Я не стала говорить, что так вкуснее. Эрме должен усвоить урок, пусть пока все, что он уяснил, что я — пиратка. Превосходно. Это дает мне преимущество, потому что он не станет подкрадываться ко мне и тем более угрожать мне ножом — вдруг я решу не играть роль забитого уличного крысеныша и отвечу.

Я наелась, вытерла руки о юбку — надо соответствовать имиджу морской разбойницы — и пошла к кровати. Створка скрипнула, с истерическим писком куда-то метнулась жирная мышь. Но что мне какая-то мышь, когда на корабле наверняка были крысы? Мне так понравилась идея с пиратством, что я с удовольствием отыгрывала эту роль.

Кровать была жесткая, несвежая и сырая, а я невыносимо хотела спать. И никакие тайны Синего Камня меня уже не подняли бы с набитой камнями подушки.

— А ты куда? — спросила я Эрме, который с готовностью сунулся ко мне в шкаф-кровать.

— Я твоя служанка, забыла?

Верно, такое практиковалось. Слуги спали с хозяевами — тепло, заодно и охрана. Зимой я, конечно, не стала бы артачиться, но не сейчас. Пошел вон.

— Проваливай к Лили, — дружелюбно предложила я. — Во-первых, здесь места нет, во-вторых, она тебе будет рада. Серьезно, я ненавижу спать с кем-то рядом. Или ты полагаешь, что я спала со всей командой вповалку?

За идею с пираткой я оставлю Лили драгоценности, которые надеты на ней сейчас. Идеальное прикрытие, пусть его не стоит выносить за пределы нашей компании.

Эрме покрутился, но спорить не стал. Я прикрыла дверь, попыталась пристроиться на постели так, чтобы мне не впивалось ничего ни в ребра, ни в спину. Может быть, ее королевское высочество и жила в королевских условиях, но эти условия явно не создавали для фальшивых принцесс.

Да полно, даже удравшая мышь, наверное, в курсе, что за принцесс возят в Астри. Приятного аппетита.

Я вырубилась еще до того, как Эрме угомонился. Он старался улечься на лавке, я злорадствовала, потом уснула. Открыла я глаза оттого, что совсем близко хлопнула дверь, и я, вздохнув, вытянулась, чуть не заорав — так у меня затекло все тело, — приоткрыла дверцу кровати и выглянула в комнату.

Эрме не было. Стула у двери тоже. На меня смотрела невысокая толстая монахиня, и нижняя половина лица у нее была закрыта белым полотном. Если бы не рост и полнота, я бы предположила, что Эрме наконец раскинул мозгами и нашел оптимальное прикрытие для растущей — иначе не может быть — бороды, но, как выяснилось позже, эту идею я не смогла бы ему даже озвучить.

Монахиня помогла мне одеться, проследила, чтобы я основательно поела, дала мне возможность собраться и сделала вид, что богатства, которые я, отвернувшись, прятала под одеждой, не ее дело, а затем вывела во двор и указала на экипаж, в котором днем раньше ехала Лили — как маркиза де Фрели. Ни Жано, ни Марибель, ни Лили, ни Эрме я не увидела, как и карету, в которой ехала я.

«Этой девушкой придется пожертвовать»…

Карета, в которой с таким пафосом Лили покинула столицу под именем Эдмонды вер Комстейн, тоже была без рессор, зато с обитыми, мягкими сиденьями и стенами. Мотало меня ничуть не слабее, но синяков я надеялась насчитать меньше в разы.

Из-за обивки в карете смердело как в ночлежке. Огромная корзина с припасами манила, сквозь въевшуюся вонь нечистых тел пробивался аромат копченостей и свежей выпечки, но воображение подсовывало мне образ спящего бомжа в вагоне метро, и аппетит исчезал, толком не разыгравшись. Вот приправы, приправы я — нет, я даже не каюсь! — вытащила, как только монахиня прикорнула. Спала она почти всю дорогу, и я маялась от скуки. С другой стороны: если бы монашка и не дрыхла, у нее все равно обет молчания.

Я жалела, что Камня нет. Я бы аккуратно положила его монахине под подушечку, на которой она восседала как магистр Йода, может быть, он и подзарядился бы? Меня беспокоило, где Эрме и остальные. Если я теперь вместо Лили, значит, она место меня? Улучив момент, когда мы поворачивали, я высунулась, оглядела караван. Богатых телег стало меньше, телег поплоше — больше, количество охраны снова уменьшилось, и вся она держалась возле второй кареты. Я еду практически во главе, практически на съедение. Не то чтобы я верила, что я пункт в меню, но иных объяснений не находилось. Где-то здесь сидит дракон и лакомится принцессами?

У бедняги несварение, ему постоянно подсовывают суррогат.

Два дня мы тащились по равнинам: поля, реки, горы вдали, леса. Сначала я с интересом рассматривала крестьян, виднеющиеся вдали замки; крестьяне с не меньшим увлечением рассматривали нас. Потом однообразие мне наскучило, и я начала лезть на стенку — поборов брезгливость, выдирала нитки из обшивки, — но на четвертый день нашего путешествия, когда мы с рассветом покинули очередной постоялый двор, я обмерла от восторга. Мы выезжали из городка и направлялись в ущелье.

Горы всегда приводили меня в экстаз. Похожих гор нет — есть прежде не виденные. Ущелье вставало перед нами, невысокое, узкое, казалось, что всадник не протиснется между серых скал, но стоило нам завернуть, и я приникла к окну и уже не могла оторваться.

Тесный проход, а затем — долина в ярких цветах, замерших, будто чего-то ждущих. Водопады — невысокие, чистые, шумные, быстрая речка, стиснутая каменными берегами. И мхи, скалы поросли зелеными бархатными коврами, и над всей этой идиллией стояло сапфировое ясное небо.

Я оглянулась на монахиню: бесполезно. Даже если бы она и не спала…

От моей охранницы было немного толку и совершенно никакой помехи. Она помогала мне одеваться, следила за моим рационом, отлично угадывала, что я ем, а что нет, так, в последнем постоялом дворе мне принесли не мясо, от которого я воротила нос, а рыбу. Пусть я не столько ела, сколько считала кости, но зато потом я не ворочалась, пытаясь найти положение, в котором желудок не будет всю ночь бунтовать. Монахиня сурово, но относительно нежно лупила меня по спине, чтобы я не горбилась, и научила меня носить туфли. До меня наконец-то дошло, что обувь шили на одну ногу, поэтому она была такая неудобная, но монашка показала мне, как правильно ходить. Шаркая, иначе тяжелые туфли слетали с ноги, и приходилось бежать за ними и подбирать, но я же принцесса, мне не пристало.

Дракон выплюнет обувь, сколько бы она ни стоила, подумала я, когда одну туфлю все-таки потеряла, пока залезала в карету, а монашка ничего не заметила.

Все это время я не видела рядом с собой никого, кроме монахини и иногда — охраны. К моей надсмотрщице обращались «сестра Консепсьон», и она всегда предупредительно поворачивала голову и внимательно слушала, но не говорила ни слова. Я ни с того ни с сего попросила дать мне священные книги, рассчитывая разобраться в тайне Синего Камня, но мне принесли только три свитка, в которых я смогла прочитать историю Покровительницы и Верного Рыцаря. Свитки мне передал охранник, а не сестра, и мне досталась режиссерская версия «восемнадцать плюс», пикантных деталей было намного больше, чем целомудренного текста.

Оказывается, я умею читать. Это странно.

На шестую ночь нашего путешествия, и прекрасная долина подходила к концу — а я уже знала, что это был Севержен и горы Пристанища, отроги Астрийских гор, — я услышала интереснейший разговор за стеной своей комнаты.

— Наш отец, — разобрала я голос Эрме и, пользуясь тем, что сестра Консепсьон отлучилась, схватила кружку, выплеснула вино прямо на пол и припала к стене. Лили что-то ответила, Эрме рассмеялся, и его ответ я тоже не расслышала.

Кто-то из них открыл окно, я вообще перестала что-либо слышать. Потом Эрме сказал, словно бы специально для меня:

— Мать рабыня, и мы рабы. Я… — опять неразборчиво. — …Думай, что я смогу вернуться богатым. Даже не думай об этом, Лили.

Ах вот оно что. По первому впечатлению — господин Джироламо и был их отцом, и Марибель, и самого Эрме, и это в принципе объясняло и их положение, и достойное образование. Но по существующим законам от рабыни рождался раб, и, может, не в силах хозяина было это изменить, а может быть, не в желании. Ну а Лили, а что Лили, Эрме догадался, что ее интерес к нему — лишь возможность получить свободу и деньги?