилась, потому что помнила – она с детства влюблена в Стефана, а он сын мистера Сальваторе – одного из самых богатых людей в Нью-Йорке. Но вот что делать с ее сестрой, ведь у той в плане отношений с мужчинами один лишь ветер в голове да флирт.