Она зло молчит. Хотя я чувствую, что все мои слова попадают в цель. Мне нужно закрепить результат. Не хочу терять подругу, которая так меня поддерживала. Да и непонятно пока — есть ли ради чего.

— Сначала Эпикур, которому было просто удобно держать тебя рядом. Ты ведь тоже подстраивалась, и это длилось довольно долго. Можешь мне не верить, но с Бергом ты бы пошла по подобному сценарию. И как долго бы выдержала?

— Справилась бы как-нибудь.

— Я тоже так себе сказала, когда у Азамата начались пробы пера в моем отношении. Забыла о себе, почти растворилась в нем. Ты сама все видела.

Лара допивает виски. Ее слегка поплывший взгляд фокусируется на мне.

— Не понимаю цели нашей встречи. Ты решила снять с себя вину?

Усмехаюсь. Мне хочется обнять подругу и выбить из ее очаровательной головы подобные мысли.

— Черт, Ларка. Ты очень классная, ты сама это осознаешь? Ты королева, и это не метафора!

— Я вице-королева…

— Да какая разница! Выкинь приставку «вице» за ненадобностью! Она в твоей голове и не дает тебе двигаться дальше! Оглянись уже по сторонам! Сколько из тех, кто молится на каждый твой взгляд, готовы посадить тебя на трон и все сложить к его подножию? Не заставлять тебя принимать их бзики, а принять твои и потакать им до конца дней? Ты сама разве этого не хочешь после столько затянутых отношений со Славой?

— Да все они одинаковые.

— Не правда. От твоих глаз скрыто то, что вижу я. Актер Петриченко? Раз. Депутат Соколовский? А этот, что всегда готов прийти на помощь, я фамилию не помню. Мало тебе?

— Да не то все это, Лана. Они же… ну как братья.

— Потому что они уже у твоих ног? Тебе нужно завоевывать? Это неправильно! Мужчина должен воевать, а не наоборот! Ты «Холостяка» много смотришь, где вбивают в голову, что нужно драться ради мужика. Это не так! Не позволь никому себя обмануть!

Лара молчит. А я, воспользовавшись ее замешательством, дублирую заказ.

— И возвращайся уже давай. Мне тебя не хватает. Ты же не позволишь Кириллу стать между нами?

Она вздыхает.

— Ладно. Я все равно не могу на тебя долго злиться. Да и ваша история, это тот случай, когда шансов действительно нет.

Мы обнимаемся. Пьем за примирение. Лариса как будто сама сбрасывает камень с плеч.

— Кирилл… ты так нежно произнесла его имя. Вы вместе? Официально будете объявлять? Или подождешь, когда утихнет шум вокруг Азамата?

А вот теперь мое время раскрывать свои карты.

— Сложно это все, Ларис. И я приняла решение. После всех этих ударов мне надо просто отдышаться. Я хочу жить ради себя и Мики. Поэтому не могу сказать, что мы с Кириллом Бергом вместе… как бы мне этого не хотелось.

Эпилог

Все равно это было не зря.

Он не допустил ее гибели. Медленного угасания в лапах того, кому не было места на земле. Кто не имел права прикасаться к этой прекрасной женщине, смотреть на нее, дышать с ней одним воздухом. Это был вопрос решенный — в тот самый момент, когда он увидел Милану Савельеву впервые.

Много кто топит свою боль в алкоголе. Кто-то решается на безумие, которое может стоить жизни. Кирилл Берг умел ждать. Даже сейчас, когда боль разлуки убивала изнутри, иссушала, закрывала в четырех стенах удушающей камеры.

Он посвятил все свое время работе. Доходы росли. Новые проекты были обречены на успех. И только по ночам он чувствовал себя одиноким в этом мире.

Как будто находился на отшибе. Отверженный, лишенный права на счастье, но не потерявший надежду. По ночам бессонница входила в дом полноправной хозяйкой. Она была единственной, кто дарила ему свои объятия.

Он мог забыться в чужих. Мог даже найти в ком-то из случайных спутниц подобие своей Миланы. Но сама мысль об этом вызывала отвращение, одиночество сейчас выглядело почти благодатью на фоне этого кощунственного самообмана.

Дни сменялись днями. Рассвет бился в серые окна и не приносил с собой ничего. И Берг, кусая губы, шел равнять с землей свои Эвересты. Его боялись коллеги и конкуренты — одержимость и непримиримость мужчины была поистине разрушающей силой. И никто не знал, какая драма стоит за этим всем.

Одна улыбка Миланы Савельевой могла его спасти. Вырвать из череды потерянных дней без смысла. Он просто плыл по течению — только вера еще держала его на плаву.

Ее слова при каждом воспоминании жгли сердце каленым железом.

«Я не готова пускать кого-то в свой мир так скоро. Я буду жить ради дочери. Прости».

Она сказала это после того, как он провел с ней самый лучший день в своей жизни. Чтобы подарить ему свою незабываемую улыбку и просто уйти.

Уйти в свой мир, в который пока что (он в это верил) не хотела пускать его.

Не все так просто в этом мире. Не все бывает сразу. Кирилл это знал. Готов был дать ей сколько угодно времени. Оставалось верить в то, что разрушающее одиночество не уничтожит его раньше, чем он услышит заветное «да» из уст той женщины, что стала смыслом его жизни.

Она имела право на обиду. На ненависть. На презрение. И на то, чтобы окончательно разобраться в себе.

Ее дела пошли вверх. Бизнес набирал обороты. Дочь росла, обласканная любовью матери. Клан Валиевых больше не имел права лезть в ее жизнь. Азамата посадили без права апелляции. Резонансное событие, потрясшее страну. А Милана наконец-то вдохнула полной грудью ту свободу, которую заслуживала как никто другой.

Он не выпускал ее из поля зрения — старался делать это так, чтобы не причинить любимой никакого дискомфорта. Он всегда был готов стать стеной на ее защиту. Отдать свою жизнь, не раздумывая — пусть даже она никогда не согласиться быть с ним.

С ним. Сама мысль об этом вызывала такой подъем эйфории, что он и не понимал, где находится. Но потом приходило опустошение… и надежда, которую никто и никогда не отнимет у него.

Весну сменило жаркое лето. Лето, которое Милана решила провести в теплых странах.

Он и сам не захотел оставаться в Москве. Город опустел без ее присутствия. Не спасло даже глубоководное погружение в бизнес. Пустота поглощала. Словно огромная пропасть разверзлась под его ногами, Она ширилась с каждым прожитым днем вдали от нее.

И он решил сбежать хотя бы на несколько дней. Он, лидер по жизни, который никогда не пасовал ни перед чем. Никогда Берг еще не был так близок к тому, чтобы решиться на сущее безумие. Повторить похищение Миланы снова.

Эта мысль единственная не давала ему покоя. И если бы его чувства не были так глубоки, он бы решился на поступок, который стал бы точкой невозврата для обоих. Но надежда однажды обрести ее любовь остановила от этого одержимого безумия.

Он уехал туда, где был счастлив не так давно. Где комната еще хранила фантомный след ее присутствия. Где остались те вещи, что тогда, в те дни своего безумного решения, он покупал для нее.

Пики гор белели от снега, а равнины колосились зеленой травой. Сама природа как будто была призвана утихомирить его пылающее сердце, но на этот раз ничего подобного не случилось.

Понимание приходит рано или поздно. Понимание того, что надежда — следствие того, что придумываешь себе сам. Что на самом деле все это может быть очень далеко от действительности.

Может, просто устаешь ждать того, что может никогда не случиться.

Утром третьего дня он просто решил покончить раз и навсегда с зависимостью, которая не давала ему спокойно жить.

Нет, он бы никогда не причинил боли Милане. Он боролся сам с собой. Решил, что найдет в своем сердце достаточно сил, чтобы однажды вырвать оттуда тень ее безмолвного присутствия.

Остановился на пороге комнаты, где провел не так много часов с ней. Когда-то, как казалось, в прошлой жизни. Сжал обеими руками топор, которым собрался раз и навсегда изрубать все то, что не так давно приносило утешение — а сейчас утратило смысл.

Он обустраивал эту комнату с особым удовольствием. Но сейчас она напоминала о Милане как ничто больше в этом доме. Несколько ударов, снова и снова — возможно, зависимость разобьется вместе с этим актом вандализма. Или освобождения. Результата предвидеть не мог никто.