Ника уверенно направилась к ним:

– Вы не слышали, когда будут похороны?

Несколько человек хмуро посмотрели на нее.

– В четверг, – буркнул Доминик, изучая свои ладони. – Шнайдер уже заказал автобус на всех желающих.

– А если он не сам умер? – вдруг сказала Барбара так, будто продолжила ранее начатый диалог. – Откуда Шнайдер вообще взял это?

– Да какая разница? – фыркнул Патрик. Парень сидел на полу спиной к камину и ковырял пальцем невидимую дырку в ковре. – Суть от этого не меняется.

– Как это не меняется? – прищурилась Барбара. Стейси толкнула ее плечом, но девушка отмахнулась. – На кой черт он поперся в лес ночью? Если его убили, то убийцу нужно найти!

– Все знают, что он раньше принимал наркотики. Даже Мари знает, – подала голос Ингрид.

– Но Дженни говорила, что это вранье, – возразила Стейси. Она выпрямилась в кресле и гневно уставилась на одноклассницу.

– Кому ты веришь? Этой сплетнице? Она же рассказывала нам всем, как тусила с Джорданом и Харт-Вуд в каких-то гадюшниках, а потом, мол, за ум взялась, типа она вся такая крутая. Думаешь, они там чай пили?

Ника вскинула брови и одарила Ингрид удивленным взглядом. Несколько одноклассников виновато уставились в пол.

– Знаете что, – резко сказала Ника. Ее слова прозвучали громко и неожиданно даже для самой себя, и все мгновенно напряглись. – Дженни Тейлор – тупая дрянь, она вам наплетет все, что хотите знать, лишь бы дальше лизать ваши богатые задницы, и если ваши куриные мозги настолько ограниченны, чтобы верить ей, то… – Ника поймала возмущенный взгляд Барбары и выдохнула, призывая себя к спокойствию. – Да в жопу. Дэвис был прекрасным человеком, а в гадюшниках он тусил со мной, – Ника метнула яростный взгляд на Ингрид, – потому что это был единственный способ достать хоть немного денег и оплатить счета его бедных родителей! Но если вам неймется, идите, конечно, и поговорите с Дженни, безмозглые дуры!

Ингрид и Валери посылали в ее сторону свирепые взгляды, но не проронили ни слова. В гостиной на некоторое время воцарилась натянутая тишина.

– Мне все равно, как умер Дэвис Джордан, – прошептал Патрик. – Его больше нет, черт возьми.

Доминик поджал губы и, приподнявшись, потрепал друга по плечу.

– Родители забрали Дженни из школы полчаса назад, – внезапно сказала Барбара.

– Как «забрали»? – выдохнула Ника.

Барбара пожала плечами и снова обняла Стейси, давая понять, что ее это не тревожит. Ника напряглась: единственный человек, знавший Дэвиса Джордана, покидает пансион спустя час после известия о его смерти? Ее что, под окнами караулили, чтобы в случае опасности сразу увезти?

– Нужно найти Мари, – тихо сказала Стейси. – Зря мы ее одну оставили.

– Наверняка Алекс с ней, – ответил Доминик. – Мы ей не нужны.

– Не с ней, – возразила Стейси. – Он сейчас в спальне один. И кажется, они вчера крупно поссорились… Ой, а вот и он…

Дверь, ведущая в комнаты мальчиков, открылась, и к ним вышел Маркел. Выглядел он скверно: глаза – болезненно-красные, как от хронической бессонницы, кожа землистого цвета, волосы немытые и растрепанные, с остатками геля для хеллоуинского образа. Его левое запястье было перемотано бинтами, неумело спрятанными под длинным рукавом джемпера. Он подошел к одноклассникам и остановился рядом с Никой.

– Что с тобой? – молниеносно отреагировала Стейси. Она вскочила с кресла и бросилась к нему. – Ты поранился? – Блондинка взяла его за руку.

– Стейс, – с нажимом произнес Алекс и мягко отстранился от нее.

Ника почувствовала, как ее пальцы снова затряслись. Ей захотелось убежать отсюда – куда угодно, лишь бы не стоять рядом с этим садистом.

– Мари на улице, попробую привести ее, – сказала Ника и посмотрела на Патрика: – Знаешь, ты прав, суть от этого не меняется.

Патрик грустно усмехнулся. Натянуто улыбнувшись, Ника развернулась, чтобы уйти, но неожиданно Алекс дернул ее за рукав.

– Соболезную твоей утрате, – прошептал он.

– С чего ты взял, что эта утрата моя? – процедила Ника. Она смотрела в пол. Своим присутствием Маркел заставлял ее бояться и вместе с тем ощущать какое-то новое пугающее чувство необъяснимой ярости – желание вцепиться ему в горло и рвать на куски, пока он не издаст последний вздох… Чувство, совсем не похожее на человеческое.

Где-то в другом мире

Ноябрь 2016 года

Теплицу заливал искусственный солнечный свет. Он сеял блики на пышных розовых соцветиях рододендронов, от него искрились капли ненастоящей росы на мелких листьях самшита. Воздух был насыщен приторными цветочными ароматами.

Прогуливаясь вдоль рядов гортензий, Владислав Долохов задумчиво улыбался. Еще один человек из списка мертв. Его план отлично работал, и эта мысль грела душу как ничто другое.

– Твой убийца просто великолепен, – из пустоты раздался женский голос. Он прозвучал как эхо и завис под солнечной крышей теплицы.

Долохов улыбнулся еще шире:

– Я сам в восторге. Сломить непорочную фанатичную душу – ювелирная работа.

– Судя по замысловатому способу, не такая уж это непорочная душа. – Голос звучал звонко, доносясь сразу из всех уголков теплицы, как будто говоривший пользовался микрофонами. – Или ты рассказал бедняжке, как надо убивать?

– Ты же знаешь, я не люблю заморачиваться. Пуля мне ближе… и она быстрее, – с этими словами Долохов преодолел ряд с гортензиями и, повернув направо, остановился.

Перед ним на кованой железной скамье сидело юное существо: точеный силуэт в длинном платье из яркого синего велюра, блестящие каштановые волосы, крупными волнами спадающие на плечи, миниатюрные ладони с аккуратными длинными пальцами пианистки, облаченные в тоненькие кружевные перчатки, и лицо – совершенное, симметричное и абсолютно отсутствующее. Из человеческих признаков – только нос, брови и ресницы. Глаза – белые, без зрачков, а вместо рта – гладкая кожа.

– А своему убийце ты позволяешь тянуть время, – раздался голос вновь. Но теперь он звучал без эха – точно оттуда, где сидело существо.

– Это часть плана: хочу разрушать постепенно, – жеманно ответил Долохов. – Сама-то зачем маскируешься? Ты ведь убила уже и получила недостающие части лица.

Существо на мгновение зажмурилось.

– Об этом, кроме нас с тобой, никто не знает. – В ее голосе послышалось раздражение. – Мне стоило больших трудов несколько лет скрывать от остальных этот факт.

– Все жертвуют чем-то, – деловито отметил Долохов, присаживаясь рядом. Ладонь, затянутая матовой белой перчаткой, инстинктивно метнулась к безобразному шраму на правой щеке.

Когда он вновь посмотрел на собеседницу, ее лицо уже преобразилось: вместо белизны в глазах – светло-карие радужки, на месте рта – самые обычные женские губы.

– Жаль, мне нельзя было убить Николину Харт-Вуд, – сказала девушка-существо и коварно улыбнулась. – Она красива, особенно глаза. Я бы хотела себе такие. Слышала, как парни в этой школе обсуждали ее внешность. Если бы не ее неуравновешенный характер, многие бы были не прочь… подкатить к ней.

– К сожалению, пока не готов согласиться с тобой, но у меня будет шанс.

Долохов вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный вдвое пергамент и развернул, продемонстрировав ей приглашение на новогодний бал.

Создание иронично рассмеялось и кокетливо откинуло локоны с плеч:

– Она дикая и совершенно не приспособленная к социуму. Она не пойдет на этот бал. А если и пойдет, Стамерфильд не подпустит тебя к ней.

Долохов убрал приглашение обратно в карман и самодовольно цокнул языком:

– До сих пор мне во всем везло, не находишь?

Мужчина поднялся, поправил костюм и подставил ей руку. Девушка-существо взяла его под локоть, и они медленно побрели вдоль благоухающих рододендронов.