Он повернулся, сорвал простыню со скульптуры, и открылась фигура из гипса, сиявшая в отраженном снежном свете. Это был мальчик лет двенадцати, одетый в школьную форму. В одной руке он держал стопку книг, а в другой у него был ранец с ярко-красным крестом. Под фигурой стояла табличка с надписью: «Из тьмы через мудрость и сострадание», а ещё ниже список погибших.

Мы все изумлённо таращились на блестящую статую. Я и не думал, что Хаммонд способен изобразить нечто, столь хорошее. И, судя по выражениям лиц остальных, никто не думал.

— Всю мою жизнь, школа была для меня домом, — произнёс Хаммонд. — Она представляет всё, во что я верю и ценю — доброту, долг, образование и уважение. Превращение её в военный лагерь принижает всё, на чём она стоит, и я не позволю этому случиться.

Кто-то начал хлопать. Матрона. Она поднялась на ноги и зааплодировала. Её примеру последовали все взрослые вместе с Обеденной Леди.

Бейтс был багровым от ярости, он смотрел на этот пример несоблюдения дисциплины, он замер, шокированный открытым неповиновением тому, чего он пытался достичь.

Затем один, другой третий, все мальчики начали аплодировать. Вон оно, решил я. Это мог быть тот самый миг, когда мы отойдём от края, бросим игры в военных и немного восстановим царство разума и гуманизма; миг, когда мы выдернем ковёр из-под ног Бейтса и Мака и возьмём всё в свои руки. Всё зависело от того, как наши прославленные вожди ответят на этот мятеж.

Бейтс вскочил на ноги и бросился к Хаммонду, который остался стоять на месте.

— Ох, бля, — прошептал я. — Понеслась.

— Мне следовало бы пристрелить вас на месте за неподчинение, — прошипел он.

Аплодисменты стихли, когда все заметили, что ладонь Бейтса сжимает кобуру с пистолетом.

— Неподчинение? — переспросил Хаммонд. — Я вам не подчиняюсь. Мне никто не может приказывать, особенно сбитый с толку учитель истории, возомнивший себя фельдмаршалом Монтгомери.

Я готов был его обнять за эти слова. Это было всё, что я мог сделать, чтобы не радоваться. Мак всё ещё стоял на месте, по стойке «смирно», глядя перед собой. Офицеры, те, что не аплодировали, также стояли спокойно, но я видел, что они нервничали, не знали, что делать. Они смотрели на Мака в поисках решения, но тот молчал, позволяя действию развиваться своим чередом. Ситуация, и будущее школы, балансировала на лезвии ножа.

— Этим мальчикам нужна сильная рука, им нужна защита. — Бейтс старался не кричать, но всё равно в воцарившейся тишине его голос звучал очень громко.

— Да, нужна. От вас и этого психопата! — Он указал на Мака, на лице которого не дрогнул ни единый мускул. — Поглядите, чего вы достигли с тех пор, как взялись за командование? Двоих мальчиков повесили в Хилденборо, ещё двоих убили и ранили во время приступа глупого военного авантюризма. Ваш заместитель, насколько мне известно, за последние две недели убил четверых человек. А эта школа, которая должна была быть гаванью безопасности и познания, которая должна предоставлять убежище и помощь всем потерявшимся детям, бродящим вокруг среди всего этого хаоса, превратилась в чёртову крепость. Мы должны были высылать отряды за детьми, а не за оружием. Разве вы не понимаете?

Бейтс достал пистолет. Трудно было сказать, было ли это сделано сознательно или нет, но он стоял лицом к лицу с Хаммондом, крепко сжимая пистолет, дрожа от едва сдерживаемой ярости и безумия.

Я заметил, как Грин шагнул вперёд, словно, желая вмешаться, но Мак бросил на него предупреждающий взгляд. Грин присмирел и вернулся в строй.

— Мистер Хаммонд, боюсь вам больше не рады в этом учреждении. Приказываю вам уйти.

Хаммонд рассмеялся Бейтсу в лицо.

— Вы не можете приказать мне уйти. Это место является моим домом в гораздо большей степени, нежели вашим. Я был здесь ещё, когда ваш отец ходил в подгузниках, юноша. Это моя школа, не ваша, и чтобы избавиться от меня, вам придётся меня убить.

— Нет, я не стану, — произнёс Бейтс.

Он повернулся к Маку.

— Майор, вы и ваши люди немедленно выведите мистера Хаммонда отсюда, — сказал он.

— Есть, сэр! — рявкнул Мак и кивнул офицерам, которые вскинули винтовки и вышли вперёд.

В этот момент Матрона вышла вперёд, чтобы вмешаться, однако Мак перегородил ей дорогу и прошипел:

— Ну-ка, села, сука.

Та побледнела и села.

Видя приближающегося Мака, Хаммонд выпрямился и выпятил грудь. Пугаться он не собирался.

— Вы не можете отдать меня этому человеку, Бейтс, — выкрикнул он. — Мы оба знаем, через час я буду мёртв. А эти ребята не позволят этому случиться, правда, парни?

О, каким же ошибочным было это заявление. Потому что мальчики не издали ни звука. Они были слишком напуганы вскинутыми винтовками офицеров, слишком прибиты ужасами, что объяли их жизни за последний год, слишком привыкшими бояться Мака. Они наслаждались кратким безумным мигом бунта, но едва они прекратили аплодировать, их собственный ужас заполнил тишину.

Нортон в отчаянии посмотрел на меня, ожидая указаний. Если бы я кивнул, он заговорил бы.

Надо ли было дать ему сигнал? До сих пор над этим думаю. Если бы я это сделал, Нортон шагнул бы вперёд, поднял мальчишек на бунт, всё сложилось бы иначе. Возможно, удалось бы предотвратить кровь и смерть. Но я не был уверен. Дело казалось слишком рискованным. Я покачал головой, Нортон стиснул зубы и промолчал. В этот миг неопределенности и трусости мы приговорили себя к тому, что случилось дальше.

Наблюдая за медленным угрожающим приближением Мака и молчаливым одобрением мальчишек, Хаммонд начал понимать всю тяжесть своего положения.

— Нельзя этого делать, Бейтс. Ради всего святого, поглядите на себя, поглядите, что вы творите! — Теперь в его голосе слышались нотки отчаяния и мольбы.

— У Мака приказ вас выгнать, — сказал Бейтс. — И именно так он и поступит, так ведь, Мак?

— Так точно, сэр!

Мак вышел из-за спины Бейтса, щеря зубы на Хаммонда. Бейтс шагнул вперёд с поднятым пистолетом, чтобы окружить Хаммонда и не дать ему сбежать. Хаммонд презрительно отпихнул пистолет. Бейтс снова его вскинул. Хаммонд снова его отпихнул. Бейтс вскинул оружие, чтобы ударить старика, но тот схватил Бейтса за руку.

Все смотрели кино. Все знают, что будет дальше. Двое мужчин сцепились за обладание оружием, прижались друг к другу, почти обнялись, боролись за пистолет. Затем выстрел — внезапный, неожиданный, эхом отдающийся от домов и деревьев, повторяющийся раз за разом, затихая, пока двое мужчин вдруг замерли, напуганные зрители ждали, кто же из них упадёт.

Хаммонд отступил от Бейтса, на его лице растерянность и страх. Затем он завалился набок, упал в снег, дёрнулся и умер.

Бейтс стоял на месте с дымящимся пистолетом в руке. Он таращился на тело Хаммонда и, казалось, прирос к месту.

Роулс выскочил из строя и побежал к школе, плача. Мак, не раздумывая, вытащил пистолет и выстрелил в воздух.

— Ещё один шаг, Роулс, и пойдёшь под суд за дезертирство! — выкрикнул он.

Роулс повернулся, его лицо блестело от слёз и соплей, нижняя губа дрожала.

— Вернись в строй, пацан, живо!

Роулс прошаркал обратно с широко открытыми глазами, и вернулся в сомкнутые ряды мальчишек, каждый из которых отражал его страх и неуверенность.

— Вы все на параде. Вы не можете уйти, пока вас не отпустят. Понятно?

Мальчики стояли молча.

— Я спрашиваю, вам понятно? — прорычал Мак.

Послышалось нерешительное:

— Так точно, сэр.

— Очень надеюсь, блин, что понятно.

Мак повернулся к офицерам. Пейтел и Вольф-Барри сдерживали Матрону, которая рванулась к Хаммонду сразу же, как только его подстрелили.

— Зейн, Пьюг, отнесите тело Хаммонда в лазарет.

Так они и сделали.

Бейтс так и стоял на месте.

Мак обратился к отряду:

— Полковник прав. Здесь нет места для благотворительности, нет еды для халявщиков, нет постели для ебучих нытиков. Будем держаться вместе, будем стоять на своём, будем жить. Хаммонд считал иначе, и посмотрите, к чему это его, блядь, привело.