— На самом деле, я сделал достаточно. На первой сессии не фиксируют и не связывают. В идеале, оговаривают все допустимые воздействия. И на поводу у саб не идут.

Кажется, ему удалось меня успокоить настолько, что я едва не запротестовала. Я же начала лететь в манящую пустоту только тогда, когда мне связали руки. Без этой демонстрации власти картина была бы не полной. Не сказала ничего только потому, что не хотела признаваться в том, что мне это нравится, наверное, куда сильнее, чем должно было.

— Допустимые воздействия? Это как в том фильме, про «50 оттенков»?

Что-то промелькнуло в сознании. Ощущение дежавю. Я уже где-то слышала… или говорила… но мысли путались. Так получилось, что в той, прежней жизни Азамат Валиев перекрывал собой все, что не имело отношения к нам двоим. То, что было вне наших запутанных отношений, было похоже на вспышки света и провалы темноты. Как день и ночь, сменяющие друг друга.

— Ну почти так. Только не стоит брать этот фильм за основу. Реальность может оказаться совсем иной. — Пальцы хозяина коснулись моих губ. — Мне придется уехать. А ты используешь это время для того, чтобы отдохнуть и восстановить силы.

— Долго? — спросила я, не веря, что испытываю разочарование и непонятную пока что тоску.

— Два дня. Но скучать и погружаться в депрессию я тебе не позволю. Насколько я знаю, ты любишь кататься на лыжах?

Люблю — это было громко сказано. Когда мы с Азаматом отдыхали в Альпах, я действительно нашла в этом особое удовольствие. Падала, поднималась, растянула связки, но к концу отпуска уверенно спускалась даже с самых крутых спусков. Это был единственный способ ощутить себя свободной и хоть ненадолго сбежать от тиранящего диктата моего мужа. Иллюзия, которую я себе позволила.

Но мысль о том, что я снова могу прокатиться и ощутить то забытое чувство свободы, взволновала. Я даже подпрыгнула на месте. Почти как девочка, получившая подарок.

— Мы… мы будем кататься?

— Ты будешь кататься. Я приглашу инструктора. Здесь частный горнолыжный спуск. Ты обещаешь мне не делать глупостей?

Я закивала. Хоть и испытала очередной укол разочарования, узнав, что хозяин не составит мне компанию.

— И да, чтобы ты зря не тратила время и не усугубляла свое положение. Инструктор тебе не поможет сбежать. Поэтому побереги его нервы и не рассказывай о том, как здесь оказалась. Не проси телефон. Не пытайся удрать на лыжах. Кругом лес. Здесь есть дикие звери. Кое-где высота снега больше твоего роста, а в ближайшие дни мороз будет только крепнуть. Ты просто замерзнешь.

Он отнял пальцы от моего лица и поцеловал в лоб. Я улыбнулась, но следующие слова мужчины заставили улыбку тут же погаснуть на моих губах.

— Я прекрасно понимаю, что ты попытаешься. Давай я сразу проясню тебе некоторые вещи, Милана. Помимо тех, что ты не в Москве, а кругом не найти человеческого жилья. Если ты попытаешься сбежать, я все равно тебя найду. Пусть мое отсутствие не сбивает с толку. И уясни сразу, если ты хотя бы попытаешься, это все. Наш договор теряет силу.

В его голосе появились твердые, жестокие ноты.

— Я заберу у тебя все. Право голоса, недопустимые воздействия, даже право носить собственное имя. Я покажу тебе то, что бывает, когда мои правила нарушают. И пусть это отодвинет твое исцеление во времени на несколько месяцев, я тебя жалеть не буду. Ты будешь ненавидеть и меня, и тот момент, когда решилась сбежать.

Это было так неожиданно, что я всхлипнула и буквально оцепенела.

— Так что дважды повторять не стану. Если у тебя нет желания оказаться в подвале, в цепях, в полной изоляции от мира… — голос дьявола дрогнул, и мне показалось, что он смакует собственные фантазии, — лишиться одежды и гордости, как подобает рабыне, узнать, что такое боль… Ты просто, твою мать, насладишься катанием на лыжах и подумаешь десять раз, стоит ли рисковать моим доверием!

А вот тут меня приложило. Так, что я задрожала, бесконтрольно, дико, голова пошла кругом. Я не собиралась бежать. Говорить мне такое было совсем необязательно.

— Черт, Милана… — хрипло выдохнул мужчина, обхватывая ладонями мое лицо. — Что же ты творишь с нами обоими…

В его словах было раскаяние и сожаление о собственных словах. Но что бы он ни делал сейчас, своего добился: из головы махом вылетели все мысли о побеге. Я ощутила, как горло сковывает слезами. А кто сказал, что я буду наслаждаться своим заточением? Меня похитили, а не пригласили на отдых. Все закономерно.

— Милана, — нежность его касаний на этот раз меня не успокоила. — Оставайся со мной! Не смей цепляться за мои слова!

— Вы… собирались… уезжать! — прошептала я, забиваясь в угол дивана. — Я все поняла… я останусь здесь! Мне не надо никаких прогулок! Я не хочу оказаться на цепи только из-за того, что пропущу незнакомый поворот!

— Да ты не понимаешь, что я это делаю не из-за желания тебя напугать? — выдохнул мужчина. — Я просто не знаю более действенного способа остановить тебя от неминуемой гибели. А это с тобой случится, если ты решишь бежать! В лесу не выжить, не по такому холоду.

— Зато в подвале выжить реальнее. Это то, к чему мне готовиться, если я однажды не успею надеть повязку или сделаю что-то, что вам не понравится? Ваши обещания не причинять мне боль ничего не стоят!

Хватка пальцев на миг усилилась, и я прервала свою обвинительную речь ошеломленным стоном. Жаждущие губы хозяина накрыли мои, язык беспощадно проник в рот, как завоеватель, лупящий по стенам из осадного орудия. Вместе с этим это не было грубо или насильно. Страсть в его поцелуе была подвластна контролю, а целью было не наказание, а скорее стремление меня успокоить.

— Будь умницей и думай о том, что я желаю тебе добра. Я хочу, чтобы ты насладилась катанием и не думала о моих словах. Ведь в них нет смысла, и для них нет повода. Верно?

Я не ответила. Хозяин вздохнул, как мне показалось, с разочарованием.

— Приятных выходных, Милана. Как только я вернусь, мы продолжим то, что начали.

Глава 7

Он ушел, а меня все еще колотило, выбивая почву из-под ног. Настолько, что я долго не могла снять повязку. Все время казалось, что мой похититель стоит у двери, только имитировал свой уход. Стоит и ждет повода, когда я оступлюсь.

Если раньше в воображении его образ был не пугающим, хоть и размытым, то сейчас мои представления о том, как хозяин выглядит и смеется, изменились.

Я представляла, что у него светлые глаза. Едва заметные лучики морщин — потому что он наделен хорошим чувством юмора и часто улыбается. Всегда гладкая кожа, ухоженные руки. Высокий рост и спортивное телосложение. Сейчас же этот образ в моем сознании перетерпел изменения, вырос до гротескных калибров.

Его взгляд был темным, как у моего мужа в период срывов. Лицо не утратило привлекательности, но в этот раз она была иная: поразительно хладнокровная и безжалостная. Ни капли уязвимости либо милосердия. Он больше не хотел мне помочь, он предвкушал, как вопьется в мою глотку фантомными клыками. И над его головой всегда витала тьма. Как черная дыра.

Он больше не был безопасным и великодушным.

А мне следовало смириться с тем, что я притягиваю к себе пси-садистов, какими бы намерениями они не скрывали свои низменные желания.

Прошло, наверное, минут пятнадцать, прежде чем я решилась снять повязку. Дрожь в теле превратилась в неприятную скованность. Я не была уверена, что получу удовольствие от тренировки, но оставаться наедине со своим страхом было невыносимо. Необходимо было хоть как-то отвлечься.

Дверь оказалась не заперта. Хозяин уехал? Или сейчас я столкнусь с ним лицом к лицу, а вечером все его слова превратятся в действия?

К счастью, мои опасения не оправдались. Я нерешительно осмотрелась по сторонам. Если бы не наш разговор, я бы не отказала себе в самовольной экскурсии по дому. Но сейчас страх довлел над другими чувствами. Даже несмотря на то, что свободно передвигаться по периметру в отсутствие хозяина мне никто не запрещал.