Время разворачивалось в своей бесконечности. Мощь, выдернутая из каждого мига настоящего и собираемая капля за каплей на протяжении тысячелетий, соединилась в один мгновенный порыв.

Сила разрушает силу, и лишь в том состоит парадокс, что это две стороны одного явления. На этом и держится равновесие Вселенной. И обретший это знание способен вырвать один единственный миг из жизни Вселенной. И использовать этот миг для победы…

Тело Странника мгновенно превратилось в дым. Оно потеряло стройность совершенства, разрушаясь абсолютно на всех уровнях существования. Сущность Бога умерла мгновенно, растворившись во Вселенной.

Джонсон был ошарашен произошедшим. Он даже забыл на секунду о жуткой боли, что не позволяла ему даже двигаться.

— Что это было? — прохрипел он.

— Заклинание гномов, — пояснил Летрезен. — Насколько я понял, одноразовое. Гномы тысячелетиями копили для него энергию, но вот использовать как-то не находили серьёзного повода.

— Вот это было действительно весело…

Летрезен посмотрел на корчащегося от боли Джонсона. Надо вызвать помощь, иначе генерал мог не дожить до вечера. С одной стороны это даже неплохо, однако кто подпишет условия мирного договора? Конечно, перемирие уже заключено, но вот условия… всё упиралось в них. Сосредоточившись, герцог мысленно воззвал к Рамелону — единственному, кто мог бы переместиться на такое большое расстояние почти мгновенно.

«Рамелон! Мне нужна твоя помощь. Срочно».

«Герцог! — последовал ответ. — У нас тут было землетрясение! Есть жертвы! Я не могу всё бросить…»

«Понимаю. Что ж, я буду ждать столько, сколько нужно. Спасибо!»

Летрезен сел рядом с Джонсоном на рыхлую землю, покрытую пеплом.

— Ты в медицине что-нибудь понимаешь? — спросил его генерал.

— Да как тебе сказать…

— Понятно, — вздохнул Джонсон. — Надо ноги перевязать. Или, может, ты заклинания какие-нибудь помнишь?

— Помнил когда-то, — задумчиво ответил герцог, обрывая рукава своей рубашки и обвязывая ими ноги Джонсона. Тот шипел от боли, но терпел.

Летрезен задумался о своей стране. О судьбе, что ожидала его народ. О неизбежных изменениях, связанных с войной и уничтожением архонтов, хранителей этого мира. Он думал о прогрессе, что неизбежно последует после официального заключения мира. Думал о силе науки и о силе магии. Думал о Тэлиэль и Сэллиен. Его взгляд будто бы вознёсся над землёй, оглядывая весь материк, стараясь увидеть и запомнить тот мир, что был привычен, но который вот-вот исчезнет, превращаясь в нечто новое. И кто может знать, какая судьба ждала герцога в этом новом мире?

— Эй, Летрезен! — тихо позвал успокоившийся Джонсон.

— Что?

Генерал приподнялся на локте, глядя в небо.

— Снег пошёл…

Летрезен посмотрел вверх, и ему на лицо упали несколько холодных маленьких снежинок.

Над Эльфийским Союзом пошёл первый снег.

— Добрый вечер, — говорит ведущий, опасливо посматривая в кресло напротив. — В эфире ток-шоу «После обеда», и у нас в гостях самая необычная личность в мире — Странник.

Тёмный Бог осматривает зал, придирчиво глядит на зрителей, на телекамеры, операторов и режиссеров.

— Странная у тебя фантазия, — произносит он.

— Э… Да. Возможно, — говорит Билл. — А у нас вопрос из зала!..

— Не нужно, — вздыхает Странник. — Придуманные тобой люди задают придуманные тобою же вопросы. Спрашивай сам.

Ведущий задумывается, смущённо опустив голову.

— Что мне делать? — растерянно спрашивает Лакетт. — Я остался один…

— Все мы одиноки, и мой Ученик не должен впадать из-за этого в уныние. Впрочем, ты не один. Ведь есть же ещё Летрезен. И Джонсон. Они такие же, как и ты. Тебе нужно подружиться с ними. Или уничтожить их, — Странник делает паузу. — Уничтожить интересней.

Лакетт смотрит на своего воображаемого учителя с сомнением и замешательством.

— Я так и сделаю. Что ж. И по традиции вопрос автору!

— Нет вопросов, — тихо произносит Странник и исчезает. Зал постепенно начинает меркнуть. В воздухе тают зрители, камеры, режиссёры.

Билл Лакетт открывает глаза…

Летрезен оставил машину на стоянке и вошёл в здание. Улыбнулся дежурному, приветливо кивнул лифтёру. Лифт отнёс его на тридцатый этаж. Неспешно направляясь привычным путём по коридору, Летрезен поглядывал в окна, за которыми во всём своём размахе и великолепии сиял Алаур.

Вот и знакомая дверь, невзрачная, но надёжная. Минуту Летрезен топтался на месте, то поднося руку к звонку, то неожиданно принимаясь поправлять галстук. Наконец, он позвонил, и ему почти тут же открыли. За порогом стояла Тэлиэль.

— Как он? — без предисловий спросил Летрезен.

— Сегодня он умрёт, — ответила дриада.

Летрезен невольно вздрогнул и вошёл, легонько отстранив девушку. Он прошёл в дальнюю комнату, тёмную, с зашторенными окнами. На постели, стоявшей рядом с окном, лежал самый старый человек в Астии. Летрезен сел на краешек одеяла, заглядывая человеку в глаза.

— Как ты, Бен? — спросил он.

— Это ты, герцог? — подслеповато сощурился старик.

— Я.

Летрезен уже давно забыл свой титул, но Джонсон упорно продолжал цепляться за отголоски прошлого.

— Мне плохо. Боль не даёт уснуть.

— Тэлиэль уже сказала тебе? — тихо спросил Летрезен, отводя взгляд. В последнее столетие он стал слишком сентиментальным.

— Да, — вяло кивнул Джонсон. — Я рад, что… боль… остановится… Я…

— Тише, успокойся.

Джонсон закашлял, из его глаз невольно потекли слёзы.

— Я прожил хорошую жизнь. Интересную. Но эта ответственность…

— Ты поставил рекорд долгожительства среди людей, — попытался улыбнуться Летрезен, но улыбка получилась фальшивой. — Двести тридцать два года. Есть чем гордиться.

— Герцог, я тут подумал, — с усилием проговорил Джонсон. — Может, ты добьёшь меня, а?

Летрезен возмущённо вскочил. Старик хрипло засмеялся.

— Шучу, Летрезен… Я просто шучу…

Джонсон незаметно заснул. Летрезен и Тэлиэль стояли возле него, пока не почувствовали, что жизнь покинула старое тело. Летрезен посмотрел на дриаду — та плакала. Он развернулся и вышел прочь.

Направляясь к лифту, он думал о том, как же всё-таки неумолима судьба. Джонсон мечтал о бессмертии. Об истинном бессмертии. Он был сильным воином, талантливым стратегом. Он заставлял народы корчиться в агонии, если это приближало его к цели. Но он так и не обрёл заветного дара.

Мучения Джонсона — вот истинная агония. Он так и не стал бессмертным, но жители всей Астии — все до единого — будут помнить его. Он останется бессмертным в сердцах поколений.

Какая ирония. Джонсон бы оценил.

Летрезен вздохнул. Он ослабил галстук, но что-то по-прежнему продолжало душить его, лишая самообладания. Лифт уносил его всё дальше от человека, изменившего судьбу целого мира. Уносил от единственной ниточки к далёкому и славному прошлому, не забытому, но померкшему под грузом прошедших лет. Бесконечных, бессмысленных лет…