Он не мог больше участвовать в этом. После Тарта были и другие мальчишки, правда, их больше не подселяли к нему. Он бы сказал точно, сколько их было, если бы умел считать. Послышались шаги, не тяжелые и не быстрые, поступь худого. Время пришло. Он перелез через кровать, нашел под ней один из вырытых камней, что удобно помещался в руке. Дверь распахнулась, он не ошибся, и ему повезло, худой был один. На секунду худой замер, не обнаружив его около двери, осветил глубину. Он поморщился, после долгого отсутствия свет слепил.

— Ты чего там встал? — сказал худой, приметив его. — Иди сюда.

— Не хочу, — ответил он, стоя ровно за ямой прикрытой брошенной на неё тряпкой, которую стащил в большой комнате.

Его выбор жертвы был верным, худой разозлился:

— Я не буду за тобой бегать. Иди сюда, я сказал!

— А ты заставь, — глухо произнес он. Он всё поставил на кон этой игры жизни и смерти.

Несмотря на заявление, что он не будет за ним бегать, худой после этих слов сам бросился к нему. В яму он угодил точно, вскрикнул и, падая, выронил фонарь из рук, тот откатился в сторону. Худой выглядел удивленно, будто не верил в то, что произошло, но удар камнем по лицу стёр это выражение. Ногу он видимо всё же сломал, это мешало тому выбраться из ямы. А он продолжал наносить удары то по голове, то по рту, пытающемуся произнести заклинание. В его удары была вложена сила загнанного в угол зверя. Он с радостью отметил, как вылетели несколько зубов после очередного удара.

Зуб за зуб, подумал он.

Затем схватил цепь, обмотал шею худого, перекинул через плечо и принялся душить. Всё произошло быстрее, чем он ожидал. Ослабив цепь, он протянул руку к фонарю, тьма, шелестя радостью, поглотила свет. Ему он не нужен, а тот, кто спешил к нему, в нём нуждался. Он схватил худого за плечи, как когда-то он его, и зашептал, озвучивая слова, что ему шептала тьма.

Он сидел на кровати, обхватив колени руками и наблюдал. Первым вбежал один из парней, худой встретил его светящимися красным глазами и толкнул, одним движением вырвав тому горло. Парень осел. Пока он раздумывал, нужно ли ему тело второго, появился толстяк. Толстяк был не так прост. Успел произнести заклинание, что откинуло худого прочь и удерживало прижатым к полу.

— Ты — мелкий гадёныш, — прошипел толстяк, обращаясь к нему. — Я убью тебя! Ты пожалеешь о том, что натворил.

Честно, ему было всё равно. Он равнодушно смотрел, как толстяк плетёт новое заклинание, направленное на него. А вот тьма не была столь равнодушной, она завывала в его уши требуя действия. Что она требовала точно, он не узнал…

— Эфраит! — внезапное слово разлетелось в темноте, отразилось от стен. Всё задрожало, включая кровать на которой он сидел. Глаза худого погасли, а плетущееся заклинание толстяка бессильно повисло. Толстяк не успел удивиться, как лиловые знаки оплели его тело и обездвижили, тихим хлопком лишив жизни.

На пороге стояла она. Он не видел её лица, лишь тёмный силуэт. Но сияние её света… Он задрожал, не снаружи, внутри. Глаза защипало от слёз. Он дождался. Она не сон, она настоящая! Она подошла к нему, глядя на него с теплотой, как во сне:

— Я нашла тебя, — и улыбнулась ему.

Он боялся, что разучился улыбаться, но у него вроде получилось. Она видела в темноте лучше его, решил он, потому, что сразу заметила цепь, и, проследив по ней взглядом сказала:

— Подожди. Я сейчас позову человека, кто снимет оковы.

Он слышал, как она ищет некого Хитоля. Поиски увенчались успехом, но приближаясь к нему, они замедлились.

— В каком он состоянии? — спросил мужчина.

— Очень плох. Ему сейчас должно быть лет тринадцать, но выглядит он на десять.

Они думали, что он не слышит, но темнота до крайности обострила его слух.

— Сколько ты искала его?

— Шесть лет.

Шесть лет, только подумать, она искала его шесть лет. После этого, всё остальное, о чём они говорили, стало неважным. Он был счастлив. И если тьма не лишила его разума, то безграничное счастье могло с ней поспорить.

Мужчина, как он сказал, был врачом и мастером на все руки. Он ловко вскрыл замок, какими-то маленькими железячками. Она взяла его за руку и повела на свободу. Он чувствовал, как через руку плавно втекает знакомое ему её тепло. Попав в большую комнату, он дёрнулся и зажмурился, здесь было ярче, чем обычно. Она быстро накинула на него свой плащ и притушила свет в магических лампах. Он смог посмотреть на неё. Она была красива, красивее всех. Её волосы были теперь собраны в высокий хвост, абсолютно не скрывая длинные заострённые уши. Он заинтересованно разглядывал её уши, борясь с желанием их потрогать, заметив его интерес, она лишь по-доброму улыбнулась. И тут, сердце его сделало стук и ухнуло куда-то вниз. Её глаза, её блестящие золотом глаза стали серыми, и волосы серые, даже губы серого цвета…

Он закричал в отчаянье и горько зарыдал, навзрыд. Она кинулась к нему, прижимая к груди и шепча слова утешения. Она не понимала! Тьма не только сожрала его имя, она отобрала у него цвета. Раньше он не замечал, думал, что всё нормально. Но взглянув на неё, понял, чего лишился.

— Успокойся, дорогой! Всё хорошо. Всё будет хорошо. Обещаю. — магия вложенная в её слова приносила покой. Он затих.

— Я в прошлый раз не успела спросить, как тебя звать? — улыбнулась она глядя в его заплаканное лицо.

Он не хотел признаваться, что не помнит имени. Любое имя, что ни назови, окажется ему чужим. Не знал получиться ли у него сказать что-то вообще. Ведь ранее, когда он говорил с худым, он просто озвучивал слова тьмы…

Он сделал усилие и неожиданно для себя произнёс:

— Мори.

«ᴇᴄᴧи ᴛы зᴀʙᴛᴩᴀ нᴇ ᴨᴩ᧐ᴄнёɯьᴄя иᴧи ᴛᴀᴋ будᴇᴛ, чᴛ᧐ ᴄᴇᴦ᧐дня ᴛʙ᧐й ᴨ᧐ᴄᴧᴇдний дᴇнь ʙ ϶ᴛ᧐ʍ ʍиᴩᴇ. ᴦ᧐ᴩдиᴧᴄя бы ᴛы ᴛᴇʍ, чᴛ᧐ уᴄᴨᴇᴧ ʙ ϶ᴛ᧐й жизни? ᴇᴄᴧи нᴇᴛ, ᴛ᧐ ᴨ᧐ᴩᴀ чᴛ᧐-ᴛ᧐ ʙ жизни ʍᴇняᴛь. ϶ᴛ᧐ ᴦᴧᴀʙный уᴩ᧐ᴋ, ᴋ᧐ᴛ᧐ᴩый я ʙынᴇᴄ из ᴛ᧐ᴦ᧐ дня» из днᴇʙниᴋ᧐ʙ б᧐ᴄ᧐н᧐ᴦ᧐ᴦ᧐ ʍᴀᴦᴀ.

После возвращения из воспоминаний Мори Ма’Ай с трудом понимал, кто он и где находится. Ему было безумно жалко мальчика в темноте. Где-то на краю его сознания проскользнула отчаянная мысль о том, что сам Ма’Ай даже не жил. Ему бы хотелось ещё раз увидеть родителей, попрощаться с друзьями, освоить магию, разобраться в своих чувствах к Ашран. Он бесконечно сожалел о своей наивности и доверии к Мори. Сейчас он прекрасно осознавал, что это был крайне глупый поступок с его стороны. Главная ошибка в его жизни, но исправить её возможности не было. Тех, кто учится на своих ошибках, не ждёт радостная перспектива…

Внезапная белая вспышка перед домом оставила после себя троих. Куран стоял с Шивой на руках. Когда-то давно они также появились в эльфийских лесах, — равнодушно вспомнил Ма’Ай. Рядом с ними стояла Ашран. Она была волшебно-прекрасной красивее всех в этом мире. Он впервые видел ее с распущенными волосами. Они рассыпались по плечам водопадом золотистого блеска. Глаза ее сияли и были темнее обычного, — отметил он, — и вся она словно светилась нездешним светом, мягким и таинственным.

«Она пришла проводить его по мосту» — подумал Ма’Ай.

— Мори, прошу, остановись, — сказала Ашран.

— А я, прошу, дать мне шанс, — отозвался Мори, приставляя нож из квебрита к горлу Ма’Айя. — К тому же, мне кажется, или ты уже говорила нечто похожее?

— О каком шансе ты просишь Мори?

— А кто это с тобой? Друзья нашего Ма’айя? — спросил Мори, указав на Шиву с Кураном стоявших рядом.

— Он мне не друг, — вставила милая Шива.

— Никто. Они просто доставили меня сюда, — отмахнулась Ашран. — Отпусти его.

— Не волнуйся за него. Я уже частично стал им. Поверь мне, Ашран. Мне правда жаль его. Он настолько лучше меня. Идеальный, с чистыми помыслами, — сообщил Мори таким заботливым тоном, будто не он хотел лишить последнего жизни, а кто-то другой. — Никто никогда не видел ни капли добра от меня. И скоро я останусь единственным, что останется от него. Прости, Ашран, но я слишком люблю тебя, чтобы отказаться. Отказаться от тебя и отказаться от него — равнозначные для меня вещи.