– Будешь хорошо себя вести – устрою вам свиданку, – хмыкнула Ника.

Алекс рассмеялся и вдруг обнял ее, уткнувшись губами в шею:

– А можно свиданку с тобой? Раз уж мы оба здесь, ночью…

Он провел носом по ее щеке и кончиком языка задел губы. Ника резко поцеловала его в ответ и отскочила, маскируя страх за смехом. Щеки обожгло, сердце клокотало в груди. Но Алекс только улыбнулся, и его яркие изумрудные глаза сверкнули в слабом лунном свете, просочившемся через тяжелые тучи.

– Сегодня все будет по-другому, обещаю.

Он снова обнял ее – так крепко, почти приподнял – и увлек к мотоциклу, шепнув на ухо:

– Я тебя обожаю. Ты знала?

Ника подавила вздох, снова – как, впрочем, и всегда – недоверчиво теряясь от своей реакции на любое его слово или действие. Какая же она, оказывается, сентиментальная, когда влюблена…

Алекс протянул ей шлем, она надела и забралась на сиденье, плотно прижавшись к нему. Они неслись вперед, все дальше и дальше от часовни, кладбища и школы, ветер свистел в ушах, резвый, но приглушенный шлемом. В какой-то момент Ника оторвала одну руку от его талии и выставила ее в сторону, ловя ладонью невидимые порывы, даже голову немного откинула, впуская в себя эту легкость, эту обманчивую свободу, которую дарили ей апрельская ночь, апрельский ветер и этот побег.

И почему мы раньше так не делали?

Алекс притормозил у воды. Маленькое озеро под сенью деревьев, деревянный мостик, видимо, служивший причалом для местных рыбаков, рядом пришвартована лодка.

– Здесь деревня недалеко, за лесом, – сообщил он, сняв шлем и указав рукой на деревья по ту сторону дороги. – Тебе не холодно?

Ника помотала головой. Ей было как угодно, только не холодно.

– Как тебя выпустили со стоянки?

Алекс сжимал ее руку, пока они шли к причалу. Ника не удержалась и вскинула голову: небо здесь было чистое и ясное, испещренное сотнями и тысячами звезд.

– Видишь ли, наш охранник, мистер Томпсон… У него чудесная дочь, любит The Beatles и душу продаст за старые пластинки. Открою тебе секрет, – Алекс наклонился к ней и шепнул в ухо: – за эти годы я отлично вложился в ее коллекцию. – И поцеловал ее в щеку.

Ника засмеялась.

Они сели на краю причала, бок о бок, и Алекс достал наушники и телефон. Вода тихо плескалась под ними, луна и звезды размытыми кляксами подсвечивали ее изнутри. И Ника снова невольно очутилась на страницах всех этих дурацких книг и снова поймала себя на мысли, что понимает. Неужели нужно было просто влюбиться, чтобы понять? А что Рита тогда? Как же она понимала? В кого была влюблена? Ее мать никого не любила, кроме себя. Никого и никогда.

Алекс протянул ей один наушник и на вопросительный взгляд закатил глаза:

– Давай.

Ника послушно вставила наушник и тут же скривилась от сладкого мелодичного голоса исполнителя. Она взглянула на экран: Keane, стиль рок.

– Ну не-ет.

– Просто закрой глаза и не думай, – усмехнулся Алекс, заключив ее лицо в ладони и прислонившись лбом к ее лбу.

Ника фыркнула, намереваясь выдать тираду о том, что это не рок и подобное слушать можно только на рассвете, когда от дыма сигарет слезятся глаза, а от выпитого голова идет кругом, но не смогла. Алекс механически гладил ее пальцем по щеке, заставляя поддаться магии меланхоличного голоса и вслушиваться в глупые, горькие и полные надежды слова, которые так легко было принять на свой счет:

Алекс откинулся на доски и увлек ее за собой. Ника лежала, примостив голову ему на грудь, слушала резвый стук его сердца и цеплялась за это счастье – обманчивое и недолговечное, но такое реальное.

– Маркел?

– М?

– Как думаешь, у меня получится?

– Что?

– Если я вернусь в terra, у меня получится приспособиться?

– Конечно. – Алекс взял ее руку и прижал к своей груди. – Здесь же получилось.

– Здесь другое.

– Везде другое, но если захочешь, то все получится.

Ника зажмурилась, мысленно подпевая голосу в ухе, стараясь запомнить этот запах, это место, эти ощущения. Она все еще пугалась своих чувств и того, какой слабой и ранимой становилась, но в то же время ей вдруг открылась другая правда: что именно эти ощущения, отпечатанные в памяти, помогут ей когда-нибудь. Когда-нибудь, когда снова будет тяжело и захочется убежать, у нее будет место для побега. Это воспоминание она никому не отдаст.

– Расскажи мне, с чего все у тебя началось в этом мире.

Алекс напрягся и сильнее сжал ее руку, но Ника повела носом и коснулась губами его шеи. Маркел глубоко вздохнул.

– У отца есть советник по фамилии Долохов…

Не может быть! Ника стиснула зубы. Хотела рассказать ему об их встрече, но побоялась сбить с мысли.

– Мутный тип. Скользкий, как змея. И я точно знаю: отец с ним настороже. Но что-то у этого Долохова есть на него, а может, на всех нас. Он терпит его, но я пока не понимаю почему. Так вот… В тот день я подслушал разговор. Долохов убеждал отца, что есть список людей, прячущихся в этом мире, от которых нужно избавиться. Что все они незаконные, незарегистрированные маги, которые рано или поздно предъявят права на свое место на нашей почти очищенной от чар земле.

– А доказательства?

– Без понятия. Не услышал, или, может, их и не было. Говорю же, у Долохова есть какие-то рычаги давления, и я не знаю какие.

Ника кивнула, вспоминая рассказ Михаила, воспроизводя лицо Долохова в памяти. Она не удивлена, нет. Этот тип выглядел как тот, кто способен манипулировать, находить компромат и убеждать. Подчинять.

– Они тогда говорили обо мне. Долохов доказывал отцу, что от этих людей надо избавиться, а мне давно пора взрослеть и погружаться в политику. Отец тогда сказал, что я слишком мал и что вряд ли… вряд ли когда-нибудь смогу сделать хоть что-то, достойное его священного престола. Мне было четырнадцать. Глупый, все надеялся, что отец разглядит во мне хоть что-то стоящее…

Ника поднялась на локте и нависла над ним. Алекс нехотя открыл глаза. В лунном свете его лицо было хмурым и бледным.

– Я дождался, пока Долохов остался один, и настоял, что возьмусь за это дело. Он тогда смеялся, говорил, что у меня кишка тонка. А я разозлился, сильно разозлился. Помню, как в какой-то момент он даже в лице изменился: насмешка ушла, а взгляд стал таким заинтересованным. Ты бы видела его глаза – черные, как у смерти. Что-то он разглядел во мне тогда, не знаю что, может, что-то темное, этого самого зверя. Он дал мне контракт – пергамент с моим именем. Сказал, что на словах не верит мне, что это все не игрушки и что если я действительно готов проявить себя, то должен подписать. Всего одна капля крови – и тогда дороги назад не будет.

– И какая сила у этого контракта?

– Долохов – его владелец. Может порвать его в любой момент – и я умру.

Ника затаила дыхание, отказываясь верить в услышанное. Да как же он мог так сглупить! Видимо, осуждение отразилось в ее глазах, и Алекс скривился, отвернувшись.

– Я был очень глупым. Хотел добиться расположения отца. Или… или хотел сбежать – не знаю. Шанс появился – единственный шанс. Вот я и подписал. Долохов сказал, что, как только последний человек из списка умрет, я освобожусь. Вот и вся история.

Ника коснулась его щеки и развернула лицом к себе.