Автор книги оказывается последователем своего соотечественника, средневекового теолога Уильяма Оккама, который в XIV веке сформулировал знаменитый принцип, получивший название «бритва Оккама». Он гласит: «Не нужно делать посредством большего то, что можно сделать посредством меньшего». Это значит, что все понятия, несводимые к интуитивному или опытному знанию, должны быть удалены из науки. Перефразируя последнюю фразу в контексте теории Паркинсона, можно сказать, что все явления, несводимые к требованиям здравого смысла, должны быть удалены из сферы управления.

Результаты проведенного Паркинсоном исследования оказались ошеломляющими (надо полагать, и для самого автора тоже). Футурологические выводы Паркинсона очевидны: общество захлебнется в океане «входящих и исходящих». Да-да, «так кончится мир – не взрывом, но всхлипом». Похоже, миру, как шекспировской Клеопатре, предоставляется возможность «поразмыслить и умереть»: на протяжении своего труда автор всячески подчеркивает, что никаких действенных методов борьбы с этим явлением пока еще не придумано. В качестве средств, так сказать, паллиативных, останавливающих развитие локальных проявлений болезни, рекомендуются нетерпимость (в умеренных дозах) и вышучивание (которое, впрочем, на особо стойких приверженцев системы не действует).

И все-таки произведения Паркинсона, при всей нерадужности перспектив, обрисованных автором, вовсе не пессимистичны. Наследник английских просветителей, Паркинсон считал своим долгом вскрыть саму сущность проблемы, так сказать, провести диагностику, информировать общество о его болезни, описать ее симптомы. Пусть он не дает точных рецептов, однако указывает направление, в котором надлежит двигаться, чтобы избежать обострений.

Наиболее точно его рекомендации можно выразить словами братьев Стругацких, блестяще отобразивших это «священное чудовище» – бюрократию – в своей повести «Сказка о Тройке». Нужно вести «непримиримую борьбу за повышение трудовой дисциплины, против бюрократизма, за высокий моральный уровень, против обезлички, за здоровую критику и здоровую самокритику, за личную ответственность каждого, за образцовое содержание отчетности и против недооценки собственных сил».

Три мыши внимательно рассматривали проволочное устройство на прямоугольной деревянной подставке, из недр которого доносился манящий запах сыра. Пол заинтересовавшего их странного сооружения устилал ценный с виду мех, да и обшивка стального навеса, судя по всему, была из того же дорогостоящего материала. Вход в этот поистине райский уголок находился слева от них и был украшен незамысловатым указателем. Краткая надпись «Мыши» недвусмысленно приглашала войти внутрь. Но мышей обуревали сомнения. Старшая из них, в строгом шерстяном наряде темно-серого цвета, уже в самом начале беседы посчитала своим долгом дать попутчицам добрый совет:

«Будучи самой старшей из вас, я просто обязана поделиться с вами своим опытом. Много лет назад судьба обрекла меня на встречу примерно с таким же устройством. Тогда, как и сейчас, мне подумалось, что за подобной щедростью могут скрываться какие-то козни. Пока я над этим размышляла, один из моих ровесников, довольно грубо оттолкнув меня, метнулся к сыру (это был, судя по всему, превосходный чеддер). Но едва лишь он очутился внутри, пол под тяжестью его тела слегка опустился и в воздухе мелькнула стальная проволока. Бедняжка был сражен на месте, и мне пришлось взять на себя тяжелую обязанность известить об этом его вдову. Не скрою, я подозреваю, что перед нами сооружение именно такого рода – жестокое изобретение расистов, проводящих геноцид. Мой вам дружеский совет: держитесь от него подальше!»

Вторая мышь, белая и красноглазая, сначала поблагодарила серую спутницу за предостерегающее наставление, а затем заявила, что с ней не согласна. «Поскольку я обладаю некоторыми техническими знаниями, – сказала она, – мне трудно поверить, что это устройство похоже на то, которое столь фатальным образом повлияло на судьбу вашего приятеля. Где здесь стальная проволока, которая может нас придавить? Я полагаю, что схожесть описанного вами сооружения с этим только поверхностная».

Последней взяла слово розовая мышь, отличавшаяся порывистым нравом и категоричностью суждений. Недолго думая, она поддержала свою предшественницу. «Скорее всего, – вымолвила эта пылкая особа, – данная мебель имеет функциональные или даже модернистские черты и, вероятно, вкусам старшего поколения не отвечает. Но если проигнорировать предрассудки, то надо признать, что замысел вполне приемлем. Более того, я думаю, что перед нами мех если и не норки, то по крайней мере ондатры. А этот сыр – стильтон или камамбер. Итак, отбросим сомнения и уверенно двинемся вперед! Нас ожидает мышиный золотой век!»

Вдохновленные этим красноречивым призывом, мыши одна за другой прыгнули в коробку, которая для них-то и была предназначена. Они с аппетитом съели вожделенное лакомство (то был плавленый сыр из кооперативного магазина), прилегли на мех (нелегко было догадаться, что он искусственный) и сказали друг другу: «Вот это жизнь! Просто сказка!» Именно в этот мгновение дверца клетки, зловеще лязгнув, опустилась. Ловушка захлопнулась. Мыши были пойманы.

Известно, что мыши приносят неоценимую пользу науке. Однако это далеко не самые умные животные. Даже весьма прозорливая мышь в отношении интеллекта очень сильно уступает человеку. Поэтому было бы странно, если бы человечество восторженно устремилось в такую же ловушку, в какую попадают легковерные грызуны. Люди достаточно опытны, чтобы этого не совершать. Тем не менее нельзя гарантировать, что они не попадут в западню, куда заманивают более сложными средствами и где удерживают не столь простым способом. Если бы подобная западня существовала в настоящее время, ее бы сконструировали из экономических реальностей, а в качестве приманки в ней использовали бы социальную обеспеченность.

Подвергнув ситуацию хотя бы поверхностному анализу, можно обнаружить, что подобные мышеловки уже в ходу. Чтобы разобраться в принципе их действия, нужно лишь проглядеть начальные главы какого-нибудь учебника экономики. Жизнь же наша такова, что почти никто не сможет с чистым сердцем сказать: нет, таких учебников я никогда в руках не держал… Любые партии в своих политических радиопередачах обрушивают на нас лавину новой информации об этой области. Ежедневно мы получаем очередную дозу этой скучной премудрости, так как остальные темы для наших политических деятелей, в общем-то, непосильны.

Мы с детства осуждены на выслушивание объяснения экономических принципов. Некоторые из них вызывают доверие – например, принцип чередования подъема и спада. Пусть в среде экономистов не утихают споры об этом явлении – для нас-то не составляет секрета, что должно случиться в дальнейшем (а те из нас, кто постарше, такие времена уже испытали на собственной шкуре). Раскручивание данного процесса известно нам во всех леденящих кровь подробностях. Все начинается с того, что на бирже появляется неуверенность: тех, кто хочет продать, становится значительно больше, чем тех, кто стремится купить. Цены падают, но потенциальные вкладчики пока что не паникуют и не торопятся, поскольку убеждены, что падение цен будет продолжаться. На этом этапе разоряются многие биржевики; вернувшись домой с белыми как мел лицами, они говорят своим женам, что для них все кончено. Вслед за тем происходит резкое снижение цен на все товары и услуги. Торговля идет из рук вон плохо, прибыль постепенно уменьшается, и предпринимателям приходится сокращать производство и увольнять наименее квалифицированных работников. Некоторые фирмы полностью прогорают, за счет чего происходит рост количества безработных. Это, в свою очередь, приводит к сокращению спроса на товары, а значит, и их производства. В результате новые работодатели прогорают и новые работники пополняют ряды безработных. Страна входит в полосу экономической депрессии, которая может перекинуться и на другие страны, и даже охватить весь мир.