Он бросился вперед, размахивая мачете по сторонам, пытаясь вспороть мне брюхо. Я втянул живот и изогнулся, словно лук. Нож промазал. Он шагнул ко мне, сделал резкое движение вверх и в сторону, целясь мне в шею. Я сделал шаг вперед, пригнулся под ударом и вскинул обе руки, чтобы ухватить его под локоть. Я развернулся и ударился спиной ему в живот, пытаясь использовать его же вес против него, вывести его из равновесия. Но, вашу ж мать, он очень крепко стоял на ногах, а это движение я прежде не отрабатывать; я лишь подражал тому, что видел по телевизору, а он очевидно знал, что делал. Он расставил руки, обхватил меня, сдавил, поднял в воздух и швырнул в сторону.

Я вскочил на ноги и побежал. Разумеется, я говорю «побежал», хотя на самом деле, поковылял, поэтому шансов добраться до опушки леса у меня не было; никогда и было бы. Вместо этого я побежал обратно в дом, добравшись до него на мгновение раньше своего преследователя. Я остановился в дверном проёме на кухню, и посмотрел по сторонам в поисках какого-нибудь оружия, способного меня защитить.

Когда мужчина вбежал в дверь, у его лица состоялась деловая встреча со сковородкой, и его ноги оторвались от пола. Он грохнулся на жёсткий кафельный пол и шумно выдохнул. Однако он по-прежнему держал в руке мачете. Я прицелился пнуть его по яйцам, но перекатился. И всё же, я задел его бедро и он охнул. Наконец, удача улыбнулась мне — я повредил ему ногу.

Он высунул голову над столом и я вновь ударил его сковородкой. Он отбил её мачете, та вылетела из моей ладони и с грохотом упала на пол. Его нос кровоточил, а одна сторона его лица была багрово-красной от встречи сковороды со скулой.

Он зарычал на меня, утёр кровь с носа ладонью, слизал её, а затем размазал кровь по всему лицу, смешивая старую кровь с новой.

— Теперь безопаснее, — хмыкнул он, и, хромая, пошёл ко мне.

«Господи, неужели этот парень настоящий?».

Я отступил, продолжая осматриваться в поисках какого-нибудь оружия. Слева висела стойка с ножами, я схватил тот, что поменьше и принялся угрожающе им размахивать. В голове раздался смеющийся голос: «Это, по-твоему, нож? Это не нож. Вот у него — вот, это нож!».

Я продолжал отступать, поскользнулся на упавшей сковороде и взлетел в воздух, словно персонаж из дурной комедии. Как будто бы мне было мало ран, я каким-то образом приземлился на собственный нож и порезал бок. Я закричал от боли, вытащил нож из бока, и по бедру потекла горячая кровь. Я поднял взгляд и увидел его, нависающего надо мной и ухмыляющегося.

— Хорошая скотинка. Кровоточит. Убережёт от проблем.

— Ой, отъебись, — устало произнёс я.

Затем я сел, наклонился вперёд и воткнул нож ему в бедро по самую рукоятку. Настала его очередь вопить. Я отскочил назад, стараясь избежать ответного удара мачете. Я снова поднялся на ноги и заковылял подальше от него.

Он продолжил гнаться за мной, даже не удосужившись вытащить нож. Я принялся хватать всё подряд и бросать в него, даже не разглядывая, что попадает мне в руки. Дуршлаг, чайник, бутылка масла, коробка с чайными пакетами; ничто не смогло его замедлить. Всё бесполезно.

Я повернулся и поспешил к двери.

Заперто. Я судорожно посмотрел по сторонам. Это была не та дверь, через которую входили Уильямс, Петтс и я, это другая сторона комнаты. Это была… ох, бля, это была дверь в морозильник.

Я в ловушке.

По обе стороны от меня тянулись длинные рабочие столы. Позади меня запертая дверь, а передо мной какой-то доморощенный Джейсон Вурхиз, измазанный кровью и ухмыляющийся.

— Пора истечь кровью, мальчик.

Бежать некуда, взять что-нибудь для защиты или нападения, тоже нечего. Только я, он и здоровенный нож.

«Похуй».

Я склонил голову и бросился на этого гада. Я врезался ему в живот и на этот раз, имея две поврежденные ноги, он потерял равновесие и упал на спину. Мы рухнули на пол, покатились по кафелю и — аллилуйя! — я увидел, как его мачете закатилось под столы. Мы боролись, каждый пытался завладеть преимуществом, но мы оба были измазаны в крови и наши руки постоянно скользили друг по другу. Я пытался дотянуться до его горла, но он был гораздо сильнее. Он опустил мои руки, каким-то образом развернул меня, крепко вцепился в мою одежду и прижал меня лицом к полу. Он обхватил рукой мою шею, прижал внутреннюю сторону локтя к моей шее, которая уже была в синяках и порезах, и сдавил.

Второй раз за этот час меня пытались задушить, и я не видел никаких путей к спасению. Я брыкался, пинался, пытался повернуть голову, царапался, охал и ругался, но он был крепок, словно камень, навалившись на меня. Я не мог сдвинуться ни на дюйм.

Снова в глазах потемнело, в ушах поднялся рёв.

И вдруг мои дёргающиеся руки наткнулись на что-то твёрдое. Нож — он всё ещё торчал из его бедра! Я ухватил его, повернул и вытащил. Он зарычал и сжал меня крепче. Я не мог поднять руку, чтобы попасть во что-нибудь жизненно важное, поэтому снова ударил его в бедро.

А потом ещё раз.

И ещё раз.

И ещё.

Я продолжал колоть его ножом изо всех сил, но по мере того, как тело отказывало мне, удары становились всё слабее и слабее.

Вскоре нож выпал из окровавленной ладони и я отключился.

В себя я пришёл где-то через пару минут. Мёртвое тело моего преследователя всё ещё лежало на мне, но хватка на шее ослабла. Я полежал секунду, приходя в себя. Он не дышал. Я зарычал, скидывая его с себя, поскользнулся и поехал по окровавленному полу, пока, наконец, не сумел подняться на ноги. Остановившись только для того, чтобы подобрать мачете, я уковылял прочь, обратно в сад.

Горло болело настолько сильно, что дышать я мог только короткими вдохами. Бок в том месте, куда попал мой собственный нож, горел. Я был весь в синяках, голова кружилась, и я весь, абсолютно весь, с головы до пят, был покрыт кровью — как своей собственной, так и человека, которого я убил.

«Нет, не думай об этом. Не думай об убийстве, об интимности этого дела, о проникновении, брызгах и гладкости мёртвой кожи. Не думай о его дыхании на своей шее, его ладонях на своем горле, о колене на своей спине. Не думай о том, насколько ужасно и тошнотворно это отличалось от клинически чистого выстрела. Не думай об этом. Оставь на потом. Кошмары будут позже. Надо действовать».

Я выбрался под солнце и прислушался. Песнопения прекратились, но я всё ещё слышал гул большой толпы людей. Мой путь к свободе оставался прежним, поэтому я направился туда, где до сих пор должен был лежать без сознания Петтс. Однако на месте его не оказалось. Пришёл ли он в себя и убежал, или его нашли и взяли в плен? Я выглянул из-за изгороди и увидел людей с мачете, конвоировавших горожан в крытые тентом военные грузовики, что стояли около парадного крыльца. Людей собирались увезти, вероятно, на главную базу.

Один человек стащил труп женщины с эшафота и швырнул его в кузов к живому скоту.

«Господи, они и трупы забирают. Неужели они тоже каннибалы?».

Внезапно я заметил Петтса, который держался за голову, полностью дезориентированный, и которого запихивали в кузов. Надежды на спасение не было. Ему придётся рискнуть.

Делать здесь было больше нечего. Я должен был возвращаться в школу и предупредить о неминуемом нападении со стороны остатков ополчения Хилденборо, если только оно уже не состоялось.

Я как можно быстрее пересёк открытое пространство, а затем снова укрылся на дороге за живыми изгородями и оврагами. Даже простейшее преодоление оврага можно было счесть достижением, учитывая, что я его таки преодолел. Следом я пересёк поле и оказался под прикрытием леса.

Мимо женщины, измазанной кровью, с оружием в руках, преградившей мне путь и смотревшей на меня с удивлением.

— Теперь спасён.

Она отметила мой окровавленный внешний вид и кивнула.

— Теперь спасена, — ответила она.

И отпустила меня.

Я не имел ни малейшего представления, что ждало меня в школе, но это трёхмильное путешествие показалось самым длинным в моей жизни. Хотелось бежать, но я не мог. Получался лишь неуклюжий полу-бег.