До самого утра я проворочалась, каждый раз холодея от ужаса от непонятных звуков. После полуночи фауна Астри разошлась — кто-то выл, кто-то хохотал, истерично орала где-то не то лиса, не то еще какая-то дикость. В этом месте властвовала магия, и мне не нужен был Синий Камень, чтобы понять, что что-то не так, но что мне со всем этим делать?

Сестра Консепсьон с утра была будто прибитая. Одев меня, она меня впервые за все время благословила, и стало окончательно ясно — мне конец. Меня усадили в карету, монашка осталась — что же, она сделала свое дело, а может, и не она, а магия, и мне предстоит дальше самой… как-нибудь… пережить эту дорогу.

Астрийские горы сомкнулись за нами, после полудня мы въехали в лес. Темнота, влажность, странный треск, словно за нами кто-то шел неотступно, молчаливые стражники, напуганные купцы. Из всего каравана остались две наши кареты и четыре телеги — паршивый знак. Моя карета ехала первой, прочие жались друг к другу, жутко мешая и цепляясь то сбруей, то колесами.

Захлопали крылья, карета дрогнула, я вцепилась в сиденье.

Страшно мне уже не было. За бессонную ночь я в прямом смысле устала бояться — психика отказалась позволять мне дергаться от каждого шороха, шарахаться от людей вокруг, не есть, не спать. Инстинкт самосохранения, кажется, единственный, который остался у человека, в то время как прочие отмерли за ненадобностью. Мой инстинкт работал так: не можешь ни на что повлиять — просто жди, может, тебя минует.

Раздался выстрел. Я вяло удивилась — я была уверена, что огнестрельное оружие в это время не использовали, но нет, после выстрела последовал еще один, затем добавились крики, но какие-то больше досадные, чем испуганные. Мы ехали чуть быстрее, чем раньше, и карету подбрасывало на кочках и корнях. Я выглянула в окно — темнота, хотя до вечера еще далеко, и начинал накрапывать дождь.

Меня не удивили сверкнувшая вспышка и последовавший за ней раскат, затем — крик, удивленный и даже радостный, заполошное хлопанье крыльев, и что что-то пошло не так, я осознала лишь тогда, когда моя карета надолго остановилась, а потом дернулась и полетела вперед под оглушающее ржание лошадей.

«Этой девушкой придется пожертвовать…»

У меня, конечно, был нож, я стащила его еще в самом начале путешествия, кривой, тупой и короткий, годный разве что для того, чтобы лишить жизни цыпленка. Я сомневалась, что на нас — на меня — нападут озверевшие цыпы.

Напрасно я отдала Камень. Где остальные, где Эрме, Марибель, где стража, где купцы?

Меня мотало так, что я буквально считала секунды до того, как карета опрокинется. Вопрос времени, не удачи, и вот что-то треснуло, а может, это был гром, кто-то заорал — вознице, наверное, хорошо заплатили, чтобы он отправился в этот путь, — а затем потолок и пол поменялись местами. Я держалась, как могла, но меня оторвало, поболтало как в центрифуге, и я подумала — переломать себе что-то будет концом всему. Я и со здоровыми руками и ногами ничего не могу, ни защититься, ни убежать.

Я лежала с задранными на сиденья ногами на крыше кареты, которая теперь была полом, и слушала, как со скрипом крутятся колеса. Приехали. Консервированная принцесса в собственном соку, сто процентов фальши.

Скрип затих. Шумели от ветра деревья, лил дождь, гремел гром, я сжалась в комочек и вслушивалась. Кто-то идет?

По стенке поскребли когти. Я достала припрятанный нож — подвязка для чулок хоть для чего-то сгодилась. Я в выгодном положении, я под защитой, если так можно назвать довольно хлипкое дерево и кучу вонючих тканей, и еще у меня есть нож. Бесполезный, но вдохновляющий.

Что-то начало карабкаться по карете, спрыгнуло, зашевелились занавески, в окно просунулась длинная, покрытая шерстью морда. Я выставила нож вперед — Серые Странники не людоеды, но и люди в большинстве своем не убийцы и не грабители, что мешает этому отдельному зверю мной…

Странник смотрел на меня человеческим взглядом. Это было странное, страшное внешне существо, но от него даже не пахло псиной. Лесом, свежестью, разнотравьем, сейчас дождем, но не зверем. Странник вздохнул и убрался.

…Закусить. Ладно. Этот, может, был сытый.

Я пролежала так еще долго. Дождь стал слабее, потом превратился в ленивые плевки. Я различала звуки леса — уханье сов, хохот лис, или то были не совы и не лисы, мерзла, думала о Синем Камне, и у меня крутилось непонятно откуда взятое слово «калидум». Я повторяла его бездумно, решив, что оно выплыло из памяти прежней Эдме, наверняка ведь девчонка ходила в церковь.

Совсем рядом с каретой зашелся криком зверь, и стало тихо. Стемнело, дождь еле накрапывал, и я разобрала какие-то чересчур человеческие звуки. Кто-то что-то разламывал или ходил по чему-то хрупкому. Слишком легкий для крупного зверя и тяжелый и неуклюжий для мелкого.

Проклиная юбки, я поползла к двери. Нож пришлось засунуть обратно под подвязку, он мне мешал. Мысли крутились самые разные — кто-то только и ждет, пока я высунусь, чтобы меня, как водится, ам. Или подкараулит какая-нибудь не вполне здоровая тварюшка, не сожрет, так надкусит, и я умру в таких мучениях, что лучше бы меня съели. Но снаружи не было никого, кроме совы, сидящей на ветке сосны или ели, и при виде растрепанной, похожей на украденное огородное чучело девки сова отвернулась, испытав испанский стыд. Бывает.

Я покрутила головой, в любую минуту готовая забраться обратно в карету. Не то чтобы меня это спасет. И почему я решила, что люди мне не опасны?

Я сделала шаг, другой. Сова обругала меня по-птичьи, бесшумно снялась с ветки и пропала.

— Эй! — крикнула я. Там, кажется, огонек? — Эй, кто-нибудь! Помогите мне! Эй! Мне нужна помощь!

Среди мокрых веток плавали четкие огоньки. Два огонька — два человека. Возможно, два, но неточно.

— Эй?..

Ветер дул в мою сторону, и я не обольщалась. Они меня не услышат, мне придется идти до этих людей по лужам, по поломанным веткам, по какой-нибудь местной живности, которая выползла поплескаться, а тут я. И, может быть, змеи здесь обитают именно в дождевой воде.

Я оглянулась на карету. Лошадей не было — сами выбраться из упряжи они не могли, значит, их распрягли, а экипаж пустили катиться. Да, вспомнила я, мы действительно останавливались, и то, что я приняла за заминку, оказалось ловушкой. Дряни вы конченые, господа приближенные ко двору. Какие бы цели вы ни преследовали, девчонку, которую вы усадили в эту карету, ждал бесславный и вряд ли легкий конец.

А я вот не умерла в очередной раз. Я везучая.

Я напоролась на острый сук, вскрикнула, подскочила, вцепилась в первое попавшееся дерево и изогнулась, рассматривая ногу. Царапина была, и глубокая, но натоптанные годами мозоли Эдме в состоянии была пробить разве что пуля, и я задумалась: если мне еще раз повезет, если я доберусь… куда-нибудь, если выживу и устроюсь, имеет ли смысл раздобыть где-то пемзу или оставить злополучные ноги как они есть?

Я почесала голову — вот с этим точно придется что-то делать! — зашлепала по лужам дальше.

И я уже видела две тени, копошащиеся между деревьями.

Близко я подходить не стала, замерла в кустах, присматриваясь. Три телеги, все с лошадьми, одна безнадежно застряла, мужчины распрягли лошадей и перетаскивали добро в две другие телеги. Я прикинула, что они хозяева — раз, что они выжили — два, что они знают, что здесь произошло — три, и, встряхнувшись, выбралась из кустов.

— Добрые господа! — крикнула я как можно более умоляюще. — Добрые господа, я потерялась!

Добрые господа повернули ко мне головы, и мне показалось, что не так-то они и добры. Бороды придавали им устрашающий вид, но стоит ли мне начинать судить людей по внешности?

— Гляди, Сомро, — удивился один, — это, похоже, одна из принцесс! Ты смотри, уцелела!

Он с хеканьем кинул на телегу мешок и направился ко мне, вытирая о кожаные штаны мускулистые руки. Роста он был чуть повыше меня, крепкий, без сомнения, очень сильный. Я запоздало струхнула.